— Замечательное имя...
И эта девочка убежала со двора.
За ней вырвалась третья, четвертая, пятая... У каждой в ручонке зажата конфета.
Булай подвел перепуганную Лену.
— А тебя как звать?
Лена растерянно смотрит на Гюнтера:
— Я забыла...
Гюнтер внимательно изучает ее, но личико Лены, перепачканное, исхудалое, неузнаваемо. Гюнтер вынимает из кармана семейную фотографию Микулича. Показывает.
— Кто это?
Лена просияла.
— Вот папа, вот мама, а вот и я!..— указала поочередно пальчиком.
— За это я тебе отдам все конфеты,— улыбнулся Гюнтер.— Идем, я тебя еще чем-то угощу...— Взял ее за руку и увел в здание комендатуры, кивнув головой, чтобы всех остальных отпустили.
В широко распахнутые ворота девочки кинулись навстречу стоявшим на площади мамам, бабушкам и дедушкам... Те быстро расхватали их по рукам, и через несколько минут площадь опустела.
Остался только Янка. Он надеялся, что вместе со всеми выбежит и Лена, но ее не было. А выбежавшие девочки, смеясь и плача, говорили своим мамам, между прочим, что одну какую-то девочку немцы увели...
У Янки уже не было никакого сомнения, что увели Лену... На первых порах он растерялся и не знал, что делать? А делать что-то надо было.
И мальчик снова очутился в кругу ребят, спасавших их от погони. Он уже не скрывал, кто была Лена и почему немцы ловили ее. Жалел только, что отец девочки, Батька Панас, не знает обо всем случившемся... Он бы спас дочку...
Ребята же по секрету передали своим мамам то, что слышали про Лену, и через пару дней Янку нашла какая-то женщина с корзиной. Она увела мальчика с собой, сказала только, что пойдет с ним в деревню менять мыло и одежонку на хлеб и бульбу... Янка при случае должен назваться ее сыном.
Шли почти сутки, не заходя ни в какие деревни, пока не очутились в зоне партизанского лагеря. На передовом посту у женщины спросили пароль, она ответила, и вскоре они предстали перед самим Батькой Панасом...
Волнуясь, глотая слезы, Янка рассказал партизанскому командиру всю историю с его дочерью Леной, начиная с того дня, когда дедушка привел ее в сторожку, подобрав на лесной дороге возле убитой мамы...
Микулич крепко обнял Янку, прижав к груди, после приказал отвести его в столовую и накормить.
Сам остался наедине с собой... Долго сидел, закрыв лицо ладонями, чтобы никто не заметил слез, Даже от себя хотел скрыть их...
...В Запольске назревала трагедия. Спущенный под откос партизанами воинский эшелон переполнил чашу терпения Гюнтера. В отместку партизанам он решил расстрелять всех пригнанных из ближайших деревень для отправки в Германию.
С самого утра Гюнтер не отходил от телефона, согласовывая свое решение с высшим начальством. Никого не принимал и не разрешал входить даже дежурному унтер-офицеру.
Тем не менее без доклада и разрешения в кабинет Гюнтера вошел полковник гестапо и его адъютант. Такого высокого посетителя никто не имел права остановить или задержать в приемной. Даже сам Гюнтер подхватился из-за стола и яро выбросил вперед руку, приветствуя высокопоставленного гестаповца.
— Стоять!..— тихо, но властно приказал Микулич Гюнтеру.
Рука Гюнтера задрожала и начала опускаться вниз.
— Руки!— еще резче приказал Микулич.
— Нихт ферштейн…— сделал Гюнтер вид, что не понимает русского языка.
— Врете, Гюнтер, с детьми вы говорили по-русски… Стойте и положите руки на стол...
Гюнтер послушно выполнил приказ.
— Теперь слушайте...— полушепотом продолжал Микулич.— Малейшее движение или крик о помощи будет вашим последним криком... За окном стоит заведенная машина. Нам ничего не стоит двумя гранатами поднять в воздух комендатуру и успеть скрыться. Но если вы хотите жить, то сейчас же прикажите дежурному... как его фамилия?..
— Раух.
— Не сигналом, а голосом вызовете дежурного — и только одним словом:— Раух!.. Когда он войдет — ни слова по-немецки. Скажете только: полицая Булая!.. Только эти два слова... Он поймет...
— Булай, по-моему, в отъезде...
— Опять врете,— он во дворе, мы видели. Войдет Булай, скажете: девочку-заложницу — ко мне! И больше ничего. Она жива?
— Да.
— Ваше счастье... Но прежде чем полицай выйдет, передайте через него ваш приказ: всех захваченных для угона в Германию сейчас же, немедленно, отправить к карьеру на окраине леса. Для расстрела. Сам, скажете, еду туда и буду ждать у места казни. Запомнили?
