Вот в это верю сразу и окончательно. В то, что помогает. Только по одной ли доброте? Вряд ли сотрясение мозга было маленьким подарком для поднятия моего настроения. А если вспомнить, что перед тем, как начать творить очередной балаган, Морган как раз вышел из кабинета своей тетушки…
Ох, не люблю я эту таинственность! Ведь могли же хоть парой слов намекнуть? Я же не маленький, все понял бы и не мешал. Ну, почти все. Постарался бы понять. А так получается, что меня отставили в сторону, чуть ли не в угол носом. За что, спрашивается?
Не хочется думать в подобном ключе, но из всех фактов, которые мне доступны к сегодняшнему дню, настойчиво вытекает, что меня сочли недостойным доверия. Или человеком, на которого нельзя положиться. И кто? Непосредственная начальница. Но это было бы еще половиной беды, если бы помимо Барбары той же самой стратегии не придерживался ее любимый племянничек.
Не ожидал. Вот честное слово, не ожидал. Как мы вообще после всего этого сможем работать вместе? Или… Он ведь периодически грозится со мной распрощаться. И, зная Моргана, нельзя не придавать значения этим его словам. Так что если напарничек и впрямь решил…
Но почему?!
— Подождите, я сейчас найду что-нибудь… чтобы разрезать, и вы сможете… уйти.
Раньше меня настолько умиляли разве что только кавайные чибики, а теперь захотелось счастливо прослезиться, созерцая вполне живое, человеческое и, несмотря ни на что, невыразимо прекрасное существо. Да, я не назову тебя женщиной, моя… мой… в общем, не назову. Пока не заключу в свои объятия, чтобы больше никогда и никуда не отпускать.
— А кто сказал, что я собираюсь уходить?
— Что за приглашение-то? — спросил я, когда Элисабет удалось увести от обожаемого ею капитана, и наша компания углубилась в лабиринты Дип-Дип-Тауна.
Диего отмахнулся от вопроса как от назойливой мухи:
— Собрание представителей кланов. Наверное, опять собрались принимать какую-нибудь резолюцию.
— А мы здесь при чем? Сеньора ведь еще не имеет права… Или имеет?
— Права голоса у нее точно нет. Зато есть обязанность слушать. Пока новый глава не избран, на таких сборищах должны присутствовать все претенденты.
Кстати! Как вовремя он об этом вспомнил.
— У нее есть конкурент?
Телохранитель недовольно скривился:
— Как не быть…
— Достойный?
Ответом стало неразборчивое, но явное ругательство.
— С ним что-то не так?
— Да не, все так. Даже очень «так».
Я отпустил Элисабет больше чем на два метра вперед. Диего понял смысл моего маневра и тоже слегка подотстал. По большому счету в этом районе города девочке ничего не могло грозить, кроме необоримого стечения обстоятельств. А тут уж, что стели соломку, что не стели — не угадаешь, куда падать.
— Внимательно слушаю.
— Да рассказывать особо нечего. Мигель давно бы уже принял наследство, если бы был настоящим наследником.
— А кто он?
— Воспитанник. Его прочили в помощники старому сеньору.
— А сам сеньор что думал по этому поводу? Хотел передать ему дела или нет?
Верзила что-то буркнул в сторону.
Зыбкая какая-то история получается. Прямо болото: куда ни ступишь, сразу вязнешь по уши. Или брызгами с ног до головы окатывает.
— Лучше, если ты мне обо всем поведаешь прямо сейчас, пока время есть. Потом не будет, а действовать может понадобиться в любую минуту.
— А ты разве сам по себе не справишься? С налета, с поворота?
Никогда и ни за что. Если не буду свои глупости тщательно планировать, они и не получатся. Вернее, планирую-то я все грамотно и разумно, только мир обо всем этом противоположного мнения.
— Предпочитаю изучить противника заранее.
— Как того парня?
Амано? А чего его было изучать? Сразу видно, что из детства не выкарабкался. Вот нет ничего хуже, чем находиться рядом с таким типом: ему только кажется, что он — взрослый, на деле же всего лишь играет. В этом есть своя прелесть, конечно. Даже больше: этих «больших детей» все любят. Обожают. Прощают любые прегрешения. С умилением смотрят на то, как карапуз громит песочницы. И благополучно забывают, что кому-то надо за ним прибирать. А лично я за порядком следить не очень люблю. Предпочитаю, чтобы каждый свой мусор убирал собственноручно.
— С ним все просто.
— Я заметил. Но откуда… Ты ведь знал, на что надо давить. С самого начала знал.
На самое больное место — на что же еще? Наиболее эффективный способ, когда времени впритык.
— Для тебя старался. Доволен?
— Я? Ну, в общем…
— Так да или нет?
Диего тряхнул головой:
— Кто ж его знает?!
— В смысле тебя?
— Ну да, да, меня!
— Я думал, результат получился хороший.
Телохранитель растерянно кивнул:
— Да хороший… Только… Что с ним теперь делать?
— С результатом?
— С парнем этим!
Ну вот мы и добрались до возникновения нужного эффекта. Как ни странно, когда хорошего много, такой перебор воспринимается куда тяжелее, чем когда много как раз плохого. С плохим человек приучен что делать? Бороться, а значит, крепнуть духом и телом. А хорошее расслабляет, причем до такой степени, что в какой-то момент с ужасом понимаешь: все, ты уже полностью разучился сопротивляться. И тут же тебе по голове что-нибудь ка-а-ак шмякнет! В смысле размяк, а неприятности они же везде и повсюду…
Особо продвинутые в плане личного самосохранения личности очень тонко чувствуют подобную опасность еще на ранних подступах. И поэтому всячески стараются избавиться от «хорошего», как только оно мелькнет у горизонта.
— А ничего. Пусть идет на все четыре стороны.
— Отпустить?
— Второй вариант ты знаешь. Он тебе больше нравится?
Диего мрачно засопел.
Ну да, убивать не будешь. Как можно покуситься на жизнь человека, которому сама сеньора оказала честь своими чувствами? Жаль, Амано вряд ли понял, что без признания его будущее было намного неопределеннее… Хотя мог понять. А вот дотумкивать, почему я всеми правдами и неправдами выбивал из него три простых слова, ему лучше и не надо. Обидится смертельно. Одна надежда: запомнит все, что ощущал в этот момент, а когда времени свободного станет чуть больше, проанализирует полученный опыт.
