Ребята, вы как?
Рунко с Аудьяртом отделались легче. Пальцы кровоточили от ожогов, но не сгорели. Они не были христианами, они и на Земле ими не были, может, поэтому им меньше досталось?
– Больно? – спросил Артур. Вопрос, глупее не придумаешь, но…
– Это такой способ сказать: «Сочувствую»? – Ласка была все так же неприятно спокойна. – Нет, не больно. Даже странно. Должно бы болеть. Я боюсь, Артур, больше я не боец. От этого не исцелиться.
– Будешь проповедовать, – сказал он. – У тебя отлично получается. А потом постепенно руки восстановятся. Ты же вампир. Это не может быть навсегда.
– Мы ведь еще по пути из Луги решили, что началась полоса невозможного. – Ласка кисло ухмыльнулась. – Дай сигарету. И кто-нибудь знает, который час?
Вопрос был, наверное, только для того, чтоб немного разрядить обстановку, потому что вот же они, часы, цифры мерцают прямо над столом, видимые с любой точки.
Полночь на часах.
Аудьярт мазнул по клавиатуре тыльной стороной пальцев, глянул на свой проектор и так же спокойно, как Ласка, так же неестественно спокойно сказал:
– Лучше спроси, какой сегодня день. Мы начали сегодня в полдень.
Глава 9
Надежда человека в том, чтобы ввериться Богу, чтобы то, что Бог хочет, человек сам хотел, и чего Бог не хочет, этого и сам он не хотел.
Вампиры прокляты. Но у них есть надежда. Выразить это четче и яснее было просто нельзя. Сгоревшие пальцы Ласки, ожоги на руках Аудьярта и Рунко – наказание, угроза. Библия, от Бытия до Откровения, прочитанная за двенадцать часов, – обещание.
Ожоги затянулись с нормальной для упырей скоростью, стоило только выйти из зала с терминалами. С Лаской было гораздо хуже, однако сама Ласка уже ругалась на чем свет стоит, шипела и рычала, обзывала себя последними словами за то, что ей вообще пришла в голову мысль записать Библию, а значит, и с ней тоже все было в порядке. Она все поняла правильно.
А он сам?
Где должен быть рыцарь Пречистой Девы, когда Господь грядет в тварный мир? Где он должен быть, если без него этого не случится?
Гряди, Господи Иисусе! Что, как не самое низкое лицемерие, сказать это, всем сердцем почувствовать радость Его явления, но точно знать, что Он не придет, пока ты здесь, в мире мертвых, спасаешь себя от спасения мира? Спасаешь мир от себя.
Второе звучит гораздо лучше, но в чем больше правды?
Сам взялся судить, сам взялся решать, настоящий ли Конец Света близится или морок, такой же лживый, как тварь, изображающая Антихриста. Рассудил. Решил. Не сомневался.
Сейчас не поздновато ли для сомнений?
Мир должен погибнуть, чтобы возродиться, вся жизнь устроена так, она продолжается бесконечно, но новое всегда вырастает из умершего старого. Но как же трудно признать, что мир должен погибнуть из-за твари, настолько жалкой и отвратительной, что когда-то не поднялась рука, чтоб ее прикончить.
Просто нелепое стечение обстоятельств. Тот, кто должен прийти, чтоб отсрочить неизбежное, погиб. Тварь, явившаяся ему на замену, превратила отсрочку в приговор. Негодная оказалась замена. Никудышная. Но если так и было задумано, то кто дал право решать, что замысел неверен? Кто дал право решать, что гибель мира из-за твари – ошибка?
У Артура всегда был ответ на этот вопрос. Право решать и выбирать дано ему Творцом, так же как и всем людям. Но сейчас он не смог бы ответить, правильно ли он выбрал и правильное ли принял решение.
Гряди, Господи…
Нет. Его нет на Земле, и эти слова по-прежнему остаются лишь строчкой в Откровении.
В Кареште между тем все прибывало людей. Сначала приезжали из двух близлежащих княжеств те, кто слышал о событиях в «Чате» и в Луге и жил достаточно близко, чтоб любопытство оказалось сильнее лени. Средства массовой информации тем временем работали и действовали даже быстрее и лучше, чем слухи, так что люди неленивые и любопытные начали сопоставлять новости с Трассы с массовым изгнанием демонов в районной архе в Сидене.
