папа и мама развлекались почти каждый вечер, как будто им нравилось друг друга изводить, а они даже не заметили. Скорее всего мать опять ушла ночевать к подруге, лишь бы только не видеть отца, а он злой и грустный завалился спать. Так бывало не раз.
— Ничего… — Даша почему-то испугалась и на шатающихся ногах зашагала вниз по раздробленным ступенькам, — все хорошо. Пойдем…
Соня пожала плечами и пошла следом, стараясь следить, чтобы Даша не споткнулась, потому что сама она себе под ноги не смотрела.
У подъезда на лавочке сидел Саша. Он прятал руки в карманах куртки и смотрел в одну точку, в начале даже не заметив появления девушек. Волосы скрывали его лицо и в таком тусклом освещении они казались черными.
— Сань… — Даша тронула его за плечо и без сил плюхнулась рядом, все-таки ходила она с трудом, — ты чего тут?
Саша был немного смущен. Он поднял голову и шмыгнул носом.
— Да так… домой не хочу, — ответил он и вздохнул, — а вы почему здесь?
— Дашка выпила лишнего… — начала Сонька, но Даша бросила на нее такой уничтожающий взгляд, что она тут же осеклась и решила, что лучше оставить подробности, — просто пора домой. Может прогуляешься с нами?
— Ну, хорошо, — легко согласился Сашка.
— Только нам нужно дождаться Юру, — напомнила Даша.
— Юра? — переспросил парень как-то отсутствующе. Он задрал голову и посмотрел на окна третьего этажа, где была квартира Кешиной тети. В светящемся квадрате кухни маячили люди, раздавались громкие голоса, смех и ругань. На балконе кто-то курил, сложно было разобрать лица, только огоньки на концах сигарет, их было две.
— Это жених моей сестры, — грустно объяснила Даша и голос ее дрогнул. Вся она сжалась, как от холода, отвернулась в сторону и стала заламывать пальцы. Ветер бросил ей в лицо волосы, но она и не подумала убрать их.
Накрапывал мелкий дождь, было неуютно и мрачно. Саше хотелось обнять Дашу, чтобы она не казалась такой потерянной, но он не решался. Это за него сделала Соня.
— Он очень хороший… — тихо проговорила Даша.
— Кто? — не поняла Сонька, уткнулась лицом в волосы подруги, пытаясь так согреть замерзшее лицо.
— Юра.
Сашка отвернулся, чтобы скрыть выражение своего лица. Ему почему-то было неприятно слышать, как Даша с таким восторгом говорит об этом человеке. Почему? Он же все равно жених ее сестры! Не может же быть…
— Сонька… Сашка… — плаксиво позвала их Даша и вдруг всхлипнула, по щекам ее покатились слезинки, — какая же я дура!
— Дашутка! — воскликнула Соня и присела перед ней на корточки, взяла ее руки в свои, — ну выпила лишнего! С кем не бывает! Проспишься и будешь как новенькая…
Саша все-таки решился тоже обнять девушку и даже погладить по растрепанным волосам. Они были такими мягкими и шелковистыми, что хотелось прикасаться к ним снова и снова.
— Я не об этом… — возразила Даша и судорожно покачала головой, попыталась отнять у Сони свои руки, чтобы прижать к лицу, но не смогла, — дура я… и сволочь.
— Что случилось? — спросила Соня.
И вдруг Даша вырвалась из их рук с невиданной силой, вскочила на ноги и вцепилась себе в волосы.
— Я люблю его, люблю! — закричала она, срываясь на хрип.
— Его… — повторил Саша, в отличие от Сони он почему-то сразу все понял.
— Юру. Я люблю Юру. Я ЛЮБЛЮ ЮРУ! — проорала Даша, выпустила свои волосы и сжала руки в кулаки, — я мерзкая сука, — зло добавила она и убежала куда-то в темноту, туда, куда не падал бледный желтый свет фонарей.
Соня и Саша обменялись испуганными взглядами и бросились следом.
Глава шестнадцатая
Рита вышла из здания районной библиотеки и достала из кармана смятую пачку сигарет. Ее отрезвила волна холодного ветра, встретившая ее и сорвавшая со стоявшего рядом клена еще несколько пурпурных листов, он нехотя отпустил останки своего великолепия в стальные хмурые небеса.
Рита закурила, чтобы согреться и грустно сказала:
— Эх, Саша, Саша, Саша…
Несколько часов она провела, перелистывая старые газеты пятилетней давности, но это было самое бестолковое занятие из всех, которые она могла придумать, потому что в результате она ничего не нашла. Ее обманули ее расчеты, в которых она была так уверена, когда шла сюда и теперь она злилась на себя и свою глупость.
Ей удалось вытянуть из Елены Львовны информацию о том, что отец Саши, который теперь занимал все ее мысли, безнадежный алкоголик, а мать вроде бы сидит на каких-то очень сильных таблетках толи от депрессии, толи от шизофрении. По словам женщины, продолжается это последние пять лет, до этого они вполне исправно приходили на родительские собрания и помогали ей с организационной деятельностью. Исходя из этого, Рита решила, что пять лет назад произошло то самое что-то, что так изменило жизнь семьи Колеченковых и что являлось тем самым секретом Саши, который ей так хотелось разгадать. Ему было тринадцать, думала она, и что такого можно сделать в двенадцать лет? Вариантов было не мало, и все они казались какими-то глупыми, Рите хотелось услышать правду и, причем желательно от Саши. Но он не торопился открывать королеве свою душу. Как же Риту заводила его чертова непокорность и презрение к ней! Как она не пыталась поймать его в словесную ловушку, он все равно выскальзывал из расставленных сетей. Она не думала, что игра будет настолько сложной, а она любила решать сложные задачки.
«Он будет моим», — пообещала себе Рита, открывая дверь своими ключами. Ей не хотелось идти к Антону, который вызывал в ней только раздражение, а все одноклассники кроме Оли, неизвестно куда подевавшейся, отправились на день рождения к Кеше, поэтому пришлось вернуться домой. К величайшей радости Риты отца с его бабой дома не оказалось, зато она застала на кухне мать, которая пила кофе и задумчиво курила тонкую дамскую сигарету.
Возраст не отразился на изысканной, но немного грубоватой и оттого пикантной красоте Александры Антоновны, он, напротив, придал ей какой-то иной, более благородный оттенок. Рита не без удовольствия отметила, что ее мать чем-то напоминает Ахматову на ее портретах, которые девушка так любила разглядывать в детстве, все-таки когда-то это была ее любимая поэтесса.
У ее матери был острый «греческий» нос, смелая линяя подбородка и губ, часто изогнутых в презрительной улыбке, ровное каре из рыже-каштановых волос, чуть не достававшее до плеч и густая челка, из-под которой смотрели надменные шоколадного цвета глаза.
— Вернулась, — констатировала женщина, даже не дернувшись в ее сторону, и голос ее был холоден как всегда. Эмоции в нем проскальзывали только тогда, когда она злилась и начинала орать. Вот тогда то Рита испытывала всю силу ее характера на своей шкуре!
Девушка села на стул и подперла голову руками, любуясь матерью и разглядывая ее так внимательно, словно она видела ее в первый раз. Впрочем, она действительно не видела ее очень давно, стараясь, лишний раз не попадаться ей на глаза, и начинала забывать, как та выглядит.
— У кого ты сейчас живешь? — поинтересовалась Александра Антоновна. Забавно, когда Рита была совсем маленькая, ей очень нравилось, что у нее родителей зовут одинаково, она даже в шутку иногда звала их папа Саша и мама Саша, что совсем не нравилось ее матери.
— У Антона, — ответила она.
