знакомиться с компанией. Я могу немедленно подарить тебе четыре процента акций. Остальное отойдет тебе после моей смерти.
— Четыре процента? Вы серьезно?
— Совершенно.
— Но ведь это…
— Достаточно, чтобы сделать тебя богатой женщиной. В дополнение к этому я введу тебя в совет директоров, и ты получишь должность в компании.
В нормальных обстоятельствах Сара, всегда нацеленная на карьеру, была бы на седьмом небе. Но рассказ Эвелин о том, кем они приходятся друг другу, потряс ее подобно взрыву бомбы. Она с трудом сохраняла достоинство, сердце колотилось, дыхание сбилось, точно у спринтера на дистанции.
Гнев, смешанный со множеством других чувств, бушевал в Саре, но, сидя напротив Эвелин, она отвечала ей таким же ровным взглядом.
«Надо поскорее уйти отсюда, — охваченная паникой, говорила она себе. — О Боже! Зачем я вообще сюда приехала?»
— Понятно, — наконец заставила себя произнести Сара неестественно спокойным голосом. — Очень великодушный дар, миссис Кэтчем. Может быть, когда-нибудь вы найдете свою дочь, и она будет вам несказанно благодарна. Но я здесь абсолютно ни при чем.
Она произнесла свой отказ, сумев изобразить пренебрежение и безразличие, но потом все испортила, добавив:
— Однако, позвольте мне сказать, что, если бы я была на самом деле вашей дочерью, я бы выразилась точнее. Бесстыдства вам не занимать, мадам, должна я заметить.
С каждым словом голос Сары становился более грубым и хриплым, буря чувств бушевала в ней. Глаза сверкали. Резко взмахнув рукой, она продолжала:
— Вы считаете, что можно выбросить ребенка как ненужный хлам, оставить его неизвестно кому, неизвестно на что, а через тридцать два года вдруг объявиться и сыграть роль щедрой мамочки?
— У меня были причины отдать тебя, Сара. Я не стану обсуждать их с тобой. Понимаю, ты сейчас комок нервов, но деваться некуда — ты моя дочь. А раз так — значит, моя наследница. Уверяю, тебе стоит принять то, что я предлагаю. Ты станешь владеть огромными финансами, намного превосходящими то, что ты могла бы получить с помощью своей собственной компании.
Чистая правда, которую Сара не могла отрицать. Не надо быть финансовым гением, чтобы понять: четыре процента акций такой компании, как «Эв косметикс», — целое состояние. Но что же получается: вся ее жизнь до нынешнего момента — обман? Из-за нежелания женщины, сидящей напротив нее, обременять себя, ей пришлось жить среди ужасной несправедливости. Она приговорила ее к этому, решив отказаться от нее сразу после рождения!
— Возможно, все это так, но ко мне не имеет никакого отношения. Не важно, что вы говорите, сколько у вас документов, какие, я не ваша дочь.
— Ну как вы можете сомневаться?
До сих пор Рурк сидел тихо, не проронив ни звука. Он мог поклясться, что Сара вообще забыла о нем.
С огромным интересом он наблюдал за разворачивающимся действием маленькой драмы. Он видел, как элегантная собранность Сары не выдержала и нескольких слов Эвелин, как она сопротивлялась очевидному, пытаясь подавить чувства, разрывавшие ее на части. Без всякого сомнения, Сара — крепкий орешек.
Нежная и хрупкая на вид, утонченная, изящная — даже слишком для суровой реальности жизни, выслушав потрясающее заявление Эвелин, эта молодая женщина нашла в себе силы держаться, хотя на ее месте большинство давно билось бы в истерике.
Он ничего не собирался говорить, но ему слишком больно было видеть, как она отчаянно противится правде.
— Мисс Андерсон, да откройте же глаза, — сказал он намеренно грубовато. — Единственное, что надо сделать, — подойти к зеркалу. Боже мой, ну вы же вылитая Эвелин!