Запрос от Рены в коллегию демонологов насчет сразу десятка демонов обрушил лавину. Выяснилось, что все числившиеся в списке уничтожены. Каким образом об этом узнали журналисты, Артур понятия не имел, но, наверное, в коллегии просто не видели необходимости скрывать такую информацию. А стоило бы, наверное. Бессмертие демонов – одна из основ здешнего миропорядка, и к ее разрушению людей надо как- то готовить. Нельзя же сразу и в лоб заявлять: это было так, а теперь стало не так. От подобных заявлений люди начинают сомневаться и в остальных основах тоже.
Если демоны не бессмертны, то как быть с князьями? Может, и они не всемогущи.
Князья не были всемогущи, их власть ограничивалась пределами княжеств, но в этих пределах она была абсолютной. Люди могли полностью полагаться на князей, их волю и защиту. Могли, но уже не хотели. Артур думал, им теперь должно быть трудно хоть что-то признать незыблемым, но получилось, что воображаемая слабость существующих опор подтолкнула к поиску других, непроверенных, но выглядящих надежными. Начиная разуверяться в демонах, люди хотели больше узнать о Боге.
Демон и Марийка были правы, все складывалось одно к одному, как будто заранее подготовленные детали собирались в единое целое.
Значит ли это, что Артур выбрал правильно? Значит ли это, что Господь направляет к нему людей, чтобы он направил их к Господу?
Господь ли?
Здесь, в Ифэренн, он под такой же надежной защитой от демонов, как в тварном мире. Но демоны хитры и умны, в Ифэренн у них есть власть ставить причины впереди следствий. Артур защищен от них и их происков, а другие люди?
Марийка сказала Наэйру, что уедет с Артуром, потому хочет научиться жить без сомнений. У нее убедительно получилось. Она тогда сама в это верила, поэтому и Наэйр поверил. Вообще-то его не обманешь, отца и то обмануть проще. Сейчас Марийка знала, что Артур тоже может сомневаться, он просто решения принимает, исходя из правил, принятых раз и навсегда, и получается, что, когда он решает, для сомнений места нет и он не ошибается. Артур не сомневается в законах, по которым живет, по этим же законам живут прибившиеся к нему люди и вампиры, они пока еще не верят в законы, зато верят Артуру, и получается все хорошо и правильно.
В чем Артур не уверен, так это в том, действительно ли он живет по этим законам.
Марийка долго не могла понять, как это. Она была эмпатом, хоть и не самым сильным, она чувствовала сомнения, научилась даже различать их внешне: видела, как темнеют глаза Артура, как гаснет нечеловечески яркая, сияющая синева его взгляда. Артур сомневался. Но в чем? Он не мог нарушить им же установленные правила, потому что… ну потому что он верил, что жить без них невозможно. Можно существовать, но Артур для существования годился даже меньше, чем, например, обитатели Трассы. А уж эти-то до того долбанутые, что если на их поселки хотя бы раз в год кто-нибудь не нападает, они сами отправляются на кого-нибудь напасть. Так почему он думает, что что-то нарушил, что делает что-то не так?
Непонятно.
Марийка кое-что знала про Бога, то, что слышала в разговорах брата и прадеда. Она скучала, когда они начинали говорить об этом, но их даже отец заткнуть не мог, так что наслушалась она достаточно, чтоб понимать: то, что вокруг Артура не гаснет неяркий золотой свет, наверняка, означает, что все он делает так, все делает правильно.
Только вот Артур-то этого света не видел.
Сначала Марийка думала, что он скучает по брату. Альберт звонил каждый день, они подолгу разговаривали. Так, как с Артуром вообще можно разговаривать. Надо говорить, говорить, говорить, и, если неожиданно задать вопрос, то Артур, может быть, ответит. Альберт это суперски умел делать – сразу видно годы практики. Но в том-то и дело, что все эти годы они были вместе, даже на несколько дней не
