вдоль невидимой границы.
– Медленно… ко мне!
Он зря беспокоится. Я возвращаюсь назад по примятой мною траве, зачем-то стараясь идти след в след, – сам понимаю, что это смешно, но никто надо мной не смеется.
Максютов – свите:
– Оставьте нас.
Приказание выполняется беспрекословно всеми, включая начальника штаба округа. По лицу Максютова гуляют желваки и пятна.
– Дур-р-рак!
Истинно так. С этим тезисом я не спорю даже внутренне. Безумству храбрых… Должно быть, голову напекло.
– Хорошо, что цел остался, – уже спокойнее ворчит Максютов. – Везет гм… некоторым. Теперь рассказывай, что чувствовал.
– Мне показалось…
– Креститься надо, когда кажется!
– По-моему, он меня вообще не заметил. Или заметил, но не придал значения.
– То есть полностью проигнорировал? Так?
– Так точно.
– Не ожидал от тебя такой глупости, – цедит Максютов. – Твое дурацкое счастье, что все обошлось. Ну вот что, герой… Еще раз выкинешь что-нибудь без приказа – твой пропуск к Объекту будет аннулирован. А пока впредь до особого распоряжения будешь находиться снаружи внутреннего кольца оцепления, ты понял?
– Понял.
– Повтори.
– Буду находиться вне внутреннего кольца оцепления.
Максютов выбрасывает указующий перст в сторону зияющего в боку чудовища туннеля.
– Ты туда войдешь, можешь не сомневаться. Но запомни: ты войдешь туда в последнюю очередь.
– Виноват, – запоздало признаю я, хотя лучше бы мне помолчать. – Не знаю, что на меня нашло. Сначала, разумеется, роботы…
– Сначала роботы, затем добровольцы. Потом ты. Если в этом будет смысл.
– Есть добровольцы? – не выдерживаю я.
– Будут.
На мертвеца наткнулись случайно, сводя под корень неудобный клин леса, подступивший к самой проволоке. И сразу валка деревьев застопорилась, перестали надсадно звенеть вгрызающиеся в древесину бензопилы, а выслушавший сбивчивый доклад Максютов, скосив в мою сторону один глаз, буркнул: «Иди займись делом». Кажется, после моей выходки он перестал мне доверять, подозревает влияние Монстра на мою психику и ровно дышит лишь тогда, когда между мной и Объектом расстояние, превышающее один бросок…
Век бы не видеть мертвецов, а таких и подавно. Невзрачному мужичонке средних лет в поношенном пиджачишке, лоснящихся на заду брюках с лохматой прорехой на коленке и мятой кепчонке (найденной метрах в сорока от трупа) крайне не повезло. Целых костей практически нет, пах и брюшина разорваны, на вывалившихся внутренностях пируют мухи и черные лесные муравьи. Запах тления уже вполне ощутим.
– Не топчитесь тут… Кто обнаружил труп?
– Рядовой Веремеев.
Краткий допрос Веремеева ничего путного не дает. Солдатик подхихикивает, унимая нервы, и старается казаться хватом. Чо? А ничо, товарищ майор. Прикидывал, в какую сторону лучше свалить сосну, едва не споткнулся об этого жмура…
– Что скажешь? – спрашиваю Скорнякова, давя на своей щеке крупного слепня. Тут они уже осмеливаются летать и охотиться, но пока что не стаями.
Саша пожимает плечами.
– Я не судмедэксперт, но…
– Я тоже. Без предисловий.
– Вероятная причина смерти – падение с большой 'высоты. Разорванные внутренности – следствие удара об острый сук… вон о тот скорее всего. Тело лежит здесь как минимум с утра.
– Или со вчерашнего вечера?
Саша с охотой кивает. Он думает о том же, о чем и я.
– Монстр… – И, взвизгнув, бьет себя по шее. Напрасно – слепень успел смыться и, жужжа, летает вокруг нас по сложной орбите. Болевая чувствительность у Сани выше, чем следует, – не столь уж редкая особенность мужественных красавцев.
– А не инсценировка ли это? Железная дорога, а? Мне приводят аргументы, что нет, ни в коем случае, но я и сам прекрасно это вижу, вопрос задан больше для проформы. Во-первых, след падения прослеживается по поломанным ветвям на сосне, во-вторых, тело впечаталось в землю так, что выбило отчетливую вмятину, в-третьих, на ногах трупа стоптанные полуботинки, а набравший хорошую скорость локомотив, как известно, обладает способностью разувать отброшенных им несчастных раззяв. В- четвертых, железнодорожная ветка находится хотя и недалеко отсюда, но все же с той стороны Чепцы. Вряд ли кому-то достало бы сил и желания сначала толкнуть беднягу на рельсы перед мчащимся составом, а потом тащить труп семь-восемь километров да еще переправлять через реку.
В-пятых, мне случалось видеть всяких разбившихся – и о землю, и о мчащийся локомотив, а кроме того, целая галерея характерных примеров записана в меня через чип. Я тоже не судмедэксперт, но мешок костей от мешка с костями как-нибудь отличу.
– А не пропавший ли это сторож? Где Штукин? Коля уже тут и отрицательно мотает головой. В подтверждение сует мне добытую фотокарточку сторожа и брезгливо смахивает с лица трупа муравьев.
– Да. Не он.
– Даже по возрасту. Этому лет сорок пять, не больше, а сторожу шестьдесят один…
– Коля, – задушевно говорю я. – Не томи, колись быстрее. Что ты успел накопать?
Секунду Коля размышляет, имеет ли он право доверить мне информацию о личности пропавшего сторожа или обязан запросить на то санкцию Максютова. Сомнения разрешаются в мою пользу.
Пока ничего сверхинтересного. Сторож – личность убогая, совершенно безвредная и, по многочисленным свидетельствам его знакомых, немного слабоумная. Свою задачу видел в недопущении на территорию свинокомплекса посторонних, подозревая их исключительно в подрывных намерениях, молод чушь о диверсантах, а однажды прославился на всю округу, выпалив из помпового ружья поверх головы нового губернатора, совершавшего ознакомительную поездку по району, и положив его мордой в грязь вместе с растерявшейся охраной. Спасибо, губернатор отнесся к происшествию с юмором и попросил директора комплекса не принимать мер, благодаря чему сторож сохранил за собой место и с неменьшим рвением продолжал оберегать вверенный ему объект от внешних врагов. Вынести мимо него краденный из коптильного цеха окорок не составляло никакого труда.
При слове «окорок» Саша Скорняков, озабоченно изучающий раскинувшуюся над нами крону сосны, светлеет лицом.
– Кстати… не он ли там застрял в развилке?
– Где?
– Вон там. С вашего места не видно, идите сюда. Да… Что-то есть.
– Спилить, – командую я.
С натужным кряхтеньем, со скрипом и стоном кренится сосна – комлем к трупу – и, ломая ветви соседкам, все равно обреченным на уничтожение, гулко ухает в подлесок.
Точно. Окорок. Копченый. Судя по вкусному запаху, еще не испорчен. Пива бы к нему…
Стоп! «Чиппи!» Еще немного – и я воспользуюсь специальным аксессуаром для фильтрации ненужных мыслей, но само обращение к чипу уже является способом встряхнуть размягченные жарой