Сара метнула на него испепеляющий взгляд. И словно найдя наконец цель для бушующих чувств, она, не вдумываясь в слова Рурка, набросилась на него:
— Вы все знали! Разве нет? Знали, зачем она хотела меня видеть! И ни слова не сказали!
— Я и не должен был говорить. Кроме того… если бы я сказал, разве вы поехали бы со мной?
— Нет. И сейчас не останусь. Это полный абсурд. У меня нет времени. Я еду домой. Или вы велите своему пилоту доставить меня в Лос-Анджелес, или я покупаю билет на самолет. В любом случае — я уезжаю.
Лицо ее оставалось спокойным, но Рурк видел панику в ее глазах и ощутил прилив сочувствия. Бедняжка больше не могла все это выносить.
— Вы переутомились и не в состоянии спокойно рассуждать.
Сара сжала губы. Рурк понимал: холодность Эвелин потрясла молодую женщину, но он-то видел истинное состояние Эвелин, слишком хорошо зная ее. Отсутствующий взгляд и скучающий тон возникали, когда Эвелин чувствовала неуверенность в себе и точно так же, как дочь, старалась укрыться за манерами леди. Неужели обе они не понимают, как похожи друг на друга?
— Я не считаю твой ответ окончательным, тебе надо успокоиться и подумать на свежую голову, — заявила Эвелин, смахивая несуществующую пушинку с платья. — Когда ты все обдумаешь, уверена, твое отношение переменится. Возможно, не ко мне лично, но к моему предложению.
— Но я не собираюсь думать об этом. Повторяю еще раз: я не та, за кого вы меня принимаете! Не та! Я… хотя какой смысл говорить об этом? Какое-то безумие…
Сара резко поднялась и, спотыкаясь, как слепая, пошла к двери.
На Рурка пахнуло знакомым ароматом цветочного шампуня, тем же, что в самолете.
— Сара.
Она успела сделать всего лишь три шага. Со своего места Рурк прекрасно видел ее профиль, видел, как она стиснула челюсти, понимал, как хотелось ей не обращать внимания на оклик. Однако в тихом голосе Эвелин слышалась команда — этот тон выработался у нее за многие годы, ему невозможно было не подчиниться.
Сара остановилась, но не обернулась, а глядя прямо перед собой, спросила:
— Что?
— Я даю тебе десять дней на раздумья. Все это время билет в Хьюстон будет ждать тебя в аэропорту Лос-Анджелеса.
— Не надейтесь, что я им воспользуюсь, — резко бросила Сара и выскочила за дверь.
Через несколько секунд хлопнула входная дверь, этот звук злым эхом разнесся по квартире.
Эвелин посмотрела на Рурка.
— Да, она не в себе. Поезжай за ней, Рурк. Проследи, чтобы она в безопасности добралась до аэропорта.
Он кивнул, Эвелин не успела закончить фразу, как он уже поднялся на ноги.
Когда он вышел, Эвелин закрыла глаза и тяжело выдохнула. Сердце колотилось, все нутро ныло. Она медленно открыла веки, не двигаясь и сжав губы, смотрела на диван, где только что сидела ее дочь.
Рурк догнал Сару на площадке возле лифта. Она расхаживала, замедляя взволнованные шаги только для того, чтобы в очередной раз злобно ткнуть пальцем в кнопку.
— Мисс Андерсон.
Сара резко повернулась к Рурку. Он, увидев открытую боль в ее глазах, выругался про себя. Сейчас она казалась совершенно беззащитной, как потерявшийся ребенок, и он мог поклясться, что Сара редко позволяет себе пойти на поводу у эмоций и наверняка не хочет, чтобы кто-то стал свидетелем ее боли.
— Уходите. — Она посмотрела на Рурка, заморгала, пытаясь загнать влагу, заполнившую глаза, обратно.
Рурк скрипнул зубами. Черт побери! Он всегда с сочувствием относился к женскому отчаянию, а уязвимость сильной женщины переворачивала душу.
После сцены, свидетелем которой он оказался, Рурк не сомневался, что Сара Андерсон такая же