— Да.
— Как только приведут девочку, мы сядем в машину и уедем. Кто будет обращаться к вам или спрашивать — молчите. Имейте в виду, идти вы будете под прицелом пистолетов... Итак, начинайте... Вызывайте Рауха...
Гюнтер медлил, опустив глаза.
— Гюнтер, в вашем распоряжении секунды...— предупредил Микулич.
— Раух!..— не очень повелительно позвал Гюнтер. На пороге тотчас появился Раух, вытянувшись в струнку перед высоким начальством.
— Полицая Булая!
Раух сделал уставной поворот и скрылся за дверью. Минуты через две на пороге застыл Булай, окаменев в страхе перед гестаповцами. От них он ничего хорошего для себя не ожидал.
Не меняя позы и не делая никакого лишнего движения, Гюнтер приказал:
— Передайте обер-лейтенанту Краусу; всех, предназначенных для отправки в Германию, сейчас же отвести в лесной карьер для казни. За партизанские диверсии... Я сам еду туда и буду ждать прибытия. А сейчас приказываю вам лично привести сюда девочку-заложницу и оставить в моем распоряжении. Выполняйте.
Булай, как и Раух, не осмелился задать Гюнтеру вопроса, повернулся и молча вышел с готовностью выполнить приказы коменданта без всяких уточнений и разъяснений, хотя Булаю было совершенно непонятно, почему Гюнтер передает очень важный приказ Краусу через него, а не непосредственно самому обер-лейтенанту.
— Возможно, Краус станет звонить вам. Для уточнения приказа. Поднимете трубку и скажете только одно слово: «Да» — «Я», по-вашему... И ничего больше,— приказал Микулич.
До прихода Булая с Леной для Микулича настали самые тяжелые минуты. Что, если Лена узнает его и крикнет при Булае — «папа»? Обстановка очень осложнится, придется Булая брать вместе с Гюнтером, что уже будет труднее...
Эти минуты показались вечностью Микуличу, и нервное напряжение его еще более обострилось, когда он услышал плач Лены в приемной. Похоже было, что ее силой тащили... Микулич отвернулся от дверей, и тут Булай втолкнул девочку в кабинет Гюнтера. Жестом руки Гюнтер приказал полицаю оставить их.
Партизан в форме немецкого офицера, приехавший вместе с Микуличем в качестве его адъютанта, бесцеремонно схватил Лену и понес в машину... Лена билась в его руках, плакала, вырывалась изо всех силенок, а тот тащил девочку, как котенка, дав понять окружающим, что с дочкой Батьки Панаса гестапо церемониться не будет...
Немного погодя через приемную прошел Гюнтер, за ним — Микулич...
«Адъютант» сидел уже в черном «мерседесе», положив девочку на колени лицом вниз.
Как только Гюнтер с Микуличем вышли на крыльцо, водитель, в форме немецкого солдата, услужливо открыл перед ними переднюю и заднюю дверцы. Гюнтеру Микулич указал на сиденье возле шофера, а сам сел рядом с «адъютантом».
Машина неторопливо вырулила со двора и на средней скорости выехала на загородную дорогу, ведущую к окраине леса, к глиняному карьеру.
Гюнтера немало удивило, что в распоряжении Батьки Панаса роскошный «мерседес», элегантная офицерская форма... Он, конечно, не знал, что все это досталось Ми-куличу сравнительно легко. Случилась однажды удачная засада на дороге, и ехавший в «мерседесе» гестаповский полковник целехоньким, без единого выстрела, попал в руки партизан.
До карьера было километра два, и машина быстро очутилась на лесной окраине.
Водитель свернул на боковую дорогу, уходившую в глубь леса, проехав немного, остановился по требованию Микулича.
Микулич быстро выскочил из машины, побежал в густой темный ельник, где его ожидал искусно замаскированный отряд. Надо было успеть как можно скорее, до прихода колонны на место казни, развернуть отряд в боевые порядки, умело и точно расставить пулеметные точки и, до поры до времени, замаскироваться еще искуснее...
Лена очутилась на руках женщины-партизанки. Женщина села в телегу, и старик крестьянин повез их подальше от этого опасного места. Женщине было дано задание отвезти девочку в лагерь.
Гюнтера на всякий случай пока оставили здесь, мало ли какая заминка может случиться, когда приведут колонну. Вдруг потребуется его участие.
Правда, все обошлось благополучно. Прибывшую колонну конвой загнал в карьер, обер-лейтенант Краус построил команду, чтобы отдать распоряжение, где кому занять места для ведения огня по заложникам, и в этот момент два партизанских пулемета с противоположного края карьера в упор пустили длинные очереди по команде Крауса... Их поддержали фланговым огнем из винтовок. Большая часть команды осталась на месте, только несколько немцев, среди них
