и складывал свою ношу в кучу. Евнухов тоже лишали всего, что на них было, до последнего перстня, и голыми отводили в отдельное от остальных пленных место. Причем у короля вид мужчин отличного спортивного телосложения, но без каких бы то ни было гениталий, вызвал вполне понятное отвращение и неприятие. Его ворчание расслышали не только ближе всех стоящие телохранители:
— Как можно доверять что-либо ценное таким уродам? — Затем громко добавил: — Этих вообще постарайтесь допросить в первую очередь, а часть как можно скорей под конвоем отправить в Радовену в распоряжение монаха Менгарца. Уж он-то из них быстро все имперские тайны вытянет.
Наконец стали выходить закутанные с ног до головы в легкие ткани наложницы. К тому времени на внушительной площадке остался только лишь король в окружении нескольких придворных, телохранителей и двух десятков лучших гвардейцев. Да на выходе выстроилось около десятка женщин из разведывательного полка. Как бы и кто там не рассказывал басни о великом, умопомрачительном и прекрасном, Гром Восьмой не расслабился и о собственной безопасности не забывал. Каждую наложницу тщательно обыскивали проворные женские руки, передавая по очереди друг другу, но ни у одной пленницы не обнаружили даже иголки или костяного гребня. А украшения наверняка с них сняли еще раньше евнухи. Потом женщины выстраивались чуть в стороне, ожидая своей дальнейшей участи. Создавалось впечатление их полной рабской покорности и смирения.
Тем более неожиданным оказался поступок одной из них. Когда дошла очередь до нее, она опрометью метнулась в сторону походного трона с криками:
— Мой король! Спаси меня! Они хотят меня убить! Они меня задушат!
Стена остальных наложниц колыхнулась, но потом опять затихла. Вполне понятно, что метнувшаяся вперед женщина уже на половине пути уткнулась в доспехи телохранителей, которые перекрыли ей дорогу, заметив, однако, что в простертых вперед ладошках нет никакого оружия. Наложница упала наземь и забилась в громких рыданиях:
— Мой король! Они узнали, что я вам хочу рассказать все тайны Шулпы, и пригрозили меня прикончить! Они меня обязательно удавят этой ночью, забери меня от них, о мой король!
Слово «тайны» сыграло свою роль. Тем более что Грому уже давно не терпелось взглянуть хоть на какое-то личико прославляемых красавиц. Поэтому он призывно махнул рукой:
— Подведите ее ко мне!
Два телохранителя ухватили наложницу под локти, буквально пронесли к походному трону и поставили перед королем на колени. При этом руки пленницы оставались в железных тисках. Но теперь женский голос звучал с самыми призывными обертонами, переходя в интимный, сладострастный шепот:
— Мой король! Я им говорила, что надо обязательно тебе рассказать про все тайны императорского дворца. Раз Гранлео погиб, то мы можем больше его не опасаться и стать полностью свободными. А эти запуганные глупышки сами ничем помочь не хотят, да еще и меня пригрозили удушить. Хорошо, что им пару часов назад евнухи не дали совершить убийство. Спаси меня, король, спаси, и я буду тебе верна до самой последней минуты моей жизни.
— Успокойся, женщина, возле меня тебе ничего не грозит. — После этих слов он нагнулся, аккуратно взялся за края густой вуали и осторожно приподнял, заглядывая под нее, словно через маленький тоннель. — Зачем же так плакать… все будет хорошо…
И замер, пораженный открывшейся ему красотой. Неимоверной, трогательной и умопомрачительной красотой. Девушка лет восемнадцати смотрела на него глазами, полными слез, с такой мольбой и отчаянием, надеждой и благоговением, смиренностью и кротостью, обещанием и вожделением, что сердце старого воина, мудрого политика и уравновешенного хозяина забилось словно у мальчишки. Не в силах сдержать вдруг охватившее все его тело возбуждение, Гром шумно сглотнул слюну, тяжело задышал и с трудом разобрал донесшийся до него шепот:
— Спаси меня, и я готова стать твоей суженой. О мой повелитель!
— Как тебя зовут?
— Маанита, твоя верная слуга…
Непослушные пальцы сами выпустили вуаль, и на какой-то момент монарх Чагара слегка вырвался из-под плена колдовского очарования. Но совсем избавляться от такого сладкого плена ему сознательно не хотелось даже под угрозой собственной смерти.
Зато очередные приказы он раздал уже вполне твердым голосом:
— Эту оставить возле меня! Остальных — в повозки и под особым конвоем отправить к моей матери в ее личное распоряжение. Ее величество — в курсе.
Когда вокруг все задвигались, а к скалам потянулся специальный отряд, намереваясь проверить, все ли имперцы сдались, Гром опять склонился к голове усевшейся возле его ног красавицы:
— И много тайн ты знаешь о дворце Гранлео в Шулпе?
— Все, мой благодетель! И я готова начать о них рассказывать немедленно.
— Хорошо, только давай вначале посетим мой шатер и слегка поужинаем перед дальней дорогой. — Он хотел еще раз без всяких свидетелей полюбоваться неимоверной красотой Мааниты. — Ну а потом мы отправимся в мою столицу…
— Мой повелитель, я готова сопровождать тебя всюду, держась за твое стремя!
Чувственный голос раздавался с таким жаром, что никогда ранее не поддававшийся на подобную лесть монарх вздрогнул от приятных мечтаний:
— Зачем же так, тебе не пристало бегать. Поедешь на луке моего седла.
— Как прикажешь, мой король…
Короткое пребывание в шатре еще больше околдовало и так до одури очарованного короля. Теперь он уже с нескрываемым восхищением рассмотрел точеную шею, нежнейшие золотистые локоны и влюбился до беспамятства в божественный лик молодой пленницы.
Поэтому когда они вновь вышли из шатра, он уже без всяких сомнений втянул красавицу на луку своего седла, ощутил, как она доверчиво и страстно к нему прильнула, и с отчужденной улыбкой дал команду трогаться в столицу.
Прибыл его величество в собственный дворец при свете наступившего дня, но так и не откликнулся на насущные проблемы, с которыми к нему обращались как придворные, так и военные генералы. Даже к матери не явился и про дочь не поинтересовался, а сразу же подался с Маанитой в свои палаты. Категорически приказав гвардейцам не пускать к нему никого и ждать только, когда он сам соизволит выйти из своих спален.
Самые важные государственные дела зависли в воздухе без должных решений и приказов. Зато по всему дворцу молниеносно пронесся слух, что очень скоро в королевстве Чагар появится молодая и прекрасная королева. Слух этот достиг матери короля, его дочери и монаха Менгарца чуть ли не в числе самых последних. Они как раз вынужденно собрались в покоях у Линколы для обсуждения результатов последних допросов и для решения того, что делать с наложницами после их осмотра.
И только они собрались за одним столом, как в комнату просочился стелющейся тенью один из самых умелых шпионов и прошептал на ухо своей покровительнице несколько длинных фраз. Линкола сразу нахмурилась, а когда докладчик удалился, тяжело вздохнула, с некоторой нерешительностью взглянула на внучку, но. все-таки озвучила последнюю новость:
— Оказывается, мой сын не просто отдыхает после ночной поездки, а довольно интенсивно развлекается с одной из наложниц. Привез ее лично на своем коне, да так и отправился в обнимку в свои покои. Поговаривают, что оттуда слышатся сладострастные стоны и что вскоре в Чагаре появится новая королева.
Больше всего от услышанного почему-то смутился Виктор:
— Может, не надо было об этом при Розе?..
— Почему? — округлила глаза мать короля. — Она уже взрослая, и отныне в ее жизни наступает совершенно иная пора — пора собственного величия и становления. К тому же она уже взрослая и прекрасно понимает, что вытворяет отец с разными придворными дамами в своих опочивальнях. Но если он делал это до сегодняшнего дня совершенно скрытно, не афишируя свои временные связи, то сейчас повел себя словно потерявший голову юноша. Отчего, признаюсь, я очень обеспокоена. Ко всему желаю, даже настаиваю, чтобы и вы об этом подумали. Если верить показаниям евнухов, наложница Маанита, под
