Потребовалось многое, и в первую очередь — гнать от меня взашей скептиков и советчиков. В первый день они меня попросту измучили, мешая разрабатывать широтно-импульсный модулятор и управляемый электронный фазовращатель из той дряни, что была у меня под руками. Мозги кипели. Знаете, как построить дом? Берутся бетонные блоки для фундамента, балки для каркаса и плиты для перекрытий… Нет бетона? Тогда кирпич. Нет кирпича? Ладно, мы люди не гордые, поставим обыкновенную бревенчатую избу… Что, и бревен нет? И досок, и фанеры? Тогда придется строить шалаш из соломы или прутиков по методу поросят Наф-Нафа и Ниф-Нифа — паршивое, но все же жилище.
Вот примерно по этому принципу я и конструировал блок управления Привратником. Потом, уже на Земле, сделаю настоящий, а пока сойдет и эрзац. После калибровки он должен сработать всего один раз. Но обязательно правильно.
Так я говорил. И знал, что Привратник должен сработать правильно не один раз, а три. Три раза.
На второй день я приступил к практическому воплощению идеи — разломал на детали всю электронику, что была под руками. Хуже всего было то, что я не помнил разводку многих микросхем и отдельных транзисторов, вдобавок не было измерительных приборов, так что для начала мне пришлось собрать пробник с акустической индикацией.
Монтажный стол я устроил на броне, захватив под свои нужды ее наибольший горизонтальный кусок. Он же служил заземлением для борьбы с электростатикой. К счастью, стояло безветрие, и мелкие детальки с брони не сыпались. Паять приходилось нагретым в костре десантным ножом, добывать флюс — из смолы растущих на сопках деревьев, взглянуть на которые я так и не удосужился. Все лишнее — вон из головы! Проветрить мозги, пыль с ушей стряхнуть! До сих пор я только баловался с техникой — сейчас начиналась настоящая работа.
Я затребовал у Стерляжего подсобников и получил право забирать всех, кто в данный момент не занят сбором топлива, тасканием воды из ручья и приготовлением пищи. Пришлось отменить запрет на хождение в одиночку. Стерляжий взял на себя пищевое снабжение и надолго уходил за сопки, имея в руках шотган, повесив на плечо автомат и прицепив к поясу две гранаты РГД. На третий день он истратил обе, встретившись с рассерженным носорогом, едва унес ноги и вернулся без добычи, зато совершенно перестал заикаться. Я давно подозревал, что носорог — животное полезное. Вредных, по-моему, вообще не бывает, если не считать москитов и некоторых людей.
— Получается? — тревожным шепотом спросила Надя в сто пятидесятый раз, не забывая обмахивать меня веточкой от гнуса. — Угу. — Как раз в эту минуту я обжег пальцы — сильно мешало отсутствие пинцета — и в который раз пожалел, что позволил втравить себя в это дело. Сидел бы лучше на Луне-Крайней! — Больно? — посочувствовала Надя. — Погоди, я сейчас йодом смажу… — Пройдет, — отмахнулся я. — Дай сюда вон ту плату… Ничего, скоро у меня этот колобок заработает как миленький! — От полудохлой батарейки? — скривился следящий за костром Аскольд.
Тяжело общаться с неграмотными. Я вздохнул: — От батарейки или от танкового аккумулятора мы запитаем только управляющую схему. Чтобы разбудить колобок. А уж откуда он возьмет энергию для работы, мне дела нет. Возьмет откуда-нибудь. Может, сожрет остаток сверхновой или высосет звезду… — Например, Солнце. — Так уж и Солнце. Звезд полно, выбор велик. И вообще насчет звезды это я так, к слову. Может, он черпает энергию из мозгов разных умников вроде одного моего знакомого спеца по контакту с живыми объектами…
Аскольд обругал меня, но я уже был слишком занят, чтобы отвечать. Я выпаивал из платы микросхему и был озабочен тем, как бы ее не спалить. А Надя произнесла вполголоса, чтобы не слышал Аскольд: — Спасибо, Свят. Угм. — Ты умничка, и я тебя люблю. Ты сам догадался, — М?.. В смысле?
— Еще в тот день, когда ты показал всем, на что способен Привратник, я хотела попросить тебя сделать управление к нему, да не решилась. Думала, ты возмутишься… а ты сам…
Вот и пойми этих женщин. Выходит, мы зря потеряли целую неделю.
