— Я этого так не оставлю! — пообещало нам оскорбленное достоинство, выкатываясь за дверь.
Откуда-то с улицы послышались сигналы полицейских машин.
— Вы меня осуждаете, детектив? — спросила мисс Манчини.
— Разве у меня должен быть для этого повод?
— Вам лучше знать, — улыбнулась она. — Но в любом случае постарайтесь удержать свои чувства в узде при разговоре с полицией.
Надо же, какое ледяное спокойствие! Только что предъявила доказательства своей измены лучшему другу влюбленного в нее человека и напоминает о чувствах? Высший свет, будь он неладен! И что в ней нашел Морган, кто бы мне объяснил? Нет, никакой пары из них и не получилось бы. Он бы даже не смог к ней подойти, не говоря уже о…
— Вы зря чувствуете себя преданным. Ну или не только себя, — сказала Алессандра, набрасывая на плечи шаль. — В любви и на войне все средства хороши, помните? Главное, не оказываться на линии атаки между сражающимися армиями.
Глава 4
Ее приближение я почувствовал кожей. В прямом смысле: спина, плотно прижимающаяся к стене, вдруг перестала чувствовать выступы и швы каменной кладки с прежней остротой. Конечно, это могло даже порадовать: нет ощущений — нет мучений, так сказать, но, поскольку подобного рода онемение означало единственную на свете вещь, я попытался слиться со стеной в одно целое и слезно попросил небеса, чтобы они провели Элисабет мимо, иначе резко повышался шанс того, что я кулем вывалюсь из своего укрытия прямо под ноги инфанте и…
Ну конечно, его сюда тоже принесло!
С моего места мне не оставалось ничего другого, кроме как смотреть, надеясь, что меня не заметят, вот я и смотрел. С интересом, как ни странно. Наверное потому, что ни разу еще не видел своего напарника таким. В каком-то смысле его сейчас узнать было еще труднее, чем меня: лицо, обычно подвижно- расслабленное, непонятным образом напряглось, обозначая почти каждую из мышц. Казалось, будто что-то рвется наружу из самых глубин души, и это что-то нужно любой ценой удержать внутри, ведь если оно покинет телесные пределы, произойдет… В общем, Амано словно нашел в себе вдруг какую-то немыслимую драгоценность и чертовски испугался, что сможет ее потерять. А еще это неожиданное изменение сделало капитана наконец-то выглядевшим на его биологический возраст, и рядом с девочкой стоял не вечно выпендривающийся шутник и повеса, а…
Ну да, мужчина. В самом полном из всех возможных определений.
А потом мужчин стало несколько больше. Прибежал блондинистый хлыщ, подкатился охранник. Элисабет, воспользовавшись ситуацией, метнулась за угол, слава богу, в противоположную от меня сторону, Амано поискал ее глазами, не нашел и, соорудив на лице скорбную мину, удалился. Вместе со всеми остальными.
Я выдержал паузу, убедился, что в ближайшие секунды никто не появится из дверей палаццо, и последовал за инфантой. Чтобы прямо за углом дома чуть не налететь на нее и добиться-таки наилучшего завершения череды непрерывно сотрясающих мою психику событий: ушел в глубокий обморок.
Чем хорошо полное отсутствие сознания? Тем, что, когда возвращаешься, кажется: всего лишь моргнул.
— Эй, коматозник, вставай уже!
Я продолжил упрямо сжимать веки. Предплечье обожгло укусом, только не пчелы или комара, а насекомого со стальным жалом.
— Вот ты еще раз мне что-нибудь вколешь, — ласково пообещал я Брендону на ушко, — и я тебе руки оторву. По самую шею.
— Да ладно злиться-то! — Он забарахтался, стараясь вырваться из моих объятий. — Иглу сломаешь!
— А тебе что? Она у тебя последняя? Или самая любимая?
— Хватит уже, — решил Диего и развел нас в стороны, слегка придушив каждого чуть повыше кадыка. Потом почему-то довольно улыбнулся во весь рот, глядя на меня.
— Чего скалишься?
— А ты молодец. Поупирался для вида, но сделал все что надо.
— Что сделал? — уточнил я, чувствуя запоздалые мурашки, прорезавшиеся на спине.
Вместо слов верзила покачал у меня перед глазами золотистой металлической штукой, очень похожей…
— А ну отдай!
Я не смог добраться до его руки: упал, как только попытался вскочить. Видимо, в шприце Брендона был релаксант. Не спорю, после паралича и неподвижности — самое то, чтобы расслабить мышцы, но снова оказаться лежащим носом в пол только потому, что у тебя позорным образом ноги разъехались в стороны… Обидно как-то. Хотя и привычно.
— Отдай.
С пола просьба прозвучала еще смехотворнее, чем в первый раз, но, как ни странно, подействовала лучше угрозы: брегет опустился мне в ладонь.
— Для памяти хочешь оставить? Да забирай! — подмигнул Диего. — Криминальные сводки уже захлебнулись душераздирающей новостью об ограблении дома Тоцци.
— О чем?!
Брендон, успевший убрать медицинские инструменты подальше от моих негодующих конечностей, щелкнул пультом, разворачивая на стене экран. Наверное, ажиотаж уже успел слегка схлынуть, потому что сообщение о «вопиющем преступлении, совершенном в доме одного из самых уважаемых людей города» вышло в эфир не первым и даже не вторым в очереди, зато все-таки удостоилось пяти минут с выездом репортеров на место и почти удавшейся попыткой запечатлеть омраченное великой потерей лицо адмирала.
Захотелось взвыть. Я снова перевернулся на живот, сграбастал брегет и уткнулся в него лбом. Ведущие канала новостей продолжали что-то оживленно верещать уже на темы политики, шоу-бизнеса и погоды, но ни одно слово не добиралось до моего слуха. Мешал яростный шум крови в ушах.
Этого не могло быть, и все-таки это случилось. Что же ты наделала, моя донна? Зачем… Хотя зачем — и ежу понятно. Чтобы помочь. Зачем, как говорится, тянуть резину, если и цель, и средства, и возможность — все под рукой? Решительная моя… Догадываешься ли ты хоть немного, насколько удлинила дистанцию между нами?
Как, какими словами я смогу объяснить твоему дяде, что весь тот спектакль был затеян и исполнен не в интересах следствия? Другие, официальные причины, возможно, как раз могли бы его успокоить, служба есть служба и все такое. Но мое нелепое рыцарство… Он же никогда не поверит. А если поверит, то устроит племяннице допрос с пристрастием. На предмет того, почему она не смогла найти достойный объект приложения своих чувств, выбрав какого-то странного клоуна.
Клоуна…
Есть ведь еще одно объяснение случившегося. Объяснение, которое я малодушно задвинул в самый дальний угол. Весь этот цирк мог служить одной очень простой цели: избавиться от меня теперь уже окончательно и навсегда. Проникновение в дом под странным предлогом, покушение на женскую честь, трусливое бегство, да еще, до кучи, кража — отличный набор! Одним махом, что называется, убил все хоть сколько-нибудь правдоподобные варианты собственного условно-счастливого будущего.
Но не могла же она притворяться настолько искусно! Или… могла?
Взвыть захотелось еще сильнее.