бывает репутация и похуже, а детей забирать все равно кто-то должен, так почему не он? На этом разговор и закончился. Остался неприятный осадок, но пока не получилось понять, откуда он взялся. Все делалось правильно. Напустить на детей медведей, чтобы разорвали на куски, или отнять детей у родителей суть одно и то же: воспитательный момент для всех остальных. Только в первом случае дети сразу попадают к Господу, а назиданием становится их смерть, во втором же случае дети придут к Господу постепенно, если только достанет разума и сил воспитать из них настоящих рыцарей, ну а назиданием для других станет горе родителей.
Что здесь не так?
Им нравилось в монастыре в Тагаре, там некогда было скучать, там каждый день приносил что-то новое и интересное.
Они быстро переставали тосковать по дому. Все остальное: учебная программа, преподаватели – арханы и вампиры из социалов – друзья, игры, взрослые, которым можно доверять, – все это было не настолько важно. Все это не помогло бы в считаные недели избавиться от тоски по родным домам и родным людям. Дело в другом: для этих детей настоящим домом стал монастырь, казалось, они родились, чтоб оказаться там. А уж почему так случилось, почему именно те дети, которых Артур забирал у гонителей христианства, были созданы для того, чтобы стать рыцарями, это тема, о которой бесполезно рассуждать между делом. Ответ будет «потому что», и он дурацкий, не настоящий. А настоящий и верный ответ слишком большой, чтобы сформулировать его без долгой молитвы и хотя бы нескольких дней покоя.
Марийка осталась в Толэ, она любила праздники, а заодно, пользуясь случаем, назначила здесь встречу своему научному руководителю. Глава кафедры социологии и политологии Интарафийского института интересовался христианством, хоть и называл его феноменом, а не верой, и, конечно, он приехал на освящение храма. Он и в Мару был, там Марийка отдала ему черновик двух первых глав диплома, а сегодня они собирались обсудить и эти главы, и новый храм, и растущий ажиотаж вокруг христианства. И непостижимую разумом человеческую жестокость.
Почему самая мирная, самая добрая из всех религий породила столько зла, это и для Артура было загадкой. В Ифэренн христианство никогда не станет таким, как на Земле, имя Божье не станет оправданием для войны, а инаковерцев никогда не оттолкнут от порога странноприимного дома. Но даже в Ифэренн христианство пробудило в человеческих душах такие черные бездны, о каких, наверное, знали только демоны и вампиры. Хоть Демон и говорит, что люди всегда такими были, это неправда, иначе они потеряли бы стыд, разучились бы ужасаться жестокости.
После событий в Киусату повернулись тяжелые шестерни машины под названием медиаконгломерат Уго, и Ифэренн постепенно стал распадаться пополам. На любое выступление против христиан газеты, журналы, радиостанции и телеканалы самого разного толка реагировали каждый в своем стиле, но все с одной идеей: люди, притесняющие других людей из-за вероисповедания или по другой причине, нерукоподаваемы. Люди, поступающие с другими людьми так, как Даунинги, как соседи Гладышевых, как киусатские врачи, как те, кто поддержал их всех, не могут называться людьми. Это выглядело убедительно, а еще это было верно по сути, по тому мерилу правильного, которое есть в душе у каждого человека, если он не безумен.
«С кем ты?» – люди пока еще сами не замечали, что ищут ответ на этот вопрос.
«С кем ты?» С музыкантами, политиками, актерами, учеными, учителями, каждый из которых известен и знаменит, каждый из которых заявил, что поддерживает христиан, что любой имеет право выбирать себе богов? Или с людьми, чьих имен никто никогда не слышал, с жалкими людьми, способными только на то, чтоб издеваться над беззащитными?
Уго формировал общественное мнение медленно, тяжело, но надежно и наверняка, однако он был не единственным медиамагнатом в Ифэренн, и его конкуренты встали на сторону гонителей христианства просто потому, что это была не сторона Уго. Для тех, кто видел ситуацию целиком, противостояние выглядело как битва громадных, неповоротливых тварей, использующих в качестве оружия что-то вроде облаков или тумана. Это были ядовитые облака и туман, в котором легко заблудиться. Независимо от того, насколько правильные вещи ты проповедуешь, когда их нужно донести до миллиардов людей, они должны быть в красивой обертке. А обертка скрывает суть.
