— Наверное, можно, — не стал спорить Вадим. — Ну и кто тут кого использовал? — Он усмехнулся: — Только давай без риторики, ладно? Не такой ты и хитрый.
Впрочем, подсмеивался Вадим больше над собой. Как всегда, Эва лишь дала ему разгон, а вести допрос предоставила самому. Но вот откуда ведьма узнала про Эрнста — наворожила, что ли?
— Они… меня, — выдавил монах с таким трудом, словно-таки одолел заклятие. Хотя к чему такая ложь?
— Повтори, — все ж велел Вадим. — Ась?
— Я подчиняюсь Шершням, да! — свободней выговорил Эрнст. Он будто страшился чего-то — даже не самих хозяев, загадочных и жутких, а своего нынешнего отступничества, чреватого неведомыми опасностями.
— «Легко и сладостно говорить правду в лицо», — поддержал беднягу Вадим. — Хотя бы изредка, верно?
Не теряя времени, Кэт села за интерком, обзванивая обитавших либо гостивших в Доме кардиналов и епископов, срочно сзывая собор, сродни вселенскому. А заодно требуя готовности от охраны, персонально доставая доверенных рыцарей из орденского капитула.
— Мне пришлось, — продолжил доминиканец. — К тому же наши цели совпали.
— Генерал Школы с тобой? — суетливо вмешался Калуф. — Отвечай!
— Уж очень «черныш» скользкий, — слегка осклабился Эрнст. — Похоже, ведет собственную игру. Его даже Шершням не просто зацепить — кто его вообще знает, кроме тебя да нескольких ближних!
Он уже освоился со своей странной позой и даже расселся на подставленном Адамом колене не без комфорта. Однако стоит ему заупрямиться…
— И нечего смотреть на меня с осуждением! — заявил Эрнст, хотя лично Вадим разглядывал его с брезгливостью. — Если хотите знать, союз с Шершнями только помогал становлению церкви, а сверх они ничего особенного не просили. По-вашему, кто спонсировал орден? От ваших-то щедрот не разгуляешься!
— Продолжаем брехать по мелочи? — поинтересовался Вадим. — «Союз», «просили»!.. Ты ж у них на довольствии и делаешь что велят. Странно, что тебя еще не включили в пирамиду.
Выражение на лице монаха не изменилось, он продолжал взирать на всех свысока, но в сознании что-то екнуло, как от удара.
— На сколько они опоздали? — быстро спросил Вадим — На день, на два? Когда посвящение? Говори!
— Завтра, — нехотя сознался Эрнст, — ближе к полуночи. Как раз открылись вакансии.
— Много? — не отставал Вадим, прикидывая, сколько Шершней гналось за ним в ту ночь и что могло с ними статься после падения. Не серки ли порезвились, рассчитавшись за охоту? И кто же их навел?
— Я знаю о трех.
— И где?
— На северном кладбище, в подвале костела.
Не удержавшись, Вадим фыркнул: в лучших традициях! Сами Шершни тяготеют к банальным декорациям или производят впечатление на новичков?
— Склеп, да? — весело уточнил он. — Самое место!
— Наверху устроен кабак, — пояснил Эрнст, — с оркестром и варьете, как положено. А вот под полом иная кухня.
— Что ж, пора изгнать нечисть из храма, — объявил Вадим. — Уж на что Иисус был пацифист…
— А хотите, проведу туда? — вдруг предложил доминиканец. — И что вы, братья, накинулись? Разве не превыше всего для меня благо Церкви!
Похоже, он опять решил обходить заклятие ведьмы риторическими фразами. Все-таки что-то здесь недоработано — хотя штука полезная, бесспорно. Только на всех ли действует?
— Не пойму, ты сам дурак или нас за дураков держишь? — снова вступила Кэт, видимо, обзвонив уже всех. Кем бы она ни считала Эрнста раньше, теперь тот явно не подходил под категорию «свой». — Рвач какой, ишь ты!.. Может, оскопить его, чтоб не заносило?
Эрнст содрогнулся, явно не готовый на такие жертвы даже ради «блага Церкви». Что б он ни вещал в религиозном запале, телесное в нем перевешивало. Творческой потенции он лишился намного раньше, так что услаждать и утверждать себя мог теперь единственным способом. И хорошо, если не занимался этим в своих застенках.
— Чего дергаешься, бычок? — враждебно спросила Кэт. — Зато лысинка зарастет. Ты ж из-за нее так переживал!
— «Жизнь сама таких накажет строго», — сказал Вадим. — Найдется у вас надежный подвал?
Чего он не любил, так это необратимых поступков. А изоляция на пользу многим, включая узников. К тому же пара деньков форы не помешает.
Лишь только заявился магистр с тройкой невозмутимых монахов-воителей, как Адам сгинул с глаз, запечатлевшись в памяти творцов гигантской тенью. Растерянно озираясь, Эрнст не промолвил больше ни слова, будто на него наложили новое заклятие, и покорно ушел вместе со стражами. А следом заспешила Эва, тормоша Вадима: пора и честь знать! Нигде более не задерживаясь, они оставили монастырь, втиснулись в подоспевший, как по заказу, колесник и помчались через обезлюдевшие либо уснувшие районы к новому месту, где наверняка что-нибудь затевалось.
2. На городских перекрестках
Вкрапления Вольного Города были разбросаны по окраинам. Официально это тоже считалось Крепостью, но на деле блюстители там не котировались. А заправляли всем крутари, поделив частников между собой. Свободные зоны потихонечку расширялись, но Крепость съеживалась быстрей, скучивая население в общагах и людятниках, подтягивая предприятия ближе к Центру.
Опустевшие участки отходили неприхотливым маргиналам, кормившимся по свалкам, и там же гнездились шушерские банды.
Теперь колесник выбросил странную парочку на широкой площади, темной и голой, перед входом в одинокий приземистый двухэтажник, чьи окна снаружи прикрывали решетки, а изнутри — плотные жалюзи, затенявшие проемы до черноты. Не теряя набранного темпа, Эва устремилась к зданию, больше похожему на тюрьму; зато водила поспешил отсюда убраться, даже не пытаясь заполучить клиента.
— Ну, куда ты опять?
Впрочем, Вадим уже сообразил, куда она нацелилась. Конечно, не в ее правилах останавливаться на полпути! Раз Эва затащила его в опасное место, следовало закрутить гайки до упора. И все же на кой черт понадобился ведьме этот трактир, куда даже блюсты побаивались заходить?
Угнездился он на границе нескольких зон: крепостной, иудейской, маргинальной — и по странному стечению именовался «Перекрестком», что, в общем, соответствовало, ибо публика собиралась здесь пестрая и отнюдь не изысканная. Даже по вольным крутарским нормам якшаться с шушерой считалось неприличным — тем более вести дела. Однако отказаться от клиентов, без сожаления спускавших шальные заработки, для прижимистых иудеев оказалось выше сил.
Без колебаний Эва толкнула тяжелую крутящуюся дверь. Вадим протиснулся следом — напряженный, словно вступал в клетку тигра. Величественный придверный даже не пытался остановить даму, но на одетого в крепостную робу Вадима уставился с недоверием. Пришлось спешно пристраиваться к Эве и даже поддержать ее за локоток: видишь, держиморда, я не сам по себе, меня привели. О господи…
Бок о бок они спустились по лестнице, вступили в зал. Тот оказался огромен до неправдоподобия. Неизвестно, что помещалось здесь прежде, но теперь дом решительно перестроили. По всему первому этажу снесли перегородки и лестницы, заменив редкими лифтовыми колоннами, а заодно убрали пол,
