РАБАТО
Я — дама Рабато, жена адвоката по делам казны в городе Пуатье, и живу в доме Роз, на углу улицы Сент-этьен. Он потому называется «дом Роз», что его фасад расписан по штукатурке вьющимися розами и на него приятно смотреть снаружи, а внутри все тоже устроено хорошо и как прилично нашему положе нию. Глаза радуются глядеть на все эти резные лари, и тяжелые кресла, и мягкие подушки в цветных чех лах, и на большой дубовый шкаф, а на нем вырезаны Адам и Ева, а между ними ветвистое дерево, и все это так искусно резано, как живое, и Ева протягивает Адаму большое яблоко. Ах, если бы даже мне пред ложили переехать во дворец, я бы ни за что на свете не согласилась, так мне нравится наш дом!
А если бы только вы заглянули в мою кухню я увидели, какая там посуда — и медная, и оловянная, и кастрюли, и котлы, и сковороды, и кружки, и кувшины, и блюда.
Но я не буду отвлекаться и говорить о посторонних предметах, как бы любопытны они ни были, а постараюсь кратко, в немногих словах, изложить вам, что мне известно.
В середине апреля и ближе к его началу, чем к середине — а число я не помню,— мой супруг обратился ко мне с такими словами:
— Милая жена, завтра я ожидаю гостью, которая проживет у нас некоторое время, и прошу тебя позаботиться и приготовить ей комнату.
На это я ответила:
— Прошу вас сказать мне, что эта за гостья, чтобы я знала, какая из комнат подойдет ей по её зва нию. И будет ли это комната, где стены затянуты ковром с изображением дамы, сидящей под цветущим деревом и играющей с маленькой собачкой, или комната, где на занавесях вытканы виноградные лозы.
На это он ответил:
— Наша гостья по своему происхождению простая крестьянка, но послана сюда по велению самого дофина, по важному делу, и навещать ее будут уважаемые и ученые люди. Прилично будет приготовить для нее самую лучшую комнату.
Затем он сказал:
— И еще прошу тебя позаботиться о хорошем ужине на шесть или восемь человек, не считая нас с тобой.
— Не беспокойтесь,— ответила я.— Все будет сделано как должно.
Потом я послала служанок проветрить комнату Дамы с собачкой, а сама спустилась на кухню и ска зала моей кухарке Томазине:
— Завтра прибудет к нам гостья, простая крестьянка, но посланная самим дофином, и надо приготовить хороший ужин.
Томазина всплеснула руками и воскликнула:
— Ох, хозяйка, сидите вы дома и ничего не знаете!
— Конечно,— ответила я.— Я сижу дома, и дома у меня хватает дела, и за всем я сама слежу как должно. Чтобы крыша не протекала и печи не дымили. Чтобы в постелях не было блох, и избавиться от них есть шесть способов, но лучше всего застелить солому в постели чистой простыней, а когда черные блохи прыгнут на простыню, их легче увидеть и поймать на белом. И еще хорошо усеять комнату листьями ольхи, а когда блохи запутаются в них, собрать ветки и выбросить. И от мух тоже великое неудобство, но и здесь мне известно шесть средств, а лучшее из них — это повесить над столом тряпку, смоченную в меду, чтобы они прилипли, и еще можно поставить в комнату миску с соком сырых луковиц, который их убивает. Но и других дел у меня немало. Должна я следить за одеждой, чтобы починить то, что порвано или износилось, и выводить пятна с шерсти и с шёлка соком неспелых яблок. И я должна следить за служанками, чтобы они не торчали зря у окон первого этажа, выходящих на улицу. А то эта негодная Пакерета постоянно переговаривается с подмастерьем портного. И я должна следить за тем, чтобы вечером свечи гасили дыханием или пальцем, а не подолом платья, отчего может быть пожар. Благодарение богу, дела у меня дома достаточно.