С Евангелиями не так, с христианством не так, для того чтоб человек вернулся к Богу, не нужно никаких оберток и фантиков. Но они нужны для того, чтобы христиан перестали убивать.
Артур смотрел в новостях, как известные актеры предлагают свои виллы в качестве убежища для христиан. Видел анонсы евангельской мистерии с участием звезд музыки, кино и театра – из-за имен участников и режиссера билеты на мистерию оказались распроданы еще до того, как начали продаваться, а с началом продаж расходились уже с аукционов. Читал письма от желающих сделать пожертвования, и хоть в пожертвованиях пока не было нужды, знал, что Демон благодарит и принимает их. Артур не хотел наступления времен, когда христианство превратится в моду. Уго делал эти времена неизбежными. И делать это было необходимо.
Люди постепенно забывали о чародее из Немоты, для людей главой христиан становился Демон. Он учил новых священников, вел обширную переписку, участвовал в пресс-конференциях, выступал с проповедями на официальном телеканале Эсимены. Он по-прежнему с трудом выносил упырей, это инстинкт, тут уж ничего не поделаешь, но с Лаской они как-то умудрились сработаться, и Демон создал из нее и Анны Барчан образцы христианской женственности. Впору за голову хвататься: Ласка, четырехсотлетняя упырица – пример для молодежи, кумир девчонок, мечтающих служить в архе, и почему- то символ сотен подростковых спортивных команд, причем не только девчачьих. Вот что значит правильно расставить акценты.
Работы хватало всем, не только Анне и Ласке, Демон стал человеком, но характер-то у него не изменился, а всем известно, что деятельнее демонов никого на свете нет. Артур ждал, когда в сознании людей Демон прочно и окончательно займет место предстоятеля церкви. Тогда можно будет уйти в тень и предоставить Демону самому принимать решения. Пока он приходит за одобрением каждой идеи, пока ему нужны указания, пока он слишком полагается на пророческий дар Артура, научился, гад, использовать его так, чтоб обходилось без приступов, по крайней мере, без тяжелых приступов. Это не может продолжаться вечно.
Демон не понимал почему. Он тоже видел, что Артур становится неудобен для людей, знал, что его с самого начала побаивались, а теперь и вовсе перестают понимать, но не видел, каким образом это может помешать Артуру оставаться во главе создаваемой церкви и принимать решения.
Артуру позаглаза хватало того, что он был главой церкви для упырей. И для демонов. Зарождающееся в Ифэренн христианство уже сейчас словно делилось на две части: на тех, кто видел только Евангелие, слушал Демона, не понаслышке знал о милосердии и прощал врагов ради спасения их и своей души; и на тех, кто близко к сердцу принял Ветхий Завет, заключал сделки с Артуром и верил в абсолютную и идеальную бесчеловечность Господа, милосердного лишь к тем, кто не пытается чинить зла Его детям.
Благо хоть среди упырей не было землян, заставших ветхозаветные времена.
Не-землян хватало. Девятнадцать древних тварей, древних скучающих тварей. Шутка ли? А сколько их на Трассе?
Путь был неблизкий даже с учетом того, что машины вели упыри. У людей поездка заняла бы часов пятнадцать, двенадцать, если очень спешить. Упыри спешили, поэтому до окраин Янгвы добрались за шесть часов. Миновали первые дома, одноэтажные каменные коттеджи, окруженные огородами. Дальше начались трех– и пятиэтажки, тоже сложенные из местного камня, в Янгве было мало места, городок со всех сторон стиснули горы, поэтому дома здесь строили многоквартирные, сразу на пять – десять семей. Красивые дома с внутренними дворами, коваными воротными арками, с непременными деревьями у входа в парадное.
– Вон тот дом, – сказал Софор, ткнув пальцем в пятиэтажку дальше по улице, – последний этаж, три крайних окна… – Он замолчал, всматриваясь, потом резко прибавил скорость, и «Скадат» почти прыгнул вперед, в считаные секунды преодолев последнюю сотню метров.
Артур не увидел в окнах ничего подозрительного. Что там вообще можно разглядеть со светлой-то улицы да сквозь густую листву?
– Хозяин дома, – бросил Софор.
Дома? А должен быть в горах на границе с лакуной, там, где его и еще семерых янгвийцев держат
