повадки кобелей, а не мужчин.
— Разве есть разница?
— А разве нет? Ты еще не ощутила ее собственным нутром? Или тебя очень тянет на несгибаемый сук Главрежа?
— Бр-р-р, — содрогнулась женщина. — От него в холод «так и кидает». Нет, правда, Вадичек, силы-то в нем, может, много, зато тепла нет совсем. Весь прохладный, точно лягушка, а сук и вовсе ледяной.
— Избавь от деталей, — брезгливо поморщился Вадим. — Ударилась, понимаешь, в воспоминания. Еще за мемуары засядь!
— Может, у него это возрастное — а, братик? — предположила гостья. — Вот когда ты меня лечил, я ж чувствовала, какие у тебя горячие пальцы. А когда спали рядом, так и полыхал жаром.
— Точно жар-птица, да? — проворчал Вадим смущенно. — «А во лбу звезда горит».
— Я серьезно!..
— Это не та теплота, — пояснил он, — не градусы. Во всяком случае, не только.
— Потому мне и хочется побывать на, твоем суку, — заключила Алиса.
— Для сравнения или чтоб согреться? Боюсь, разочарую.
— А ты не бойся, — вкрадчиво сказала она. — Пугливый какой…
Вадим понял, что пора сворачивать с этой темы, скользкой, точно каток, — пока женщина не принялась за него всерьез. И где гарантии, что на сей раз он устоит? Конечно, Алиса — не его стиль, однако другие варианты еще хуже (за единственным исключением). А с возрастом на подобные вещи смотришь шире — в смысле, уже не так привередничаешь.
— Ладно, ты напилась? — спросил Вадим грубо. — Давай-ка приберу — баиньки пора.
Собрав на поднос посуду и почти не тронутую еду, он ретировался на кухню. Посуду свалил пока в раковину, а продукты выложил на кухонный стол и принялся было сортировать по срокам хранения, но тут же притормозил, брезгливо сморщась. Посредине стола зацепенел здоровенный, обалдевший от такого изобилия таракан и только угрожающе шевелил усами, видимо, не зная, с чего начать.
Покачав головой, Вадим осторожно ухватил усача пинцетом и уронил за окно, оставив без угощения. Иди-иди, погуляй на просторе — и без тебя хватает иждивенцев. Но те хотя бы братья по классу: млекопитающие!
Разобравшись с дарами и ополоснув чашки, Вадим вернулся в комнату. Алиса дремала, поплотней закутавшись в одеяло, а теплолюбивый Жофрей уже пристраивался под ее пышный зад, рискуя оказаться погребенным при первой же смене позы. Прогнав дурашку в ноги, Вадим разделся и с опаской лег рядом с женщиной, стараясь не разбудить. Однако Алиса, конечно, сразу надвинулась на него, а частью и привалила, будто тянулась к теплу не хуже Жофрея. Или давешних болотных пиявок. Не странно ль, что ее соседство навевало на Вадима сонливость?
Но тут в дверь снова стукнули — если костяшками, то очень и очень деликатными, явно не мужскими.
— Черт, — пробормотал Вадим. — Чего не терплю, так это накладок.
— Может, не открывать? — спросила Алиса, тотчас проснувшись.
— На такой стук я открываю всегда. А вдруг пришли за помощью?
Сорвавшись с дивана, он натянул шаровары и распахнул дверь, уже предвкушая, кого увидит. В самом деле, перед входом стояла Юлька, вымокшая насквозь, даже слегка припорошенная снегом, — притом что облачена была в знакомый сарафанчик и босоножки на шпильках. Естественно, трясло ее, точно под током, а фразы, которые Юля пыталась сложить побелевшими губами, расшифровке не поддавались. Сейчас она мало походила на того шаловливого прелестного полуребенка, из образа которого старалась не выходить, — скорее на недоутопленного котенка.
