системе представления; например, в современной западной культуре картина Дюрера более реалистична, чем картина Сезанна. Реалистическое или правильное представление в этом смысле, подобно правильной классификации, требует соблюдения традиции и имеет тенденцию свободно коррелировать с обычными суждениями подобия, которые таким же образом основаны на привычке.

С другой стороны, представление, нереалистичное по этому стандарту, может весьма правильно изображать нечто в другой системе, во многом так же, как Земля может танцевать партию Петрушки в некоторой необычной системе координат. 'Неестественная' структура или система могут быть правильны в некоторых обстоятельствах благодаря своему преобладанию в другой культуре или завоевав признание для каких-либо специальных целей. Когда живописец или фотограф создает или раскрывает нам ранее невидимые аспекты мира, то иногда мы говорим, что он достиг новой степени реализма, обнаруживая и представляя новые аспекты действительности. Представление в правильной, но незнакомой нам системе дает реализм в смысле не привития навыков, а раскрытия. Два смысла «реалистического» отражают факторы инерции и инициативы, которые, как мы видели, соперничают в случае правильности индукции и категоризации.

Проблема с другим ответом на вопрос о правильности представления — ответом в терминах истинности утверждения, предположительно делаемого картиной — состоит в том, что картина не делает никакого утверждения. Изображение огромного желтого поломанного старинного автомобиля, подобно описанию 'огромный желтый поломанный старинный автомобиль', не содержит обязательств ни к одному из следующих утверждений:

Огромный желтый поломанный автомобиль — старинный

Огромный желтый старинный автомобиль поломан

Огромный поломанный старинный автомобиль — желтый

Желтый поломанный старинный автомобиль огромен,

или к любому другому. Хотя представление и описание различаются в важных отношениях, ни в том, ни в другом случае правильность не может быть вопросом истины.

Для описательных также как для декларативных версий, конфликт может быть рассмотрен в терминах отрицания: 'всегда красный всюду' и 'никогда не красный где бы то ни было' конфликтуют, в то время как «зеленый» и «круглый» — нет. Там, где две правильных версии находятся в противоречии и не могут быть согласованы некоторым способом, подобным показанному выше, они являются версиями различных миров, если вообще являются версиями мира. Но как отличить в репрезентационных версиях, где нет никакого явного отрицания, пару правильных изображений различных вещей от пары различных правильных изображений одной и той же вещи? Представляют ли картина Сутина и рисунок Утрилло — одна в густых мазках и изогнутых линиях, показывающая фасад с двумя искривленными окнами, другой в прямых черных линиях, показывающий фасад с дверью и пятью окнами — различные здания или одно и то же здание различными способами? Мы должны здесь иметь в виду, что даже для декларативных версий мы не можем провести никакое ясное и устойчивое общее различие между материей и манерой дискурса. Иногда предложение и его отрицание так или иначе совместимы — например, как обращения к различным частям или периодам мира. Аналогичным образом две движущихся картинки — сфера, вращающаяся по часовой стрелке, и сфера, вращающаяся против часовой стрелки, могут изображать Землю одинаково правильно с различных точек зрения. Показать, что две версии являются версиями одного и того же мира, значит показать, как они соответствуют друг другу. И вопрос о Сутине и Утрилло во многом подобен вопросу, являются ли некоторое скопление молекул и мой стол одним и тем же.

Оставив такие темы, скажем, что утверждение истинно, а описание или представление правильно, для мира, которому оно соответствует (fit). Вымышленная версия, словесная или изобразительная, может при метафорическом истолковании может соответствовать некоторому миру и быть для него верной. Я думаю, что, пытаясь подвести описательную и репрезентационную правильность под истину, мы добьемся меньшего успеха, чем подводя истину наряду с ними под общее понятие правильности соответствия.[117] Это приносит нам, прежде чем мы исследуем далее природу и критерии правильного соответствия, к версиям, которые не являются ни фактическими, ни вымышленными утверждениями, описаниями или представлениями.

6. Показательный образец

Правильность абстрактных визуальных или музыкальных произведений будет обладать такими аспектами как правильность их композиции, и здесь мы рискуем быть обвиненными во вторжении в священное царство красоты вместо того, чтобы ограничиться видами правильности, сопоставимыми с истиной. Любой такой протест послужил бы свидетельтвом отношения, противоположного моему настоянию на непрерывности, единстве и близости искусства, науки и восприятия как отраслей создания миров. Правильность абстрактных произведений или не-денотирующих аспектов не-абстрактных произведений не является ни идентичной истине, ни полностью чуждой ей; и то, и другое — разновидности более общего понятия правильности. Если мы скажем, что красота или эстетическая правильность является истиной или что она несопоставима с истиной, то это будут, как мне кажется, одинаково вводящие в заблуждение лозунги, и я упоминаю здесь о красоте только для того, чтобы исключить ее из дальнейшего рассмотрения.

Мы видели ранее, что произведения или другие символы, которые не объявляют, описывают или представляют что-либо, буквально или метафорически, или даже не подразумевают обозначения чего-либо, могут представлять миры путем экземплификации. Что составляет правильность или неправильность такой экземплификации? Когда правилен образец?

Наиболее очевидно, так же, как предикат или другой ярлык может неправильно применяться к данному предмету — как, скажем, «красный» к зеленому предмету — так и предмет может быть неправильным образцом в том, что он не является даже инстансом ярлыка, не обладает рассматриваемым свойством. Но также нечто может быть инстансом предиката или свойства, не будучи его образцом, как в случае с портновским образчиком, который является инстансом некоторого размера и формы, но не их образцом, так как он не указывает на эти признаки.

Поэтому следующий вопрос — может ли фактический образец признака[118] все еще не быть его правильным образцом. Мы заметили, что даже в том случае, когда все исследованные изумруды зиние, индуктивный аргумент 'Все изумруды — зиние' является неправильным, и что даже при том, что пленники двигались, охрана не должна была стрелять в них. Но, хотя это может дать некоторые намеки в подходе к нашему вопросу, здесь еще нет никакого непосредственного ответа.

Говоря обычным языком, мы различаем между свойствами 'не быть образцом признака' и 'быть образцом, но нетипичным'. Портновский образчик, отрезанный от штуки ткани и используемый в качестве образца — не всегда показательный образец. Он может быть слишком мал, чтобы продемонстрировать узор вообще или так вырезан, что покажет составляющий мотив только частично или во вводящем в заблуждение направлении. Пять образцов, показанные на рис. 5, могут все происходить из одной штуки ткани. Каждый содержит то же количество материи, что и остальные, и, конечно, ни один не содержит целый узор, который может состоять из многих длинных полос.[119]

Все же среди этих пяти нижний правый может быть единственным показательным образцом. Почему это так? Что это означает?

Прежде, чем мы попробуем ответить, рассмотрим несколько отличный случай: образцы смеси семян трав в данной бочке. При желании мы можем применить любой из двух критериев для определения показательности образца смеси: что смесь в образце находится в той же самой пропорции, как и во всей бочке, или что образец был взят показательно в том отношении, что содержание бочки полностью

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату