Свидетели

мрет, я вдруг вижу с моей правой стороны ослепи­тельный свет, такой яркий, что он все вокруг затме­вает. И из этого сияния слышатся голоса. И сперва я так ужасалась и меня била дрожь, и я никому не решалась говорить про это и тебе говорю первому. А теперь эти голоса все настойчивей, — и они требуют: «Иди, иди, иди!»

Я говорю:

— Жанна, ты уже взрослая девица. Тебе уже лет семнадцать будет. Уж пора тебе быть рассудитель­ ней. Откуда ты знаешь, что эти голоса с неба? А мо­жет быть, они от дьявола. Разве ты не знаешь, что полуденный дьявол всех других сильней. Он главный мастер врать всякие небылицы, а ты ему поверила.

— Нет,— говорит,— и вовсе это не дьявол, а святая Маргарита и святая Катерина. И я их видела так ясно, как я вижу тебя. Они называли друг друга по именам, и так я узнала, кто они. И они все повторяли: «Иди, иди, иди». Нельзя мне дольше откладывать, и я должна пойти прогнать англичан, освободить го­род Орлеан и короновать нашего дофина, чтобы он стал настоящий венчанный король. Дюран, помоги мне уговорить отца с матушкой, чтобы они не про­тивились.

— Ну,— говорю,— если ты такое сболтнешь дя­дюшке Жаку, он запрет тебя на замок.

— Поэтому я прошу тебя пойти со мной. Что тут поделаешь? Я и пошел с ней.

А она, хитрая, ни словечком не обмолвилась ни про дофина, ни про Орлеан, ни про что такое, а толь­ко сказала:

— Мне надо пойти в Вокулёр к господину де Бодрикур.

Тетушка Изабо как закричит:

— Куда ты пойдешь к господину де Бодрикур, на­шему сеньору, такой замарашкой! Надень мое крас­ ное праздничное платье. Оно еще совсем как новое.

Жанна говорит:

— Оно мне в боках будет широко. Тетушка кричит:

— Ах ты, лентяйка! А ты возьми иглу, забери его в швах, и будет как раз.

Тетушка достала платье и тут же распорола швы и усадила Жанну зашивать их поуже. А дядюшка только сказал:

— Ты, Дюран, проводи ее, что ли. А то как бы до­рогой чего не случилось.

На другое утро мы и пошли. А по дороге встрети­лись нам сперва Жерар Гиемет, наш деревенский, а немного спустя Жан Ватерэн из Грё, и обоим им Жанна крикнула:

— Я иду в Вокулёр! Вы ведь знаете, что было предсказано — женщина погубила Францию, а де­вушка ее спасет!

Вы бы посмотрели на их лица!.. Будто их громом поразило.

Когда мы наконец подошли к воротам замка, Жан­на сказала:

— Спасибо тебе, Дюран, и прощай. Теперь уж я сама справлюсь, а у тебя есть свои дела.

Я говорю:

— И то верно. А как же ты без меня одна бу­дешь?

— Я не одна,— отвечает.— Со мной мои голоса. Иди!

Я пошел, оглянулся. Она стоит перед воротами, платье красное. Руку подняла — постучать. Я ушел.

Глава четвертая

ГОВОРИТ БЕРТРАН ДЕ ПУЛАНЖИ

Я, Бертран де Пуланжи, начальник стражи в зам­ке Вокулёр.

А к чему стража и от кого охранять — один черт знает. И замок не наш, а пришлось его сдать англи­ чанам. И сидим мы здесь временно, на честном сло­ве, а завтра, может случиться, сами перейдем на сто­ рону англичан. А не то дадут нам пинка — и вылетим мы отсюда на все четыре стороны: и стража, и я с ни­ми, и наш капитан. И будь оно всё проклято, до чего мне это надоело!

Нет того чтобы вскочить на коня, взмахнуть ме­чом, задать англичанам добрую трёпку и победить в честном бою, или, уж черт с ним, пусть меня зарубят. Я на все согласен. Но нет моих сил сидеть здесь, буд­ то мышь в мышеловке, и смотреть, как Франция по­гибает.

Под вечер я от скуки пошел в караульную. Там содом. Мои солдаты вперемежку со слугами сидят за столом, и все пьяны. Какие-то бродячие певички тут же вертятся — из тех, что на площадях бьют в бубен и пляшут мавританский танец на потеху толпе. А кто потрезвей, играют в кости. Выкидывают кости из ко­ жаного стаканчика и орут:

— Шесть, восемь!

Проигрывают с себя все — и сапоги, и лук со стре­лами, и исподнюю рубаху, собачьи дети. А в углу, вер­хом на скамье, сидят солдат Жеган Одноглавый и Парижанин Гюгюс, мой слуга, и играют в карты.

Это новая игра. Её не так давно выдумали для по­койного короля Карла VI, когда он потерял рассудок и полстраны. Мне в эту игру еще не приходилось иг­рать, и я подошел поближе и стал смотреть, а они так увлеклись, что и не замечают меня.

Это такая игра: на кусочках бумаги нарисованы где желуди, где кружки, где сердца, а где пики, от од­ного до десяти, и еще короли, дамы и рыцари. Один бросает карту на скамейку, а другой покрывает ее картой постарше и забирает обе. А если ему нечем побить, первый забирает всё. И вдруг я замечаю, что Жегаи бьет короля одним желудем и тащит его к себе.

— Э,— говорю,— Жеган, чертов пес, ты мошенни­чаешь!

Он вскочил, отвечает:

— Нет, ваша милость, никакого мошенства нет. Вы уж простите меня за откровенные слова, а вы в этой игре ни фига не смыслите. Вы видите, этот же­лудь нарисован большой, и если один желудь или там одно сердце большое, такая карта всех сильней и всех других побивает. Хоть она одна, а всех больше. Эй, Парижанин, уступи место начальнику: я ему сейчас покажу, как играть.

В это время одна из певичек ударила в бубен, мел­ко-мелко затрясла его и запела балладу:

Да не простит тебя бог,

Не пустит за райский порог,

Госпожа Изабо, госпожа Изабо,

Проклятая королева.

И корона тебя не спасет,

И трон тебя не спасет,

Когда смерть за тобой придет.

Страшись ее гнева!

Ах, что тогда будет с тобой!

Ах, сунут тебя с головой

В чан с кипящей смолой,

И спасения нет, ах, нет!

Ты страну свою продала,

Англичанам нас предала,

И за эти злые дела

Ты будешь держать ответ,

Проклятая королева.