11 ноября
Волчья стая. Андрей еще не потерял человеческий вид, но прикидывается таким же зверем. Зачем? Чтобы хищники не разорвали его, догадавшись, что он — не свой. Глаза у него человеческие, очень чуткие и добрые… Красивые.
Последнее слово он перечеркнул несколько раз, чтобы его никак нельзя было прочитать.
— У тебя все хорошо? — в комнату заглянула Нина. Мальчик сразу же отложил дневник и ручку. Он опять засиделся до глубокой темноты, читая и записывая свои мысли. Время летело незаметно, когда он оставался наедине с собой. В школе — минуты падали кирпичами, он считал и складывал их, мечтая только об одном — поскорее покинуть эти стены. Каждое утро ему не хотелось просыпаться только потому, что он должен снова отправляться в эту клетку к голодным тиграм.
— Да, конечно, — бодрым голосом отмахнулся он.
Нина все равно зашла и присела на кровать. Тусклая лампа бросала на ее лицо глубокие тени. Она была по-прежнему такой же красивой, но как-то иначе. Илья все равно восхищался ей.
— Точно? — переспросила Нина.
— Да, мамочка.
Он прикрыл глаза.
— Я хотела тебе сказать кое-что, — грустно начала женщина, заламывая руки. Чувствовалось, что что-то ее гложет, не дает покоя. А сказать больше — некому.
Илья кивнул, чтобы дать ей понять, что готов слушать.
— Дима умер.
Слова ее проглотила тишина. Илья растерялся, он не знал, как на это реагировать. Он знал о том, какие сложные и многозначительные отношения связывали этого человека с его матерью, знал, скольким он ему обязан, но все равно не готов был впустить Дмитрия Ивановича в свою реальность.
— Как? — пробормотал он.
— Инфаркт, — ответила Нина. Илья внимательно посмотрел на нее — все ее черты наполнились горечью и одиночеством. Мальчик сел рядом и обнял ее костлявыми руками.
— Ты его любила? — зачем-то спросил он.
— Нет… — Нина задумчиво покачала головой, — но он был очень близок мне…
— Я понимаю, — сказал Илья и он действительно понимал. Он замечал что-то светлое и величественное, жившее между этими людьми, правда слов подходящих не знал, чтобы описать эти чувства. Еще несколько мгновений назад он хотел открыться матери, рассказать о своих мучениях в школе, попросить поискать для него что-то другое (хотя вряд ли это было возможно без помощи Дмитрия, ведь в эту то школу его взяли благодаря долгим уговорам и солидной взятке). Теперь он понимал — не время. Ей и без того тяжело.
А что было бы, если бы она вышла замуж за этого Дмитрия, развелась с его отцом? Была бы она хоть немного счастливее, чем сейчас? Впрочем, что думать теперь об этом…
Нина вдруг высвободилась из его рук, коротко поцеловала в лоб, как в детстве и направилась к выходу.
— Давай ложись, — совсем спокойным голосом распорядилась она, — завтра в школу, — как будто опомнилась. Илья послушался, но ему нужно было чиркнуть еще несколько строк в свой дневник.
Он забрался под одеяло, прихватив с собой фонарик, и принялся писать.
12 ноября
Я не знаю, любила ли мама этого человека, но в любом случае он был дорог ей. И… он ведь любил ее, очень любил. А отец — нет. Ему наплевать, кроме работы его ничего не волнует. Продвижение по карьерной лестнице — вот что главное.
Он ненавидит меня и считает выродком, он не стесняется показывать это. Он по-прежнему уверен в том, что ничего толкового из меня не выйдет. Наверное, он прав… Я только и делаю, что доставляю проблемы матери. Сколько ей пришлось пережить из-за меня, как унижаться! А слушать каждый раз все это…
Мне нужно записать один эпизод, просто чтобы выплеснуть то, что я никому рассказать не могу.
Я уходил из школы, торопливо, как обычно, чтобы никто не прицепился, но физичка заставила меня задержаться по поводу олимпиады. (И зачем мне это нужно?) Чувствовал я, что будут проблемы. Вот они и были. Вышел из школы — во дворе уже никого нет. Все мелкие разбежались. Обычно я вижу моих ровесников — они играют в «казаки-разбойники», совсем еще дети бестолковые. Ну, впрочем, тут две крайности — или «детский сад» или курить бегают за школу. В этот раз и их не было.
А у ворот меня поджидал В., с его вездесущей свитой — такими же акселератами-переростками, как он. Чувствую — беды не миновать, ведь меня дожидаются. Думал обойти школу и через забор, но лучше их не злить, они бы мне такую выходку потом еще припомнили. Решил, пойду напрямик, авось — проскочу. Честное слово — дурак. Чем я думал?
— Скворцов, — пропел В., только меня заметив. Я ускорил шаг, но меня схватили чужие руки.
— Куда это ты торопишься? — поинтересовался В.
Минуту я соображал, чтобы ему ответить — отмахнуться или сказать правду. Но реакция в любом случае будет непредсказуемой. Я не мог угадывать его действия. Этот человек напоминал мне дикую собаку, больную бешенством — в любой момент может укусить.
— Домой, — все-таки ответил я.
— М-м-м, — промычал В. И осведомился, — к мамочке?
Так, нет, — подумал я, — маму трогать это выше моих сил. Я рванул изо всех сил, чтобы побыстрее от них уйти. К тому, что обо мне говорят гадости — это я привык и ничему уже не удивляюсь, но это слишком уже. Кулаки чешутся, хотя я никогда не дрался. Я много учился, но физически был совсем не развит. Из-за слабого здоровья мама боялась отдавать меня в спортивные секции. Еще в лицее, в родном городе, ходил пол года на шахматы, но потом бросил это дело. Да какой это спорт? Шахматной доской ему что ли въехать? А постоять за себя хочется… Я ведь часто представлял себе, как я с ними расправляюсь, со своими обидчиками. Особенно с В.
— Я слышал, что драгоценная твоя мамочка — шлюха, — кинул он мне вдогонку, — с директором спала, чтобы тебя взяли сюда, а не в школу для даунов.
(И откуда он узнал только историю с Дмитрием?)
Я остановился.
Надо было проглотить и дальше пойти. Не вытерпел я, потому что такое сложно спокойно принять.
Долго думал, что ему сказать. В голове вертелось много всяких слов обидных, гадких и злых, я их в ином случае никогда не сказал бы. Ну так я и не сказал, хотел как-то помягче, потому что даже при всей своей ненависти к В., я сознательно не мог причинить человеку боль.
— Не надо, пожалуйста, — попросил я, — это ложь.
Зря я это.
Компания сразу же нагнала меня и решила разобраться.
— Да ладно!? Чем докажешь? — гнусно захихикал В, моя вежливость его только раззадорила, — да ты на себя погляди! Ты такой родился, потому что родители твои были сильно пьяны. Знаешь же, что от алкоголя уроды рождаются? Ты такой как раз…
Здесь уже ничего страшного не было, я что-то такое от него слышал постоянно, да и не только от него. Я бы и пошел дальше, если бы он снова не начал про маму.
Что-то он такое сказал, особенно гадкое, я даже повторять на бумаге это не хочу. Но это было последней каплей. Я сделал большую глупость — ударил его. Слабенькими своими ручонками, себе же хуже