Томазина выслушала меня, покачала головой и повторила:
— Ничего-то вы, хозяйка, не знаете.
— Чего же это я не знаю? — спросила я.
— Вот вы сидите дома,— сказала Томазина, — а я хожу на рынок. На мясной рынок и на молочный. И к пирожнику, и в винный погребок, и в лавки, где торгуют рыбой и солью. И в лавку, где продают пряности и приправы. И оттого я знаю все новости, где что случается. А вы ничего не знаете, что за гостья посетит нас.
— Бессовестная женщина! — крикнула я.— Сейчас же говори, что тебе известно.
— Я бы давно сказала,— ответила Томазина,— да вы мне не даете рот раскрыть, сами болтаете язы ком, как ветряная мельница крыльями,— хлоп-хляп, топ-тяп. Не могу же я перебивать вас — это будет не почтительно. А эта гостья — девушка Жанна из Домреми, и она послана нам по воле неба и голосами свя той Катерины и святой Маргариты, чтобы спасти Францию от проклятых англичан и этих негодяев- бургиньонов. И уже по всей стране про это слыхали и только про нее и говорят, и некоторые даже считают, что она святая. Вот!
— Что за чепуха! Ходишь и подбираешь всякие сплетни и слухи,— говорю я и поскорей ухожу из кухни. Но, конечно, хотя нельзя верить всему, что болтают слуги, я все-таки волнуюсь в ожидании завт рашней гостьи.
На другое утро я надеваю свое лучшее платье, очень дорогое, оно досталось мне еще от свекрови. Из брабантского сукна цвета корицы и по подолу и вороту отделано рытым бархатом. И я убираю волосы под головную повязку из самого тонкого полотна и располагаю ее красивыми складками так, чтобы они прикрыли мне лоб, и подбородок, и шею. Потому что я не такая, как некоторые дуры и неряхи, у которых волосы торчат из-под покрывала, и ворот рубашки вылезает из-под ворота платья, и все так измято, что противно смотреть. А когда им укажешь на это, они отвечают, что так они заняты, и прилежны, и работящи, и скромны, что некогда им заботиться о своей внешности. Но всё это ложь, и просто они лентяйки, и нет у них чувства собственного достоинства. Моё хозяйство не меньше их, а я никогда не забываю помыть руки и лицо, и причесаться, и надеть кольца на пальцы.
И тут я слышу конский топот под окном, и хотя мне очень хочется выглянуть, но я сдержала себя, потому что я не из тех, которые вечно торчат у окон приплюснув нос к стеклу.
Я выхожу в залу и стою, сложив руки на поясе в ожидании гостей.
Они вошли, и сперва мне показалось, что никакой девушки среди них нет. А впереди шел молодой человек в серых чулках и камзоле, а поверх камзола черный кафтанчик, и волосы у него были подстрижены по шею и голова не покрыта. Но, присмотревшись, я поняла, что это и есть девушка Жанна из Домреми.
Она подошла и протянула мне руки, и я сразу полюбила ее.
За ужином она ела умеренно и вежливо, изящно держала ложку и не клала локти на стол. Ей всё понравилось — и угри в соусе, и черный кровяной пудинг, и говядина, тушенная с гвоздикой, перцем, имбирем, корицей и миндальными зернами. И бланманже, и тоненькие сладкие вафли, и варенье из моркови в меду.
После ужина я отвела ее в комнату Дамы с собачкой и, собравшись с духом, спросила:
— Прошу вас извинить меня, я спрашиваю без намерения обидеть. Верно ли, что вы слышите голоса с неба?
Она ответила:
— Истинно это так! И они повелели мне идти к дофину, чтобы он дал мне войска, и я освободила бы Орлеан, и короновала дофина в Реймсе, и изгнала англичан из нашей земли.
Я опять спросила:
— Прошу вас, если это не тайна, откройте мне: вы их только слышали или видели тоже? И какие они из себя?
На это она ответила: