их любовь с Тони.
Да, такую музыку можно слушать только здесь, на берегу моря, в обществе возлюбленного, подумала Лиз. Правильно, что ее не передают наши радиостанции. Под эти мелодии невозможно ни работать, ни вести машину: они не способствует собранности, наоборот, расслабляют и заставляют забыть обо всем на свете. Да, только море, вино и любимый мужчина — вот что такое греческая музыка…
— Ты не совсем права, любимая, — улыбнулся Тони, когда Лиз поведала ему свои мысли. — Есть у греков и другая музыка. В особенности здесь, на Крите. Когда мы с тобой отправимся на ночную дискотеку, ты в этом сама убедишься. Под эти мелодии вспыхиваешь, словно пламя, они не расслабляют, а разжигают внутри тебя огонь. Под нее красивые девушки танцуют на столах, а смелые юноши исполняют рискованные трюки.
— Откуда ты все это знаешь? — лукаво спросила Элизабет, ласково тронув Тони за руку. — Разве ты уже был на острове? Признавайся, ты уже переживал здесь любовь? У тебя когда-то была прекрасная гречанка?
— Вряд ли ты рассчитывала найти во мне девственника, — отшутился Тони и нежно поцеловал ей руку. — Мне ведь столько же лет, сколько тебе, малышка. Ну, может, на парочку больше, — элегантно поправился он. И я не спрашиваю, кто был у тебя до меня: грек, француз или эскимос с Аляски.
— Да уж, Тони, лучше не спрашивай, — попросила Лиз, глядя ему в глаза. — Мне трудно говорить об этом. Не хочется, если честно, портить чудесное настроение. Когда-нибудь потом, возможно, я расскажу тебе. О том, кто превращал мою жизнь в ад. А теперь, кажется, и совсем хочет меня ее лишить… Но сейчас мне совсем не хочется об этом говорить. Не будем тратить на него время. Давай лучше просто посидим здесь и послушаем музыку.
— Дорогая, между прочим, я зверски голоден, так что на одну музыку не согласен, — рассмеялся Тони и подозвал официанта. — Принесите, пожалуйста, для начала два салата с морепродуктами и кувшинчик белого вина. Ты не возражаешь? — спросил он Лиз.
Она счастливо кивнула. Ей было абсолютно все равно, что есть, и тем более что пить, в эту минуту. Она была пьяна любовью и хотела, чтобы это волшебное состояние длилось как можно дольше.
Тем временем официант принес белое местное вино и разлил по бокалам, поставил перед ними свежайший хлеб домашней выпечки в корзинке.
— У меня есть тост, — неожиданно сказал Тони. Лиз показалось, что голос его прозвучал как-то необычно и торжественно. — Я хочу выпить за судьбу, которая свела нас вместе и сделала счастливыми. — Он посмотрел в глаза Элизабет, осушил бокал до дна и нежно поцеловал ее в губы.
Лиз замерла. Ей почему-то показалось, что сейчас последует продолжение. И она не ошиблась.
Тони долил вина Лиз, наполнил свой бокал и продолжил:
— Ты, Лиз, снова научила меня радоваться жизни, как в юности, подарила несколько чудесных дней, наполнила их смыслом.
— Почему ты говоришь в прошедшем времени? — забеспокоилась Лиз. — Мы же еще не уезжаем…
— В этом-то все и дело, — грустно сказал Тони, глядя ей прямо в глаза. — Все на свете кончается, дорогая. И часто — гораздо раньше, чем мы того ожидаем или хотим. Понимаешь, сегодня рано утром пришло сообщение с моей фирмы. Там очень серьезные проблемы. Без меня их никому не решить. На кону — само существование компании. Надо вылетать как можно раньше. Чартер в Штаты отправляется раз в неделю. Буду добираться на перекладных, через Лондон. Я уже узнал: билет на чартерный рейс можно поменять прямо в аэропорту. За определенную мзду, разумеется.
— А я… Как же я? — Лиз меньше всего ожидала от себя такого. Слезы хлынули по ее лицу потоком, словно включили водопроводный кран.
Она сидела с окаменевшим лицом, не издавая ни звука, а соленый поток заливал ее щеки и губы, капал на белоснежный кружевной топик, смешивался с вином в прозрачном бокале.
Элизабет Кэнди, член совета директоров, рыдала как школьница и не могла с собой ничего поделать. Она уже не помнила, когда в последний раз плакала так горько. Наверное, на выпускном вечере, когда одноклассник, в которого она была влюблена, не пригласил ее танцевать. В замужестве она уже так не плакала. Скандалы с Майком, даже его побои вызывали у нее не слезы, а злость, порой отчаяние и всегда — желание поскорее изменить свою жизнь. Неприятности на работе, проступки детей — все это тоже не могло заставить ее заплакать.
Элизабет Кэнди была человеком действия, волевой деловой женщиной двадцать первого века. А тут… Почему она плачет так горько? Это же просто короткий курортный роман — из тех, что всегда кончаются. Рано или поздно. На что, собственно, она надеялась? Что Тони будет любить ее вечно? Что они умрут в один день? Бред из книжек для подростков. Что они вернутся в Америку и поженятся? Тоже идиотизм. Так не бывает после нескольких дней знакомства. Она же, кстати, ничего не знает об этом человеке. Ни о его работе, ни о его семье. Не говоря уже о счете на его кредитке.
Они с Тони в эти дни делились самыми интимными переживаниями, однако ничего не рассказывали друг другу о главном: о доме и детях. Люди при первом знакомстве обычно узнают друг о друге гораздо больше, чем известно им сейчас. Да, Тони отличный любовник, но нельзя же всю жизнь провести в постели… Все равно через две недели им пришлось бы расстаться. Почему же сейчас она плачет навзрыд? Да еще на виду у официанта, бармена и редких посетителей таверны…
— Перестань, дорогая! — Тони осторожно вытер ее лицо своим большим носовым платком. — Ну-ну, Лиз, здесь целое море соленой воды, сейчас оно выйдет из берегов, — пошутил он, но Элизабет все еще было не до смеха.
Она плакала, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Вернее, мечту, которую она сама себе придумала.
— Лиз, Лиз… У нас впереди еще целая ночь! Так давай же проживем ее весело, чтобы потом вспоминать много лет нашу любовь, — предложил Тони и осушил второй бокал до дна. — Сегодня вечером я приглашаю тебя на одну из тех сумасшедших дискотек, что работают здесь, на острове, ночи напролет. Будем зажигать так, что молодежь лопнет от зависти. — И Тони поцеловал ее долгим и нежным поцелуем.
Лиз немедленно растворилась в этом поцелуе, не ощущая больше ничего: ни грусти, ни страха, ни сожаления. Только наслаждение и счастье близости с любимым мужчиной… Неизвестно, сколько длился этот поцелуй… Наверное, как все настоящие поцелуи, вечность.
Их оторвал друг от друга внезапно раздавшийся грохот.
Лиз взглянула в ту сторону и… не удержалась от улыбки. У входа на террасу растянулся долговязый господин. Желтая бейсболка съехала на лоб и полностью закрыла его лицо. На ногах у господина были надеты роликовые коньки, которые, видимо, его и подвели. Говоря языком дорожной полиции, турист не справился с управлением своими собственными ногами. Это и немудрено, учитывая длину этих самых ног… Впрочем, они и сейчас жили своей странной, отдельной от хозяина жизнью.
Ухватившись обеими руками за деревянный столб, подпиравший террасу, «спортсмен» безуспешно пытался подняться. Наконец он неуклюже выпрямился и оказался… подданным Ее Величества, недавним знакомцем Лиз по имени Джон Бриттен.
— Привет, — смущенно поздоровался он с Лиз и Тони, не решаясь отпустить спасительный столб.
— Привет, Джон! — Лиз улыбнулась ему ободряюще, изо всех сил стараясь не расхохотаться. — А почему вы на роликах?
— Да вот поехал прокатиться перед обедом и не смог вовремя затормозить. Следом за мной мчатся Молли и Бетти, боюсь, у них получится не лучше.
Действительно, сразу же после этих слов у крыльца с визгом и стоном рухнули сразу две весьма крупные женские фигуры. Когда дамы, опираясь на перильца, предательски заскрипевшие под их весом, медленно поднялись, Лиз узнала двух леди, встреченных в ущелье, и вспомнила, как вздыхали бедные ослики под их тяжестью.
Вероятно, у них здесь, на острове, многоборье по выживанию, с улыбкой подумала Лиз. Интересно, какие еще экстремальные виды остались неохваченными? Прыжки с парашютом? Дайвинг? Вот бы знать… Главное, не оказаться на пути у этой троицы во время их очередного марафона с препятствиями.
