покосился на людей с винтовками и потребовал документы.
Кошарнов вполне понимал, что их всех ждет, если они попадут в руки врага.
Три дня назад в слободе Сахалин офицер контрразведки в упор застрелил осмотрщика вагонов Андрея Колесова, у которого при обыске нашли перочинный нож. На вопрос, для чего оружие, Колесов усмехнулся и сказал: для очинки карандашей. Офицер счел ответ издевательским и, заподозрив неладное, выстрелил в рабочего.
Теперь обстоятельства были сложнее, и обе стороны напряглись и готовились к немедленным действиям.
— А ты кто таков, чтоб требовать справку? — с нарочитой грубостью спросил подпольщик, затягивая время и давая возможность своим занять удобную позицию.
Но офицер не стал ни кричать, ни грозить — не то теперь время. Объяснил угрюмо:
— Идешь с оружием. Я должен проверить. Вот посвидка про особу.
И достал из кармана удостоверение контрразведки.
Взглянув на документ и мгновенно запомнив редкую фамилию «Чубатый», Кошарнов вытянулся и щелкнул каблуками.
— А-а, это иное дело. Тогда вот тебе и моя справка!
И, вырвав из кармана наган, стал стрелять в офицера. Остальные боевики разрядили оружие в солдат.
Контрразведчика тотчас обыскали, взяли оружие и документы, сунули их в свои карманы.
Однако оказалось: выстрелы услышал еще один патруль, и к подпольщикам бежали уже два офицера. По ним открыли огонь с десяти шагов.
Через несколько минут боевики входили в пятистенный дом составителя поездов Данилова на Чумлякской улице. Хозяин был недоволен стрельбой, хмуро покусывал усы, хрустел пальцами. Наконец спросил Кошарнова:
— А без пальбы нельзя, Иван?
— Извини, Иван Терентьевич. Нужда была.
Слесарь со «Столля» Кошарнов хорошо знал Данилова и был далек от мысли, что опытный подпольщик празднует труса.
Пятистенок на Чумлякской — явка, здесь хранятся оружие, бомбы, патроны, взрывчатка, проводятся нелегальные собрания; сюда спешат с заданий боевики.
Прежде всего поэтому рисковать домом Данилов не имеет права. Да и то сказать, на заводе и станции запомнили немало операций, которые бестрепетно провел Иван Терентьевич.
Как-то, года полтора назад, Валериан Куйбышев предупредил челябинцев, что из Самары прорвался на восток огромный артиллерийский эшелон. На платформах и в вагонах находятся пушки, снаряды, патроны, взрывчатка.
Артполк, невзирая на приказ Самарского совдепа, не пожелал разоружиться и ушел в Сибирь, на Уфу и Челябинск. Башкирию пушкарям также удалось миновать.
Куйбышев просил южноуральцев, во что бы то ни стало разоружить царский полк, ушедший с фронта. Пушки его батарей могли наделать немало бед на востоке.
Челябинские большевики составили план операции. Руководил ею столяр железнодорожных мастерских Василий Ильич Евтеев. Член партии с 1905 года, боец баррикад, демобилизованный фронтовик, Евтеев доподлинно знал людей, которые пойдут с ним на смертельный риск. Главную задачу в этой операции выполнял Иван Терентьевич Данилов.
Эшелон прибыл на станцию глубокой ночью. Командирам полка и дивизионов никто никаких требований не предъявил, и офицеры вскоре совершенно успокоились. Они с полным доверием взирали на маневры: составитель Данилов таскал вагоны и платформы по стрелочным улицам не один час. Он счел свои обязанности выполненными, когда все пушки, зарядные ящики и снаряды очутились в хвосте поезда.
Затем станция подняла семафор, и эшелон (у реверса паровоза стоял коммунист) тронулся в путь.
Тем временем к разъезду Потанино отправился отряд Евтеева. Семьдесят боевиков, вооруженных винтовками и пулеметами, молча залегли у насыпи.
Добравшись до разъезда, машинист уменьшил скорость, остановился и затем дал задний ход, сжимая состав.
В ту же минуту Данилов отцепил вагоны с пушками и боеприпасами, а стоявший наготове у разъезда запасной паровоз взял их и потащил назад, к городу.
Еще минутой позже Алексей Поваляев выстрелил из винтовки в офицерский вагон, и тотчас зачастили пулеметы и залпы челябинцев.
Машинист эшелона, «спасая теплушки с людьми», помчался на восток, к Кургану.
…Принесенные винтовки быстро спрятали в тайный подпол дома и тут же убрались с Чумлякской.
Начинался новый день борьбы и смертельного риска. До освобождения Челябинска оставалось не две недели, как полагал Колчак, а сорок считанных часов.
ГЛАВА 25
ВОСТРЕЦОВ АТАКУЕТ КАППЕЛЯ
Второго июля 1919 года в рукопашном бою наткнулся на пулю и тут же был заколот белыми командир 242-го Волжского полка Леонтий Петров.
Все ожидали, что на место покойного назначат пожилого и энергичного офицера Сеничкина, без колебаний перешедшего в семнадцатом на сторону революции. Однако полк, по желанию командарма, вручили Степану Сергеевичу Вострецову.
Не прошло и года с того дня, когда возле Дюртюлей красная разведка встретила странного офицера с Георгиевскими крестами, которого чуть позже хотел «поставить к стенке» юный комиссар Васюнкин.
Много воды утекло с тех пор, и кровь лилась ручьем и не одна тыща бойцов полегла на поле боя, где адски грохотала война.
Рябоватый помкомроты, штурмовавший закованный в холода Бирск, давно уже стал легендой в армии, ибо его мужество и риск жили в ладу с осторожностью, осмотрительностью и умом.
Все знали: Вострецов начал войну в малом чине и те должности, что были потом, заслужил трудами и кровью. Воюя с германцем, он пропадал неделями в разведке, залечивал раны и контузии в походных госпиталях, водил пехоту в штыковые атаки, загораживал путь трусам, бежавшим от схваток, — и всегда его голова была на кону, однако прочно держалась на плечах.
Бой проверяет солдат смертью и увечьем, и оттого нервы и зрение обострены — и фронтовик мгновенно видит, с кем имеет дело.
Вострецов никому, себе — прежде всего, не делал поблажек и мог исполнить любой воинский труд с полным знанием.
В Челябинск Степан Сергеевич вел полк с совершенной твердостью не только потому, что вообще верил в свою планиду, но еще и оттого, что хорошо знал город, где когда-то набивал руку у кузнечных горнов.
Вострецов наступал на Челябинск с запада, от Шершней. Он весело ежился, представляя себе, как вырвется на Южную площадь, повернет на Христорождественскую (сейчас ее зовут, кажется, Большая улица), а затем просочится по привокзальным улочкам и переулочкам к станции. Эти улочки, тупички и дворы он исходил великое множество раз и знал здесь каждую халупу, каждую водоразборную колонку, каждое мало-мальски заметное дерево и даже куст. Верно, это было давно, когда он жил и кузнечил тут. Но едва ли мостовые и дома изменились, они, чай, просто постарели, обветшали, осыпались, стали угрюмей и темнее.
Комполка знал, что еще в сорока верстах от Челябы начдив-27 Павлов и комбриг-3 Хаханьян (его
