— Мы с тобой уже неделю толком поговорить не можем, а у тебя только одно на уме… Танти! Я сейчас рассержусь!
— И что будет?
— Вообще с тобой разговаривать перестану…
— Так я этого и добиваюсь! Во время секса только и надо, что целоваться, ну и…
— Без «ну и»! Ты не понимаешь, что происходит? Этот Хайнек только и делает с самого утра, что ходит за полковником Капочи и очерняет все твои заслуги. Вдруг у него на уме тебя погнать с Кафедры?
— Дорогая, ты явно преувеличиваешь. Тем более что выгонять меня не за что: дисциплину я не нарушаю, теоретические знания усваиваю на отлично…
— Ты мне лапшу на уши не вешай. Твоя физподготовка на уровне самой слабой стажерки…
— Ну так чего не случается. Травмы там, падение пика формы… Как у любого спортсмена.
— Мы с тобой не спортсмены! И если Хайнек пожелает, то имеет все права для твоего перевода.
— Да не переживай ты так. Вначале посмотрим…
— Чего смотреть! — уже не на шутку разозлилась Клеопатра. — Надо нам всем немедленно писать рапорты на имя командира Дивизиона и требовать немедленной замены куратора.
— Экие вы все шустрые! — не удержался Парадорский от восклицания. — А забыли, что не отвечающие истине рапорты могут отразиться и на вашем послужном списке?
— Почему это не «отвечающие»? И кто это «вы все»? — сразу зацепилась за его слова ушлая капитан Ланьо. Причем додумывать ей долго не пришлось: — Малыш тоже хотел рапорт подать? Ведь я ни за что не поверю, что в такое напряженное время, когда приехал Серджио Капочи, этот длинный игровой шланг вздумал тебя пригласить на карточные посиделки.
— Как тебе не стыдно так говорить за глаза о нашем приятеле? — делано возмутился Тантоитан. — Он ведь за нас горой…
— Знаю, что горой, поэтому все ему прощаю. А шлангом я его и в глаза называю, потому что этот доморощенный философ-аристократ на тебя негативно влияет.
— А вот тут ты совсем не права. Потому что Малыш…
Какие положительные стороны и черты капитана Агнера Ллойда должны были раскрыться в следующих фразах, Клеопатре узнать было не суждено. Громкоговоритель в их комнате щелкнул, после чего раздался голос дежурного по Кафедре:
— Майору Парадорскому пройти в лабораторию профессора Сартре.
— Ну вот! — с досадой воскликнула девушка. — Даже поговорить не успели!
— Я тебе сразу предлагал заняться чем-то более приятным, чем пустопорожний разговор. — Расцеловав свою суженую в обе щечки, Тантоитан уже вскочил с кровати. Чуток оправился и только возле самой двери добавил: — И вообще, капитан Ланьо, ваша недисциплинированность уже стала притчей во языцех, вы совсем перестали подчиняться старшему по званию. Будете сегодня жестоко наказаны!
— Хм! Недолго тебе зверствовать осталось, — не осталась в долгу невеста. — Скоро и мне звание майора присвоят…
— За какие такие заслуги? — Жених замер от удивления в дверях.
— За красивые глазки! — с вызовом ответила Клеопатра. — Или я не заслуживаю?
Судя по тому, как скривился Тантоитан и без стука закрыл за собой дверь, пока не заслуживала. Но девушка только высокомерно улыбнулась и пробормотала:
— Ничего! Вот как только нас зачислят в Дивизион, тогда и поймешь, почему мне дадут звание майора. Хи-хи! А может, сразу и полковника? — Но тотчас обеспокоенно нахмурилась: — Но что делать с происками этого Хайнека? И ведь не удастся пока наедине с Серджио переговорить. Значит, надо…
Она тоже сорвалась с кровати и побежала разыскивать Малыша. Все-таки мысль о рапортах показалась ей достаточно правильной.
