— Павич я, — сообщил командир, поправляя ремни. — А кто ты, мы доперли — не дети, чай. С добром пришел или как?
— Как получится. Первым-то не стану бузить. Но ежели наедут…
— А чего, у здешних хватит ума, — осклабился Павич. — Они про богатырей и не слыхивали. Ни ладить с ними не умеют, ни ценить по достоинству.
— В отличие от вас, да?
— Уж мы ведаем, что на тропе богатыря лучше не стоять, — подтвердил россич. — И не потому лишь, что себе дороже.
— А почему еще?
— Так ведь он за правду бьется, за всех людей. А кто против него, служит нечисти. И на кой нам марать себя?
— А в чем правда, Павич? — заинтересовался богатырь. — Может, хоть ты знаешь?
Но тот, если и знал, делиться не стал — лишь усмехнулся загадочно.
— И что же вас занесло в такую даль? — снова спросил Светлан. — Дома заняться нечем? Или потянуло на легкие хлеба?
— Любопытно нам, — ответил Павич. — Мир-то велик, за каждой горой новье. Ну и заработок — само собой. Мы ж добытчики, не просто так. Но ежели свистнут из родных мест…
— А поспеете, когда призовут? Путь-то неблизкий.
— Чай, земля наша не первый век стоит. Уж как-нибудь протянет еще месячишко.
— Да ты оптимист, — сказал богатырь. — Ще не вмерла, да?
Снова загрузившись в карету, он сообщил барону:
— Следующая остановка — конечная. Ребята проводят.
В самом деле, больше их не задерживали — вплоть до самого центра площади, где высился шатер командующего, размерами вполне сравнимый с нормальным домом. Его тоже охраняли плотно, но, увидев, что незваных визитеров то ли конвоируют, то ли сопровождают россичи, сторожа сочли за благо расступиться перед Светланом. Все ж хорошо, когда тебе покровительствует элита.
А в шатре, не глядя на глубокую ночь, как раз затеяли большой сбор, зазвав сюда едва не всех старших офицеров. И уж конечно, все тут были дворяне, коим дозволялось носить мечи. Их набилось в шатер много, они стояли перед богатырем плотной толпой и поголовно были облачены в латы, обвешаны заточенными железками — серьезные ребята, прямо-таки крутые. А Светлан заявился к ним совершенным шпаком, а стали на нем не набралось бы и на хороший кинжал. За что ж его уважать: лишь за габариты? Так толку в них, когда большинство подавляет!
Но именно такие ситуации и заводили богатыря. А кураж сейчас был даже к месту — тем более как только он вступил в шатер, сразу притянул к себе десятки взглядов. И вместе с остальными на нежданного гостя уставился молодцеватый старик в доспехах, восседавший в высоком кресле, — граф де Шратье, маршал Нордии и главный здешний военачальник.
— А-а, это тот пронырливый чужеземец, заморочивший голову Луи, — нехотя признал граф. — Впрочем, спутать трудно — вряд ли в Эльдинге сыщется второй такой дылда.
— Вчера прибыл еще один, — доложил кто-то из его свиты. — Пресловутый король Артур.
— «Король», надо же!
— Я тоже не люблю генералов, — сообщил ему Светлан. — То есть, наверно, среди них случаются порядочные… опять же исторические хроники… Хотя мы-то знаем, как они пишутся!
— Свежеиспеченный герцог, ну конечно, — язвительно продолжал де Шратье. — Большой любитель совать нос во все щели.
— Еще я люблю проповедовать, — признался богатырь. — Или поучать, как выражается моя помощница. Ничего не могу с собой поделать — возрастное, похоже.
— И оставался бы монахом, — бросил де Шратье. — Чего лезешь в наши дела?
— Ага, — сказал Светлан. — Стало быть, разговор пойдет по-военному, без этих придворных изысков. Что ж, мне подходит… А ты уверен, что эти дела — ваши? — спросил он. — И что разбираешься в них лучше меня?
На что маршал лишь скривил блеклые губы, не считая нужным отвечать. Зато как бы спуская с цепей своих подчиненных — и за теми, понятно, не заржавело. Плотной лавиной на Светлана посыпались язвительные замечания, колкости, насмешки, оскорбления.
Мнение публики, которую так легко натравить, богатыря заботило мало, и все словесные стрелы отскакивали от его дубленой шкуры, точно от эльфской брони, не раня, даже не трогая. Но молчания, стоического или безразличного, здесь бы не поняли, а потому пришлось отвечать — пусть и не на каждый выпад (он бы просто не успел), но почти на все более или менее осмысленные. А поскольку сарказма в его мире скопилось намного больше, да и память услужливо подсказывала самые ядовитые фразы, из этой неравной схватки выдрались изрядно потрепанными как раз превосходящие силы — к большому удовольствию Павича и пары его дружков, следивших за событиями от входа.
Вот де Шратье итог баталии понравился гораздо меньше. Вскинув ладонь, он отозвал свои войска, пока их вовсе не смешали с землей.
— Мои офицеры больше упражняют свои мечи, чем языки, — пробурчал граф, словно оправдываясь. — Солдату не пристало много болтать.
— Лучше б они мозги упражняли, — откликнулся Светлан по инерции. — Вот где у них слабое место. Или не только у них?
Но командующий тоже умел не слышать, если не хотел. Да и зрение у него было избирательным.
— А-а, и вы тут, барон! — сказал он, будто разглядел лишь сейчас. — В тени чужака вы совсем затерялись. Эдак можно в невидимку обратиться — не боитесь? Или при вашей работе это даже к лучшему?
Де Круст промолчал, хотя наверняка запомнил. Даже здесь, на своей территории, вояки относились к нему с видимой опаской, избегая лишний раз задевать. Но своего презрения к мастеру тайных дел особенно не скрывали. Как будто то, чем занимаются они, так уж почетно! Ну есть у них лицензии на убийства — так и что?
— Я здесь временная фигура, — ответил Светлан вместо барона. — Скоро уберусь вон — вместе со своей тенью. И тогда на свету окажешься вовсе не ты… э-э… граф.
— Лучше быть графом благодаря славным предкам, чем герцогом по прихоти короля, — отрубил де Шратье. — Ибо те, кто легко возносится, рушатся с не меньшей стремительностью.
— Одни возносятся, других — возносят… Чувствуешь разницу?
— Еще различают, кто возносит и по какой причине, — парировал граф. — Не обязательно ведь этого желать. Но если нет иного способа отвратить измену и спасти державу…
— То оправданно и убийство монарха, да?
— Кто говорил об убийстве?! — рявкнул маршал, как на бранном поле.
И офицерье встрепенулось, точно при звуке трубы.
— Об этом не говорят, — наставительно заметил Светлан. — Это делают. И не столь уж редко — о чем ты наверняка знаешь. Ибо убить законного правителя гораздо проще, нежели низвергнуть. А убийц можно затем казнить, дабы не болтали. Сценарий-то — вполне стандартный, используется еще со времен Римской империи.
С минуту помолчав, де Шратье промолвил, веско роняя фразы в нависшую тишину:
— Мне странно слышать такие суждения. Государь — особа священная. Его жизнь — достояние нации. Его корона — символ государства.
— А как насчет свободы? — сейчас же спросил Светлан. — И без власти он вполне может обойтись, если… э-э… верноподданные слуги признают его недееспособным. Ну будет служить вывеской при мудром и благочинном регенте… конечно, если тот посчитает, что нуждается в такой ширме. Или лучший король — все-таки мертвый? И ведь династии время от времени сменяются. А если хорошенько порыться в родословной, то и в графской крови можно сыскать нужные вкрапления…
— Ага, — сказал де Шратье зловеще. — Вот это уже прямое обвинение!
— Разве ты единственный граф в Нордии? — усмехнулся богатырь. — Хотя ты прав: я разумею
