Что было дальше, она не знала, потому что потеряла сознание.
Глава восьмая
Туман, окутывавший сознание девушки, постепенно начал рассеиваться и Ульяна увидела то, что видела каждое утро, с того самого момента, как они оказались здесь, в этом пустом и холодном доме. Сколько бы она не пыталась приучить себя к мысли, что нужно обжиться здесь и создать хотя бы иллюзию уюта, у нее все равно было ощущение, что сегодня-завтра они сорвутся с места и умчаться прочь.
Ульяне оставалось только торопить время.
Каждый раз, просыпаясь, он мечтала только об одном — оказаться не здесь. В другом городе, в другом времени, в другой жизни; особого значения это не имело.
Она встала с постели, кутаясь в клетчатый плед, и остановилась, на мгновение, вглядываясь в безразличное серое небо, пропитанное замерзшим дождем и слушая принесенный ветром далекий шум холодного неприветливого моря. Она следила за неподвижными верхушками сосен и крышами пустующих коттеджей, бесполезно ожидая увидеть хоть какую-то жизнь в этом словно нарисованном пейзаже, застывшем в своей неизменной статичности.
Здесь можно сойти с ума. Иначе сказать, это идеальное место, для того, чтобы распрощаться со своим рассудком. Вчера она была готова поверить в то, что в ее теле помимо нее, живет другая женщина, что будет с ней завтра? Она начнет разговаривать с призраками, как эта полоумная колдунья или и вовсе возьмет нож и зарежет Богдана и Свету? Просто, потому что что-то чужое, страшное, холодное, как зимнее море, уже прочно обосновалось в ее голове, пуская все глубже отравленные корни безумия.
— Мила… — позвала Ульяна, зная, что не получит ответа. Она задумчиво подошла к платяному шкафу, открыла его дверцу и внимательно посмотрела в глаза своему отражению.
Кто эта девушка по ту сторону амальгамы — слишком бледная, выглядящая уставшей и болезненной? Что она знает о себе, кроме того, что ей рассказал Богдан? Что она помнит о себе?
Ее зовут Ульяна Мицеевская.
— А ты… — она не знала, к кому обращены эти слова, она коснулась пальцами отражения. — Мила, да… ты ушла? Ведь тебя нет здесь больше? — в это же мгновение девушка отшатнулась, потому что ей почудилось что-то недоброе и чужое, засиявшее в глубине зеленых глаз ее зеркального двойника.
Минуты тянулись медленно, обостряя напряжение.
— Я не хочу умирать, — сказало отражение и заправило за ухо темно-русую прядку, выбившуюся из общей массы, — почему я должна уходить!? Я имею право на место в этом мире!
Ульяна отшатнулась, тихонько вскрикнула и захлопнула дверцу шкафа. Дыхание было частым, как после долгого бега. Она прижалась спиной к шершавой поверхности, имитировавшей дерево, и сползла вдоль нее на пол.
Колдунья сказала, что Мила ушла! Значит, она обманула ее?
Девушка разозлилась сама на себя: хватит этих спиритических сеансов, этого бреда, в который она сама то не верит. Кого Богдан сюда притащит следующим — экзорциста, чтобы очистить ее от демонов, мешающих ей жить? Она сама себе мешает жить своими глупыми фантазиями!
Если кто-то хотел, чтобы она сошла с ума, он добился своей цели. Браво! У нее раздвоение личности, приступы паранойи и да, она видит призрака своей не рожденной дочери. Этого как минимум достаточно для того, чтобы засунуть ее в дом скорби.
А что, если это все и в правду было подстроено? Но кому это нужно? Свете? А почему бы и нет! Чтобы убрать с дороги соперницу.
Ульяна спустилась вниз, готовая сейчас же устроить домработнице разоблачение, но не нашла ее на кухне. Взбешенная, она носилась по комнатам, строя самые нелепые догадки, хотя сейчас они казались вполне себе реальными и логичными.
Не было никакой аварии, никакого потерянного ребенка. Ее привезли сюда, чтобы довести до безумия, навязывая ей эту правду, чтобы сдать ее в сумасшедший дом, чтобы избавиться от помехи. Должно быть, она богата. Об этом ей вряд ли кто-то расскажет. Зато нелепых сказок про призраков ей эти Братья Гримм рассказали целое множество!
Вот к чему все разговоры Светы о любви, о том, что ей приходится терпеть и чем жертвовать.
Убедившись, в тщетности своих поисков, Ульяна решила подняться на второй этаж и поискать в других спальнях. На свою беду.
Она осторожно приоткрыла дверь комнаты домработницы и застыла, ошарашенная шквалом обрушившихся на нее звуков.
Ее желание исполнилось: она наконец-то отыскала Свету. В объятиях своего мужа.
Она заторможено смотрела, как домработница запрокидывает свою короткостриженую голову, как Богдан целует ее тощую по-птичьи длинную шею. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая впервые увидела то звериное, отчаянное и грязное, что происходит между людьми. Внутри полыхала гремучая смесь ужаса, омерзения и стыда, готовая в любой момент взорваться и выплеснуться извержением вулкана. Ульяне хотелось закрыть глаза, отвернуться, убежать, но она стояла, как каменное изваяние, как языческий идол с одеревеневшими глазницами, не способными даже на слезы.
Вместе с множеством других мыслей торопливо проносившихся в ее голове промелькнула еще одна: о том, что с ней Богдан был совсем другим. Словно у него тоже было раздвоение личности, и она ложилась в постель совсем с другим человеком, который припасал для нее сладкую размеренную нежность, оставив ярость и жестокость на темной стороне своей души. Для домработницы.
Ульяна очнулась — попятилась и бросилась прочь, хотя желание прервать их увлекательнейшее занятие было велико. Она спустилась на кухню, налила себе воды, расплескав половину кругом, и, упершись руками в столешницу, жадно выпила ее.
Ей казалось, что в ее руках бутылка водки. Ей казалось, что она сейчас сядет за руль и помчится прочь, потому что она так решила: начать новую жизнь. Жизнь, где она не будет никому мешать своим существованием. Ей казалось, что она вылетит на встречную полосу и попадет в аварию. Это будет последнее, что произойдет с ней в жизни и не будет никакой новой, никакой вообще не будет. Потому что она умрет. Потому что она будет холодна, как камень! Ее изуродованное тело положат в красивый гроб, на закрытую крышку которого, свой букет лицемерно возложит он, надев на свое лицо маску вину и раскаяния. Ну и пусть! Пусть! Лучше чистая и сладостная смерть, чем жизнь с грязным привкусом предательства. Лучше очиститься, сбросить с себя следы чужой любви, чужих прикосновений и чужой лжи.
Это не ее мысли.
Ульяна увидела свое отражение в оконном стекле и получила подтверждение собственной догадки: на нее смотрел совсем другой человек. Мила Худобина. Квартирантка ее тела. Пришедшая сюда, чтобы предупредить ее о том, что они товарищи по несчастью.
— Нет… нет, подруга, — зашептала Ульяна, — я не позволю так поступить с собой… Да… — она закрыла глаза, чувствуя, как с ресниц срываются слезинки, — меня ждет смерть. Но я должна… Должна отомстить за нас обеих.
Она достала из ящика самый большой нож для резки мяса и, вооружившись им, двинулась к лестнице. Тогда-то и хлопнула входная дверь, заставившая Ульяну застыть на месте, яростно сжимая нож.
В таком виде ее и обнаружила Света. Руки ее были заняты дровами, которые она принесла с улицы.
— Помоги что ли, королевишна, — скомандовала она, морщась от тяжести своей ноши. Ульяна растерялась — Света была одета в уличную одежду, щеки ее раскраснелись от мороза, а на шапке лежал снег, и не похоже было, чтобы еще некоторое время назад, она занималась любовью с Богданом.
Ульяна выронила нож и помогла донести дрова, хотела побыстрее скрыться от лишних вопросов, но у нее не вышло.
— Зачем тебе понадобился нож? — спросила Света, стаскивая шапку.
— Мне стало страшно, — заявила Ульяна.