Тем временем явившийся в лабораторию Тантоитан привычно взобрался на высокое ложе и был сноровисто облеплен не менее привычными датчиками и прочими регистрирующими приборами. Вот только на повседневные вопросы майора Сартре отвечал с явной неохотой, а потом и вообще ошарашил:
— Сейчас тут с тобой хочет один человек переговорить. В неофициальной, так сказать, обстановке. Лежи спокойно, чтобы датчики не свалились.
После чего из прохода с другой стороны лаборатории появился старший куратор безопасности империи, командир Дивизиона полковник Капочи. Благодарно кивнув профессору, он осмотрел обнаженного по пояс Парадорского и начал с вопроса:
— Ну и как самочувствие, майор?
Видя, как Тантоитан хмурится в некоторых сомнениях, Сартре вполне будничным голосом пояснил:
— Серджио — один из тех трех, кто знает о сути наших экспериментов.
— А-а-а, — с некоторым облегчением вздохнул герой. — Ну подобное и следовало предполагать…
— А на мой вопрос отвечать будешь? — посерьезнел Капочи.
— Так точно, господин полковник! — послышался бравый ответ. — Самочувствие — хуже не бывает! Словно час назад дюжина крестьян по всему телу оглоблями прошлась.
— Все время?
— Почти. Иногда вроде как отпустит — и терпимо. Но несколько раз в час так выкручивать и ломать все тело начинает, что сам удивляюсь, как сдерживаюсь на людях. Что только не выдумываю, чтобы оправдать перекошенное лицо и жуткое порой выделение пота. И, с одной стороны, даже рад, что этот служака Хайнек меня с Клеопатрой все время разводит то по классам, то по ночным вахтам. Иначе она бы уже давно скандал подняла и меня в госпиталь упекла. Как минимум…
После таких признаний полковник озадаченно покрутил головой, осуждающе покосился на профессора и посочувствовал:
— М-да! Первым всегда трудно, хоть и весьма интересно. — Затем хмыкнул и тоже признался: — Я ведь вторым на очереди стою, у меня наилучшие показатели среди всех остальных кандидатов.
Удивляться по поводу такого отбора молодому майору явно не следовало, все-таки перед ним сейчас находился лучший воин современности, как его называли в просвещенных кругах. Но вот старое знакомство и несколько тайн между ними, о которых знало только несколько человек, позволяли Тантоитану если уж не подначивать высшее командование, то с наивным видом выдавить из себя некоторое сомнение:
— Увы, господин полковник, инициация процесса физической саморегуляции наверняка еще требует практической доработки. У вас вряд ли получится, еще сердце остановится…
— Ты хоть за разговором следи, — осадил его командир Дивизиона. — Если уж ты наладку выдерживаешь, то мне и того легче все окажется.
— Вообще-то Танти прав, — вмешался в разговор профессор, явно сдерживаясь от желания уложить Серджио на второй стол и заняться над ним экспериментированием. — Возраст для ИПФС — довольно важный фактор. Чем моложе организм, тем он лучше переносит любые структурные перестройки. Молодость добавочно повышает болевой порог, дает больше шансов для правильной работы сердца и организует дополнительные блоки самовосстановления умственной деятельности. После каждой волны саморегуляции сознание у более молодого объекта восстановится в любом случае быстрей.
Уже не раз слышавший подобные рассуждения Парадорский скорбно поддакнул:
— Да, да, невероятно важный фактор. И ведь вы, профессор, утверждали, что ИПФС проводить на человеке старше двадцати пяти лет не следует.
— И сейчас утверждаю: если организм ослаблен и как следует не тренирован, то сердце не выдержит. Да и разум… — он покрутил в воздухе ладошкой, — скорей всего, станет претерпевать негативные изменения.
— Ну это мне не грозит, — напрягшийся до того полковник теперь свободно вздохнул и расслабленно шевельнул плечищами. — Более тренированное тело, чем у меня, вы вряд ли во всей Галактике сыщите. Что бы там о себе некоторые ни возомнили.
При этом он с явным сарказмом во взгляде прошелся по облепленному датчиками телу молодого майора. Как раз это совпало с очередной волной физической саморегуляции: все мышцы задергались,