А может, и не зря. Если бы я дозрел раньше, то раньше бы и сообразил, что делать и как начать.
И чем закончить.
Мне просто-напросто было необходимо дозреть самому. Без подсказок.
Поймет ли меня Надя — вот в чем вопрос. Я ведь тоже ее люблю, я просто млею и таю в ее присутствии и тем не менее собираюсь сделать то, что наметил. Поймет ли она, что одно можно совместить с другим?
Дело двигалось вдвое медленнее, чем я предполагал, впятеро медленнее, чем мне хотелось, и вдесятеро — чем мечталось остальным. Опасаясь напортачить, я заставлял себя не спешить, время от времени отдыхал, насвистывая себе под нос «Мы — дети Галактики», и вообще старался работать методически, как робот-сборщик, даже спокойнее, потому что любого робота в таких собачьих условиях хватила бы кондрашка. К заходу солнца было сделано всего ничего. Аскольд выходил из себя, но делал это молча с тех пор, как Стерляжий бешено его выругал и посулил лишить премиальных, если он не перестанет мне мешать. Еще вчера плевать было Аскольду на премиальные, но то было вчера. Сегодня появилась надежда.
Даже вера. У них. Во мне ее не было ни на грош, да и надежда на успех таяла с каждым халтурно выполненным контактом, с каждой сомнительной деталью, пошедшей в дело за неимением лучшей.
С другой стороны, выбора у меня не было. Если, согласно старой байке, в военное время значение синуса может достигать четырех, то и блок управления, собранный без всяких инструментов, на коленке, в принципе может заработать. Правда, с не меньшей вероятностью он может испустить дымок и замолчать навеки.
Насчет Пескова я не волновался. Я знал, что он не рыпнется, пока я не налажу управление Привратником, и вел себя с ним почти по-приятельски, вместо того чтобы сломать ему шею. Он исполнял функцию «подай-принеси», поддерживал дымокур, грел в старой консервной банке древесную смолу, разгоняя ее на скипидар и канифоль, но все же я предпочитал, чтобы рядом со мною находился не он, а Надя или хотя бы Аскольд. Так было немного спокойнее и во много раз приятнее.
Только на пятый день я закончил сборку схемы — издали ее можно было принять за помесь каракатицы с мотком колючей проволоки — и решился перейти к испытаниям. Взяв из аптечки лейкопластырь, я прикрепил к Привратнику три провода — пока что наугад. В качестве регуляторов я приспособил два верньера — один для выбора места, другой для времени. К сожалению, один регулятор влиял на другой, так что приходилось крутить сразу оба.
— Отошли бы вы все подальше, что ли…
Они предпочли всего лишь укрыться за танком. И то правда: если уж колобок рванет, то рванет так, что в наилучшем случае от нашей котловины, да что там — от половины материка останется одна большая оплавленная яма, а от нас — безликие фотоны, свободно распространяющиеся по Вселенной и не знающие границ человеческой резервации, потому что они всего лишь фотоны, а не люди…
К исходу первого часа бесплодных усилий заставить колобок слушаться команд управляющего блока я осатанел и прекратил попытки. К счастью, у меня, как обычно, хватило ума сообразить, что в сильном раздражении лучше держаться от техники подальше. От людей, кстати, тоже. Из-за танка давно уже торчали головы любопытствующих, количеством четыре. Я только цыкнул на них, и они мгновенно убрались.
В меня пока еще верили. А я явно делал что-то не то. Вернее всего — бился лбом о каменную стену, не догадавшись поискать рядом отпертую дверь. Нахватался от Стерляжего дурных привычек. Наверное, стену можно пробить и лбом, но у меня нет столько времени.
Хочется кратчайших путей? Перехочется. Кратчайший путь не всегда самый быстрый.
— Свят, как дела? Стерляжий. Опять высунулся. Начальство бдит, чтобы подчиненные не валяли дурака. Нет зла большего, чем безначалие, — в этом тезисе начальство всегда абсолютно уверено. А я уверен в том, что не бывает абсолютных правил.
— Скройся, не мешай!
Мало-помалу успокоившись, велев остальным не пялиться на меня, а вести наблюдения за местностью на предмет явления плиоценовых крокодилов и прочих безобразий эволюции, а главное, молчать в тряпочку, я положил на ладонь теплый колобок и начал осторожно оглаживать его кончиками
