иметь возможность располагать нанятой «шикарной» квартирой. А 4000 франков в 1908 году и в последующие годы — весьма значительная сумма. Она не меньше чем в три раза превышала средний заработок рабочих Франции.
Теперь можно было идти на раскол. Прежде всего Ленин порвал всякие личные отношения с Богдановым. Это произошло в феврале 1909 года. … В июне члены редакции «Пролетария» встретились на расширенном редакционном собрании в парижском кафе «Капю» при участии представителей Большевистского центра. К моменту начала заседания Ленин провел соответствующую работу в рядах фракции, в результате политику Богданова подвергли критике как отклонение от пути революционного марксизма, а самого Богданова исключили из фракции большевиков.
Идеологически разрыв был закреплен специально написанной по этому поводу философской работой Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Вышедшая в 1909 году книга была направлена против всех философских теорий как в России, так и за границей и представляла собою сборник злобных выпадов. Понятно, что такая работа была далека от философии, и опыт Ленина в этой области следует считать крайне неудачным. Но поскольку антибогдановская направленность этого скучного тома была вызвана не философскими расхождениями, а финансовой дрязгой, смысл написанного представляется нам теперь в совсем ином свете.
Считаясь с особенностями духовного склада русского революционера, русского интеллигента, Ленин должен был заплатить большую дань делу всяческого теоретизирования и даже философствования. Назвался груздем, полезай в кузов; назвался вождем партии, поставляй ей все потребное, вплоть до собственной патентованной партийной философии. И когда среди русских марксистов пошел философский разброд мыслей и завелись разные эмпириокритические ереси, Ленин, недолго задумываясь, засел в библиотеку, со свойственным ему упорством преодолел труды тех, кто в Европе служил философским прототипом для русских «ересей» и «еретиков», еще тщательнее пересмотрел писания их критиков, а затем смастерил целую книгу, в которой «разделал» всех этих Шуппе, Лаасов, Авенариусов, Петцольдов и им подобных так, как привык разделывать у себя в партии непослушных и бунтовщиков, как дураков и мальчишек. В первый и последний раз произвел он эту карательную экспедицию в области философии. Он сделал это не по своей охоте, а из чувства долга, подобно тому генералу, который говорил: «прикажут — акушером буду». Больше делать этого было некому, и Ленин взялся за дело. Was er selbst hat noch gestern gelernt, das muste er heute schon lehren (учил других тому, что лишь вчера стало ясно самому), как говорят немцы, и неудивительно, что целым рядом грубейших промахов и наивностей он с головой выдал свою абсолютную чуждость этой области мысли и полную неприспособленность к философствованию. Но и в этой книге он тот же, что и везде — уверенный, не подозревающий того, где и в чем он беспомощен, ломящий напролом, исполненный пренебрежения к другим и поставивший себе за правило афишировать это пренебрежение, это презрение еще в большей мере, чем имеет его на деле.
…Главная причина непримиримости Ленина заключается в том, что он не желает выпустить из своих рук партийных денег, часть которых им была захвачена воровским способом.
Цит. по:
В феврале 1909 года, за несколько недель до поездки Ленина в Ниццу, заболела воспалением легких его престарелая матушка (ей шел 74-й год) и после долгой болезни, провожаемая Анной, поехала в Крым, в Алупку, поправлять свое здоровье. 21 мая Ленин ей писал: «Чрезвычайно рады мы были все узнать, что вы устроились в Крыму и ты наконец отдохнешь сколько-нибудь сносно».
Во время болезни матери он был по горло занят выпуском своей философской книги. Анна Ильинична ему присылала корректурные листы, и он занимался их правкой, исправлениями и вставками. Болезнь матери находит в письмах Ленина очень небольшой отклик — лишь стереотипные фразы, но это объясняется тем, что всю основную переписку по поводу болезни вела приехавшая к Ленину сестра Маняша. Но шокирует другая вещь. Читатель его писем, зная, что он желает матери «наконец отдохнуть сколько-нибудь сносно», все время ждет от него предложения, которое сделали бы на его месте все, кто любят свою мать. Чтобы мать имела возможность дольше и в лучших условиях отдохнуть в Крыму — почему не предложить ей для этого денег? Что может быть проще и естественнее? В прежние времена, обращаясь к ней за деньгами, Ленин любил прибавлять, что считает взятые деньги своим долгом. Теперь мать больна, стара, и ее нужно лучше устроить — не есть ли это самый подходящий момент начать расплачиваться со своим долгом? Это нечто более полезное и осуществимое, чем приглашение ехать к нему за 3000 километров. Ведь деньги есть у него, именно в это время он поехал отдыхать в Ниццу. Деньги у него не только за границей, а в самой Москве на сберегательной книжке сестры Анны, которую 26 мая, то есть пять дней после его письма с пожеланием матери сносно отдохнуть, он просит перевести ему пятьсот рублей.
Объявивши себя распущенным, Б[ольшевистский] ц[ентр] продолжает существовать как организация действительного перманентного заговора против партии, как группа, претендующая держать в своих руках все нити правления пытающейся восстановиться партийной организации. Эта группа, связанная общностью личных интересов и единством антисоциалистических взглядов на роль «вождей» в рабочем движении, сохраняет возможность вести свою антипартийную линию постольку, поскольку не выполнила фактически своего собственного торжественного обязательства выпустить из рук денеж. суммы, которые она захватила. Ибо общественное развитие, делая все большим анахронизмом диктатуру этой группы над социал-демократией, все менее оставляет ей идейных средств удерживать эту диктатуру, все более обрекает ее на пользование методами нечаевщины и давления на дезорганизированную партию силой денег...
Наследство Шмита, сына московского купца, племянника Морозова, оказалось весьма полезным Ленину. Много позднее вошло в его жизнь и кое-что другое из купеческих богатств Морозовых, имеем в виду загородный дворец, построенный одним из Морозовых в Горках, в 27 километрах от Москвы. С 1918 года Ленин проводил в нем дни своего отдыха, жил там во время болезни и там же умер. В письме от 9 июля 1919 года к Крупской, которая в это время плавала по Волге на «агитационном пароходе» «Красная звезда», — этот загородный дворец в Горках Ленин называет «нашей дачей». «Мы живем по-старому: отдыхаем на «нашей» даче по воскресеньям».
Б[ольшевистский] ц[ентр] постановляет, в ответ на прямой запрос т. Виктора, что изменение, происшедшее в деле вследствие личных отношений Виктора и Ел[изаветы] Павловны (В. К. Таратута и Ел. П. Шмит официально оформили брак. —
Б[ольшевистский] ц[ентр] — расширенная коллегия «Пролетария».
