— И куда тут нажимать?
— Странный вопрос. На спусковой крючок, естественно, — язвительно ответил голос. — Это такая маленькая железная закорючка…
— Вот эта? Так я и жму на нее, и ничего не происходит.
— Быть не может! — обиделся голос. — Ты, наверно, не сняла с предохранителя.
— Господи! — вздохнула я. — Откуда же мне знать, где тут предохранитель? Все это слишком сложно. Честное слово, отрубить голову было бы проще.
— Я тоже так думаю, — мрачно заметил голос. — Все, хватит валять дурака. Нажми сюда, потом прицелься и дави на спуск. Как только терпят здесь такого тугодума?
Я не без труда подняла пистолет и тут же опустила.
— Что, опять? — злобно спросил голос. Я нервно хихикнула:
— А Эзергиль-то где?
— Что?!
Комната озарилась вспышкой ядовито-синего цвета. Эзергили не было; остался только едва заметный контур, который на глазах растаял в воздухе.
— Ты это нарочно сделала! — загремел яростный вопль у меня в ушах. — Отвлекала меня идиотскими вопросами и тянула время, пока она не сбежала!
— А не надо варежкой хлопать, — парировала я.
— Ты за это заплатишь! Прямо сейчас!
Темнота снова сгустилась. Я стояла в полном мраке с пистолетом в руке, вообще не понимая, в комнате я или уже нет. Вот так — повисшей в чуждой темноте, выкинутой из реальности — должно быть, чувствовала себя Эзергиль перед тем, как ей удалось сбежать. Неужели Князь и впрямь думал, что я собираюсь ее убить? Мне вдруг без всякой причины стало весело и абсолютно не страшно.
— Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? — спросила я своего раздражительного помощника. — По-честному? Выйди-ка у меня из-за спины и покажись.
— Решилась наконец? Ты догадываешься, что потом с тобой произойдет? — зловеще спросил голос.
— Давай, я жду, — отважно заявила я.
— Ты уверена? Даже в ваших убогих версиях миров смерть остается смертью. А ведь ты не знаешь, где сейчас находишься…
— Знаешь, в чем твоя основная проблема? Для Князя Тишины ты слишком болтливый.
Я обернулась и с огромным удовольствием выстрелила Князю в синюю физиономию. Как давно я мечтала это сделать!
И мир развалился в грохоте и брызгах крови.
Когда пространство собралось по новой, я обнаружила, что нахожусь там же, где и была, — на табуретке перед верстаком. Я похлопала глазами, чтобы привыкнуть к электрическому свету. Иван сидел на своем месте, погруженный в творческий процесс. Перед ним голубела полусфера, в которой мелькали какие-то вспышки. Похоже, он вообще ничего не заметил. Метрах в двух от меня стояла Эзергиль, отвернувшись к окну, и водила пальцем по стеклу. Лицо у нее было задумчивое и расстроенное.
— Прости меня, — не глядя на меня, сказала вдруг она. Выражение у нее было такое, словно она обращается не ко мне, а к себе.
Я оторопела:
— Нет, это ты меня прости. То есть не прости… извини, что так все вышло. Меня просто занесло — знаешь, как это бывает, когда кажется, что ты круче всех, и хочется это всем доказать, и кажется, что сейчас самый подходящий момент? И я не знала, что он явится. А круто я отвлекла его, когда догадалась, что ты хочешь сбежать, правда? Кстати, знаешь, я его застрелила. Выстрелила ему в рожу так, что он отлетел шагов на пять и куда-то провалился — наверно, к себе в ад. Смотри, у меня до сих пор его кровь на одежде…
— Прости меня, — смиренно повторила Эзергиль, как будто не услышав моей сбивчивой оправдательной речи, и даже голову опустила, словно провинившаяся первоклассница. — Мне нельзя было так поступать. С самого начала, как ты пришла, все было неправильно… неестественно…
Бот теперь, глядя на Эзергиль, я конкретно испугалась.
— Если тебе так хочется, я, конечно, прощаю. Но, по-моему, это тебе надо меня прощать. Точнее, Антонине. Давай пойдем к ней и все расскажем, — загорелась я. — Наверно, мне надо было сразу сказать ей о синем призраке…
— Надо, — вяло ответила Эзергиль. — Как он тебе представился?
— Князь Тишины. А ты с ним что, знакома? Эзергиль истерически расхохоталась, развернулась и выбежала из мастерской.
«Она не человек… — снова и снова думала я, ошеломленно глядя ей вслед и чувствуя, как нарастает уверенность в том, что Князь Тишины сказал правду. — А кто?!»
ГЛАВА 6
Демон приходит ночью
У пальца был вкус пальца…
Весь оставшийся вечер я просидела, запершись у себя в комнате, снимала стресс; с родителями не разговаривала, Маринка позвонила — я не стала брать трубку. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Хотелось побыть наедине с собой, любимой, которую все обижают и никто не желает оценить по достоинству. Я включила диск с какой-то сиропной западной попсой, поставила на стол зеркало, разложила косметику и занялась украшением себя: намазалась как минимум четырьмя разными кремами, накрасила ногти, надушилась горьковатыми мамиными духами. Потом долго расчесывала волосы щеткой — вперед, назад, пока не начали искрить и потрескивать. Выкопала в книжном шкафу руководство по вечернему макияжу и принялась за работу, пытаясь нарисовать поверх своего лица утонченно-чувственный облик девушки с иллюстрации: тональный крем, терракотовая пудра, помада с перламутровым блеском, техника «дымчатый глаз»… А внутри, в душе, был настоящий ералаш. Самое ужасное, я не понимала, что происходит. Почему я так оборзела сегодня в мастерской? Как осмелилась выстрелить в Князя? За что Эзергиль просила прощения? Похоже, я утратила всякий самоконтроль и даже не в состоянии оценить, хорошо я поступаю или плохо.
«Instructio de arbore» висело, пришпиленное к обоям, у меня над столом. Я мрачно посмотрела на картинку. Девушка лежала себе на травке; хотя вид у нее с деревом на макушке был довольно-таки идиотский, выражение лица было спокойное и самоуверенное, я бы даже сказала, нахальное.
«Да при чем тут душа мастера, очищение от зла и прочая фигня! — ожесточенно подумала я, вспомнив поучения Антонины. — Если нет таланта, то никакое очищение не поможет. И вообще, нет в природе никакого зла. И добра тоже нет. Все это относительно. Что одному хорошо, то другому плохо, и наоборот. Единственное, что имеет значение, — это сила. Кто сильнее, тот и прав».
В дверь постучалась мама. Я позволила ей принести чай с горячим бутербродом и выставила из комнаты, зная, что она все спишет на переходный возраст.
— Макс звонил весь вечер, — сообщила она из-за двери.
— Пошли его подальше.
— Гелечка, ну так же нельзя… Он хороший мальчик. Людей надо жалеть…
— А меня кто пожалеет? — с надрывом спросила я. — Все только о себе и думают. Что я им, кукла на веревочках? Подергали, и она танцует. Надоело, всех ненавижу, а себя в первую очередь. Все, я
