Свидетели

по реке. Сколько у вас есть лодок, все отправ­ляйтесь в Шэнси, да поскорей.

— Мы бы рады, ваша милость,— отвечаем мы.— Да как река позволит. Ветер-то восточный. Против ветра и против течения нам не выгрести. И лодки погубим, и сами потонем ни за что.

— Переменится же ветер когда-нибудь,— гово­рит мессир Жак.— А вы будьте готовы.

И вот мы сидим в тростниках над рекой под Но­вой башней, крайней, восточной, и ждем, когда пере­ менится ветер.

Бывают же реки спокойные, полноводные, круг­лый год судоходные. Наша Луара не такая. Уж та­кую причудницу поискать — переменчивая, как апрельский денек.

Когда пройдут дожди или тают снега, столько в ней воды, такие волны на ней поднимаются, что мо­ гут с крышей покрыть дом. А через день, глядишь, куда делась вода? Одни тоненькие струйки играют между песчаных мелей.

Последнее время дождей было много, плыть бы да плыть, да проклятый восточный ветер мешает.

Сидим мы под Новой башней, сидим и ждем, когда ветер переменится. Сидим и со скуки переговари­ ваемся. Блэз с Ma-Миньон говорит:

Надо бы Жанне с войском идти из Блуа правым берегом. Через реку не переправляться, и давно бы здесь были.

— Да,— говорим мы.— Правым берегом не пройдешь. Там англичане и в Божанси и в Мэне. И в лесу к северу от города у них выставлены посты — не пропустить бы сюда обозы с едой.

Тут мы начинаем мечтать об еде, и некоторое время только об этом идет разговор — разные там супы и соусы, которые мы бы поели. Большим ку­ском мягкого хлеба все миски вылизали бы дочиста.

Блэз опять начинает разговор:

— Я слыхал, будто Жанна идет в Орлеан. И с ней войска четыре тысячи. И будто Жанна хотела идти правым берегом, а капитаны обманули ее: повели левым. Они меж собой советовались, испугались англичан, решили — левым берегом безопасней.

— Как же они посмели спорить с Жанной? — говорим мы и возмущаемся: — Трусы они. Четыре ты­ сячи войско, а перед англичанами струсили. Да Жан­на всех англичан расколотит. Сказано: девушка спа­ сет Францию. И уже всем известно, что Жанна и есть эта девушка. Как она им приказала, своим капита­ нам, они бы должны подчиниться. Ей голоса с неба указывают путь.

— Эх,— говорю я,— приказала бы Жанна ветру перемениться. Надоело здесь сидеть.

И только я это сказал, вдруг кто-то кричит:

— Эй, ребята, гляди-ка! Тростники в другую сто­рону гнутся. Ветер переменился, дует с запада.

Мы вскакиваем, спускаем лодки. Гребцы на вес­лах, попутный ветер надул паруса. Пять миль — не­ далёкий путь. Вот и Шэнси. На берегу горами нава­лены и бочки, и мешки, и бычьи туши.

И тут мы видим Жанну.

Она верхом на коне, в белых доспехах, забрало у шлема поднято.

Про лодки забыли, про груз забыли, про бочки, мешки и бычьи туши. Бежим к ней, окружили ее, каждый старается хоть к ее стремени, к носку же­лезного башмака прикоснуться, кричим:

— Привет тебе, Жанна! Она улыбается нам, кричит:

— Привет вам, милые! Ещё насмотритесь на меня. А теперь поторопитесь — нас давно ждут в Орлеане. И так сколько времени потеряно.

Мы кричим:

— Жанна, садись в мою лодку! В мою садись, Жанна! На мешках тебе будет мягко сидеть. Вмиг довезем тебя в Орлеан.

А она нам кричит в ответ:

— Спасибо вам, мои милые. Вы плывите, а я подъеду к вечеру. Вечером на улицах меньше наро­ду и не будет давки.

— Хоть вечером, хоть ночью,— отвечаем мы.— Когда ты вступишь в Орлеан, все жители высыпят из домов, выбегут полюбоваться на тебя.

Но мы не смеем с ней спорить и настаивать, по­тому что ей лучше знать, когда наступит ее время. И мы поскорее грузимся и плывем обратно.

Паруса спустили — нас несет течение, и ветер нам не помеха. Проплываем мимо Сен-Лу. На стене стоят англичане, смотрят на нас как дураки. Ничего они не могут поделать, не могут остановить нас. Из луков стрелять — ветер отнесет стрелы к востоку, а мы уже далеко отплыли. Узким рукавом реки ми­мо Бычьего острова, мимо острова Мартине. И вот мы у Новой башни. Нас увидели, и из Бургонских ворот выбегают люди помогать разгружаться.

Глава третья

ГОВОРИТ ЖАН Д'ОЛОН

Я — Жан д'Олон, оруженосец Жанны. С тех пор как я впервые увидел Жанну в башне Кудрэ, в Шиноне, я при ней неотлучно.

Я был с ней в Шиноне, и в Пуатье, и в Туре, и теперь мы в Орлеане. Я слышал, как она разговаривала со всякими там знатными господами и учеными господами, и я вам вот что скажу.

Она хорошая девушка, правдивая, никогда не со­врет, уж если что обещала — это она твердо испол­ нит. А что касается ума, то — что скрывать? — поум­ней она будет всех наших капитанов, не говоря уже про дофина.

И хотя она ровно вдвое меня моложе — шестого мая будет ей семнадцать лет и четыре месяца, а мне с осени пойдет тридцать пятый год,— так вот, хоть она еще так молода и ее родители простые земле­ пашцы, а мой род небогатый, но дворянский, для меня великая честь служить ей. И большей чести еще никому не было.

В обращении она легкая— весёлая и добрая.

Но иногда она внезапно замолчит, и тогда лицо у нее странное и неподвижное. Я знаю, что это она прислушивается к своим голосам, ничего не замечая вокруг себя.

И хотя я стою рядом, я этих голосов не слышу. Я так думаю, это внутренние ее голоса. Не умею я это хорошо объяснить, но я думаю: это ее мысли та­кие сильные, что будто ударяют ее изнутри, так что она будто немеет и слепнет для всего окружающего.

Но, конечно, это я так думаю, и может быть, я ошибаюсь, и лучше мне про это промолчать. И вам это не любопытно, а, наверно, хочется знать, что Жанна делала в Орлеане.

Мы переправились через реку и приехали в Орле­ан двадцать девятого апреля вечером, и город нас встретил, будто мы уже одержали победу,— так тор­жественно. Весь город освещён факелами, и колоко­ла звонят, и все люди выбежали из всех домов и приветствуют нас, окружили нас густой толпой. Даже страшно ехать — как бы кого не задавить. Коню некуда копыта поставить — такая давка.

Мы проезжаем весь город, от Бургонских ворот до Лисьих, и здесь останавливаемся в доме Жака Бушэ, казначея герцога Орлеанского.

Жанна беспокоится. Нам известно, что к англи­чанам идет на подмогу войско под началом Джона Фальстафа, и надо бы покончить с осадой, пока их еще вокруг Орлеана не такое большое число: в Сен-Лу триста человек, в Турели побольше, но не слишком, и в других фортах тоже наберется одна-две сотни.

А те четыре тысячи, которые нам обещал дофин нет как нет, не очень-то торопятся. А ведь от того, к кому раньше придет подмога, возможно, зависит судьба города.

И все наши капитаны беспокоятся, и наутро граф Дюнуа, начальник гарнизона в Орлеане, со всем своим отрядом отправляется навстречу этим четырём тысячам, поторопить их.

Жанна провожает его за Лисьи ворота, сквозь поля и виноградники.

Мы возвращаемся домой, и Жанна, устав oт тяжести доспехов, ложится на кровать. Я хочу yйти, чтобы она могла заснуть, но она удерживает меня и говорит: