— М-да! Тут и в самом деле быстрей согласишься на пожизненный… хм, чем на… Погибнуть вроде как всегда можем, на то и воины. А вот чем такие опыты позволять над собой ставить… поневоле сбежать хочется.
— Вот и я говорю, — грустно закивал головой Сартре. — Никто не соглашается.
Видя, как ученый закручинился, Танти попытался его хоть как-то утешить:
— Может, вначале следует на животных попробовать?
— Разум! Нужен в первую очередь сознательный и последовательный разум. Кстати, большинство животных и так живет согласно принципу ИПФС. Не у всех и не всегда он просматривается, но физическая саморегуляция хорошо видна, например, у собак. Я как раз от них и начинал отталкиваться при первых своих разработках. Да и люди порой испытывают сильные волны по всем мышцам во время засыпания.
— Именно засыпания?
— Вот именно!
И уже в который раз, но с иного угла зрения профессор начинал давать пояснения о своем открытии.
В конце концов дошло до того, что уже и сам Парадорский мог закатить обширную лекцию по теме ИПФС, нигде не сбиваясь и не путаясь. А когда проблема изучена, разложена по полочкам и освещена до малейших деталей, не имеет недоговоренностей, она органически начинает восприниматься на подсознательном уровне. Причем восприниматься как вполне безопасная и необычайно полезная. Ведь по большому счету, ежедневно тратя по пять и больше часов на физическое усовершенствование, Парадорскому жутко хотелось сэкономить хотя бы половину этого времени для общеобразовательных дисциплин. Слишком уж он опасался стать совершенным в теле, но с ограниченными умственными способностями. Поэтому на очередном осмотре-беседе он признался профессору:
— Вообще-то я почти созрел для согласия.
— И что надо для того, чтобы ликвидировать твое «почти»? — оживился ученый.
Тантоитан выдержал некоторую паузу, прежде чем продолжить, и наконец произнес:
— Ответить мне на несколько вопросов, а потом… а потом предоставить хотя бы одно, пусть даже мизерное доказательство всех ваших теорий.
— А на слово не поверишь?
— Какой смысл? Тем более что я уверен: наверняка вы уже на ком-то свои эксперименты провели.
Громко хмыкая и ворча себе что-то под нос, Сартре несколько раз прошелся по лаборатории. Видимо, очень сомневался в чем-то. Но потом-таки решился:
— Есть некоторые детали, о которых во всей вселенной, кроме меня, знают только три человека. Причем они, так сказать, являются и самыми заинтересованными в успехе.
Тантоитан сразу сообразил, кто эти трое, а уж то, что в их число входит сам император, не подлежало сомнению. Поэтому лишь кивнул:
— Догадываюсь…
— Ну так вот. Все трое вполне конкретно мне намекнули, что я могу и тебе в некотором роде довериться и уже на месте решить, до какого предела стоит тебе раскрывать все секреты.
— О-о! Даже так? — поразился майор. — Польщен.
— Поэтому спрашивай, не стесняйся.
— Вроде стеснительностью не страдаю. В таком случае сразу первый вопрос: почему вы ни один из этапов не испытали на себе?
Профессор коротко махнул рукой:
— Отвечу потом. Дальше!
— Хм… — Парадорский в сомнении пожал плечами. — А дальше вроде как и спрашивать нечего. Последующие вопросы вытекают из первого. Осталось только увидеть доказательство.
И опять ученый несколько раз прошелся по лаборатории, прежде чем остановиться перед неким подобием операционного стола, на котором возлежал подопытный воин. И начал с предупреждения:
— Не стоит тебе объяснять, насколько сохранение этой тайны важно для Оилтонской империи…
— Где надо расписаться кровью?
— Шутишь? Это хорошо! Твое чувство юмора меня радует. Но то, что ты сейчас услышишь, должно остаться известно только тебе. Учти: только тебе! Ни твои ближайшие друзья, ни твоя любимая жена, а возможно, и твои будущие дети не должны об этом услышать и полслова. Причем в любом случае! Даже если ты по каким-либо не зависящим от нас причинам и не станешь участником эксперимента. Понял?
— Понял. И согласен со всеми требованиями.
Некоторое время Сартре смотрел прямо в глаза молодого майора, выискивая там какое-то сомнение или страх. Потом все-таки поинтересовался:
— Ведь Клеопатра имеет на тебя невероятное влияние. Выдержишь прессинг с ее стороны?
— Несомненно! Тем более что в ее преданности нашему общему делу я уверен, как в самом себе.
— Хорошо. Тогда будем считать, что ты дал клятву. — Как-то чисто механически профессор стал расстегивать пуговицы на своем халате. — Подписывать нигде ничего не надо. В том числе кровью.
А затем демонстративно распахнул халат и воскликнул:
— Смотри!
Парадорский уставился на довольно модную рубашку из дорогой ткани, затем недоуменно опустил взгляд на брюки, осмотрел туфли:
— А на что, собственно, смотреть?
— Хм! А перед тобой продукт, отвечающий и на твой вопрос и на твое требование.
— А-а-а-а!.. — с озарением протянул Танти, непроизвольно пытаясь прикоснуться к плечу Сартре. Но в какой-то момент спохватился: — Ой! Извините! А потрогать можно?
— Да сколько угодно! Тем более что я и так предвидел твою реакцию.
Ощупывания плеч, а потом и груди ученого сопровождались стоическим выражением лица последнего. А вот молодой майор хмурился все больше и больше. Потом не выдержал:
— Странно. Такое впечатление, что вы и утреннюю гимнастику не делаете. Наверняка и на перекладине отожметесь всего лишь…
Он задумался, прикидывая количество возможных для такого дряблого тела подтягиваний, но молчание оборвал сам профессор:
— Да хорошо, если вообще один раз подтянусь.
— Так… э-э-э, в чем подвох-то? — совсем растерялся Парадорский.
— А я разве утверждал, что прошел ИПФС? Да с моей мышечной тканью я бы загнулся от боли и откинул копыта уже через неделю после начала инициации. Ты ведь прекрасно знаешь все обязательные условия. Разве мое тело выдержит такие нагрузки?
— Да нет, конечно… Но что тогда?
— Думай! И не позорь наших аналитиков, которые утверждают, что ты наиболее сообразительный среди всех воинов нашего космического флота.
Майор скромно потупился, немного подумал и опять резко поднял голову:
— Неужели?! Неужели вы сразу провели на себе второй этап? Так называемую блокировку?
— А что делать, если ИПФС мне противопоказана? — развеселился Сартре. — Вот и пришлось сразу заскакивать на вторую ступеньку.
Молодой воин поверил ученому сразу. Но в то же время он уже и про второй этап имел вполне полное суждение. Поэтому, рассматривая голову с седыми волосами, осторожно спросил:
— Ну и как… самочувствие?
— Да чего там! Как видишь — выжил. И это самое главное. Но теперь для меня никакие психотропные средства не страшны. Хоть домутил мне вводи в кровь, хоть что угодно. Убить — да, могут. Но вот выведать хоть один секрет — фигушки! Еще и в заблуждение введу так, что те, кто пытать будут, сами мозгами двинутся.
— Э-э-э… Пытать? Так ведь и физически могут…
— Тем более наплевать! — уже вовсю хихикал ученый. — Целенаправленно отключаю все рецепторы
