— А почему я должна спускать?
— Что ты за других переживаешь: как бы кому сделать хуже. Лучше о себе подумай.
— Но если мне хорошо, когда ему плохо? Он еще заплатит — за все!
— Ты что, сильней его, — спросил Вадим, — или умнее? Куда ты лезешь?
— И все равно я ему устрою: ткну харей в собственное дерьмо!..
— Можно быть либо стервой либо дурой, — попытался рассердиться Вадим. — Объединять в себе обеих — накладно. Когда на тебя разогнался бульдозер, разумней убраться с его пути.
— «Разумненький Буратино», — сказала Юля. — Живешь тихо, не высовываясь, в свое удовольствие. По ночам трахаешь кого захочешь, благо дурочек вокруг полно — стоит по головке погладить да мослами потрясти. Ты — кобель, да? Кобелино!..
— «Ума нет — считай калека», — заметил он. — Не понимаешь, что заступила на чужую территорию? Твоя свобода кончается возле моего носа!
— Это самая выступающая твоя часть?
— Если не считать груди.
— Но ведь для избранных ты оттопыриваешь еще кое-что? И как тогда насчет свободы?
— Слушай, солнышко, — заговорил Вадим, — я ведь не обязан перед тобой оправдываться. Потому что, слава богу, у меня хватило ума… — Он заставил себя притормозить, почувствовав, что избыточно многословен, а значит, именно оправдывается. — Короче, тут нет криминала, — решительно сказал он. — Алиса — давняя моя приятельница, а здесь ночует потому…
— Ну понятно! — перебила Юля. — Почему по старой дружбе не перепихнуться разок-другой? Никому от этого не хуже, а для здоровья полезно. Опять же теплее вдвоем!.. Что, не так? — Она отрывисто засмеялась. — Потрахаться, чайку испить, снова потрахаться, обсудить постановку или передачку, еще раз потрахаться под задушевную беседу — а все это вместе называется встречей друзей, да?
— Теперь ты и вправду меня рассердила, — болезненно улыбаясь, сообщил Вадим. — А делать это не стоило: больше я не стану тебя щадить.
— Сейчас уписаюсь с испугу!..
— Я понимаю, тебе плохо, — продолжал он. — Но ты хоть что-то сделала, чтоб избежать неприятностей? Либо как-нибудь их побороть? Ты умеешь только скандалить и ныть. Мечешься от билдеров до воображенцев, вертишь хвостом перед юнцами и стариканами, страдаешь из-за отсутствия смысла — но кто за тебя станет его добиваться? Даже любить по-настоящему ты не умеешь: чуть что — лапки кверху. И все вокруг виноваты — только не ты!..
Старый мудрый… дурак, сказал Вадим — уже себе. Что ты несешь? Кто и когда хотел знать о себе «всю правду и ничего кроме»? Кому она вообще нужна?
Однако отступать было поздно. И Юлька уже смотрела на него иначе, хотя спрятаться от ее взгляда хотелось по-прежнему.
— Ну почему ты такой? — спросила она.
— Собственно, какой?
— Блаженный, что ли. Ты безопасен и надежен, рядом с тобой расслабляешься. Но остальные-то другие, и каково после тебя возвращаться к ним — ты подумал? Вот если б ты брал под крыло на все время…
— Я бы, может, и брал, да размах крыльев не позволяет, — сказал Вадим. — И пойдет ли это на пользу? Во всяком случае, я никому свое общество не навязываю.
— Это что, предложение убираться?
— Ни в коем разе! — испугался Вадим очередной неловко выстроенной фразы. (Сколько раз обжигался!) И что они такие мнительные — слова нельзя сказать, чтоб не извратили! Да еще из всех мыслимых толкований выберут самое для себя оскорбительное и будут стоять на нем вмертвую, сладострастно поворачивая воображаемый нож в воображаемой ране, точно завзятые мазохисты. И все попытки выправить ситуацию будут ее усугублять, словно им вправду доставляет наслаждение себя мучить, а через себя и его — виновного в неуклюжести, но уж никак не в злом умысле.