Молча Вадим втянул ее в квартирку, придерживая за локотки провел на кухню, где тотчас стянул с гостьи мокрое платье и принялся растирать продрогшее тело снизу доверху, не жалея дефицитного спирта, — пока девочка не перестала дрожать. По счастью, спасительный чан, обогревавший его квартирку ночами, уже дымился от пара, а запасов кипятка в нем хватало, чтобы наполнить ванну почти горячей водой. Так что через пяток минут Вадим смог уложить туда девочку для окончательного согревания, повесив отжатый сарафан сушиться над газом.
Затем присел перед ванной на корточки, продолжая и в воде разминать ее покорную плоть. Юля глядела на него распахнутыми глазищами, почти не мигая, и от этого растерянного взгляда, вопиющего невесть о чем, хотелось спрятаться.
— Я могу остаться? — внезапно спросила она. — Хотя бы на ночь.
— Что, в ванне? — изобразил удивление Вадим, лишь бы не закряхтеть от неловкости. — А не утонешь?
— У тебя там тетенька, да? — поинтересовалась Юля с ехидцей. — Согревает твои старенькие кости. Ну так второй бок свободен? Мне хватит, я не жадная. Помещусь — тютелька в тютельку, дяденька в тетеньку. А девонька тем временем поучится плохому.
Она пыталась выдерживать обычный тон, однако голос предательски вздрагивал, будто в любой миг мог сорваться в рыдания.
— Ладно, хватит показухи, — сказал Вадим. — Что случилось?
— Ничего, — равнодушно ответила Юля. — Все прекрасно, маркиза!.. Если не считать, что меня пытался изнасиловать собственный папуля.
Не удержавшись, Вадим присвистнул: «Ни фига себе!»
— А что? — продолжала девочка. — Он ведь такой большой босс-с-сяк, почему не позволить себе — кто ему чего скажет? Вообще, откуда знать, может, он для того меня и зачал? Видел же, наверно, что маменьки надолго не хватит. Я представляю, как потрудилась она для его взлета, если и меня он уже пробует подсунуть… соратничкам.
— Ты не придумываешь? — осторожно спросил Вадим. — Все ж отец, какой-никакой.
— Так что же? Надо будет, он еще настрогает. Сейчас столько бесхозных тёлок — на все вкусы!
— Средневековье какое-то, — пробормотал он расстроено. — Махровое средневековье, ей- богу.
— Ну почему обязательно средневековье? — возразила Юля. — Мой папенька обожает поминать книжицы про светлое будущее, умиляется тамошним порядкам до слез, — а себя, по-моему, втайне считает его полпредом в настоящем. Ну не повезло человечку, поспешил родиться!.. Как тебе такой коммунарик, а? Комарик-коммунарик…
У нее опять задрожали губы, словно от холода, и, чтоб не заплакать, девочка принялась хулиганить, брызгая на Вадима водой. Немного успокоясь, добавила:
— Это как у крестоносцев, знаешь? Можно мочить, грабить, насиловать, но если предан Богу, теплое местечко в раю тебе уготовано. Не Бог, а крестный отец какой-то, пахан воровской!..
— Ну что, он вот так прямо на тебя набросился, — спросил Вадим, — ни с того ни с сего?
— Вот так прямо, — подтвердила Юля. — Явился среди ночи — лицо чужое, руки ледяные, глаза пылают. И если б не твой презент, от колдовских щедрот… Знаешь, я ведь давно с ним не пересекалась: днем он отсыпается, ночью пропадает.
— И с чего все они заделались полуночниками? — удивился Вадим. — Не иначе сверху моду спустили.
Ему вдруг пришло в голову: а не придумывает ли Юля? Проще говоря, не врет ли? Сколько б его ни ловили на доверчивости, Вадим продолжал даже заведомую ложь принимать за чистую монету. И только затем, вспоминая о прежних обманах, начинал исподволь прощупывать собеседника. И что за радость: дурить голову такому лоху? Впрочем, истории обеих гостий стыкуются настолько, будто они сговорились, — что вряд ли.
— Ничего, — пригрозила Юля, — он у меня попляшет. Я такое ему устрою!..
— Зачем? — спросил Вадим.
— Чтоб ему было плохо, — повела девочка плечом.
— Зачем? — повторил он.