А девочка уже выбиралась из ванны, разбрызгивая воду.
— Слушай, прекрати! — потребовал Вадим. — Что за детство, в самом деле?
Не отвечая, она наспех обтерлась, выскочила в прихожую и стала вколачивать маленькие ступни в босоножки. На всякий случай Вадим перекрыл вход на кухню, где сушился ее сарафанчик.
Все-таки придется оправдываться, подумал он, уже готовый смириться. Правда, не с моими талантами этим заниматься, и вины за собой особой не вижу, но куда денешься? Эх, грехи мои, грехи…
Однако Юля не дала ему даже такого эфемерного шанса.
— Я позаимствую твой плащ, — сухо сообщила она, сдергивая с вешалки дождевик. — При случае верну.
— Ты что надумала? — заволновался Вадим. — Эй, ты куда? С ума сошла — там же ночь!..
Молча она устремилась к выходу. Разведя руки, Вадим попытался ее задержать, но Юля попросту отпихнула его в сторону, и конечно, он не решился применить против девчонки силу, хотя мог вздернуть ее за шиворот, точно котенка. А Юля уже исчезла за дверью.
Господи, будет мне покой? — в отчаянии подумал Вадим. Пора и мне в монастырь, как Ларисе, — вот там смогу наконец предаться раздумьям и творчеству. Черт, хоть разорвись!..
2. Охотнички
Метнувшись в комнату, Вадим выдернул из шкафа «семисезонную» куртку, уже облезлую, но, к счастью, не выброшенную, и пару увесистых ботинок на толстых подошвах, тоже заслуженных, оставшихся еще с той, настоящей зимы. Пока натягивал их, вкратце разъяснил Алисе ситуацию, с ходу отметая ее испуганные возражения. Впрочем, оказалось это не просто.
— Как это называется, а? — негодовала она то ли в шутку, то ли на полном серьезе. — Ты бросаешь меня!..
— За крепкими стенами, в теплой кровати, — прибавил он успокаивающе. — А каково Юльке под дождем и снегом?
— Какое мне дело до твоей сучки? — огрызнулась женщина. — Да пусть ее Мститель слопает — мир не обеднеет!
— Типун тебе на язык, — испугался Вадим. — Знаешь ведь: «не рой яму…»
Затем бросился вон из квартиры, уже на бегу набрасывая куртку и стараясь не слишком топотать. Конечно, Юли не оказалось ни в коридоре, ни на лестнице — по его прикидкам, сейчас она должна миновать проходную. Потом скорее всего поскачет к шоссе, чтоб остановить машину, — а кто сейчас ездит, кроме блюстов да крутарей? Первых еще можно напугать отцом, но со вторыми придется договариваться — это в лучшем случае, если согласятся на честный обмен. Однако другой маршрут еще хуже: напрямик через одичалый парк, мимо брошенных домов и старого кладбища, — и это при разразившейся грозе, вкупе с дождем и мокрым снегом, под завывание ветра и громыхание молний. Да в хилом плащике на голое тело, почти босиком… бр-р-р.
Вадим выбрал второй вариант: уж очень ярко представилась эта картинка — точно видение. Однако через проходную не пошел — зачем высвечиваться? Спустившись до второго этажа, он повернул, как и вчера, к торцевому окну, без шума спрыгнул на мягкий, припущенный свежим снежком грунт и побежал Юле наперерез, еще не видя ее, но чувствуя. Кроме девушки, поблизости никого не было, и даже дома почти уснули. Так что притупленные сенсоры Вадима снова ожили, разбрасывая ловчие сети — все дальше, все шире. На уши и глаза надежд было мало: слишком много посторонних шумов и слишком мало света, да еще этот набирающий силу дождь!..
Пригнувшись, Вадим нырнул в мокрые кусты, слепо хлещущие колючими ветками, миновал несколько стволов, натужно скрипевших под ветром, и наконец смог разглядеть Юлю. Запахнувшись в бесформенный плащ, она трусила посредине дорожки, сторонясь подступающих зарослей — как будто это поможет ей в случае чего!.. Неслышно Вадим побежал параллельным курсом, время от времени теряя
