— Это Финрой. — Эфа кивнула на своего спутника.
— Можно я лягу? — слабым голосом попросил Йорик. — Ты всегда так буднично сообщаешь такие новости?
— Твоя школа.
— Значит, вы уже побывали на Цошэн?
— Кто еще выжил?
— Легенда.
— А Тэмор?
— Нет.
— Ясно.
— Вот так и я однажды все испортил, — подал голос Финрой и поднялся на ноги. — Женщину нужно сперва целовать, а потом расспрашивать. А лучше всего вообще не расспрашивать. На то она и женщина, чтобы самой все рассказывать.
Ответом богу войны была неловкая, напряженная тишина.
Финрой вздохнул и поглядел на небо:
— Пойду я, прогуляюсь. Сотто поищу. А вы делайте что хотите, учить вас все равно без толку.
Он ушел совершенно бесшумно. Просто исчез в прозрачном подлеске. Йорик проводил бога взглядом. Покусал, задумавшись, губу.
— А ведь меня убили, — сказал он наконец. — Или что-то вроде.
— Что-то вроде.
— М-да. Спасибо.
— За что?
— За спасение.
— Можно подумать, ты не стал бы меня спасать.
— А ты не сказала бы спасибо? Как тебя зовут по-настоящему?
— Тресса Эльрик де Фокс.
— Принцесса! — Йорик присвистнул. — Я служил у твоего отца.
— Знаю. Он рассказывал. — Тресса поморщилась и сердито фыркнула. — Если тебя это так беспокоит, я была мужчиной все это время, ясно? И спасал тебя мужчина. И жизнью ты обязан, если непременно хочешь считать долги, тоже мужчине.
— А рычит на меня сейчас глупая девчонка, которой еще и шестнадцати не стукнуло.
— Стукнуло! — взвилась шефанго. Прищурилась, раздувая тонкие ноздри:
— Издеваешься?
— Просто странно себя чувствую. — Йорик взял ее руки, узкие ладони с твердыми мозолями. — И не в долгах дело. Я тебе и вправду благодарен. Согласись, это так естественно — быть благодарным за спасение собственной жизни. Или тем более за ее возвращение. Но как ты это сделала?
— Живая вода. На самом деле заслуга принадлежит сотто.
— Ясно. Хорошо, что мне дали дворянство.
— Почему?
— Терпеть не могу мезальянсы.
Алые глаза так близко, что можно разглядеть тонкие как волос вертикальные зрачки. Шефанго. Нелюди из нелюдей. Так ведь и орки нелюди. И, сбившись, зачастило сердце, когда почувствовал он клыки, длинные и твердые под обманчивой мягкостью ее губ.
— Прав Финрой. Начинать нужно было с этого. Эфа уткнулась головой в его плечо:
— По-моему, ты боялся.
— Еще бы. Прослыть растлителем малолетних. Это в мои-то годы!
— Я уже десять навигаций как взрослая.
— Девочка. — Йорик поцеловал ее снова. Провел губами по тонким дугам бровей. Коснулся резко очерченных скул и упрямого подбородка.
— Боги. — Она вдруг вывернулась и заглянула ему в глаза напряженно и недоверчиво. — Так это правда? Ты действительно живой? Живой.
— Да. — Он по-прежнему держал ее руки. — Более чем.
— Я не могла закрыть глаза… — Что-то в голосе Эфы (Трессы… ее имя теперь Тресса) сломалось, и орк притянул девушку к себе, обнял, перебирая пальцами ее волосы. — Не могла… тебе. У нас так не делают. У вас тоже… Ты был как живой… Все эти дни, вечность, Йорик. Мужчиной или женщиной, не важно. Совсем. Ты друг. И ты — любимый. Как ни прячься — не спрячешься. А нужно улыбаться. Нужно… потому что она боится еще больше, и кто-то должен быть смелым. А ты… Тебя убили. И я знала об этом, я помнила… каждый день, каждый миг помнила.
Плакать она не умела. Такие не плачут. Они либо смеются, либо злятся и убивают. Поэтому слова спотыкались и мешали друг другу. А он слушал молча. Говорить ничего не нужно было.
Девочка.
И надо бы помнить, что по меркам своей родины она действительно взрослая. Что лет ей, или, как говорят на Анго, «навигаций» уже за восемьдесят. Что старше она, чем иные старики-люди. Надо бы помнить. Да только вот она, девочка, девчонка, уродливо-прекрасная, самая желанная, единственная любимая из всех женщин, что встречал он, командор Хасг. И он старше. Все равно старше. Тем более что восемь десятков навигаций для шефанго — те же шестнадцать лет.
Она выговорилась и сейчас сидела молча, спрятав лицо у него на плече. Потом отстранилась резко:
— Извини.
— За что?
— «За что», — хмуро передразнила Тресса, — за то, что разнылась.
— Малыш, — очень серьезно и тихо произнес Йорик, — женщине нужно иногда быть слабой. И если ты не позволишь себе этого со мной, то с кем же тогда?
— Слабой быть нельзя.
— Знаешь, как тяжело было бы мужчинам, если бы женщины скрывали свою слабость?
— Знаю, — вздохнула Тресса, — меня тоже чаще всего тянет на эдаких большеглазых былиночек со взглядом олененка. Слабые потому что. Их хочется защищать и… и просто хочется.
— М-да. Шефанго. — улыбнулся Йорик. — Ладно. Я привыкну.
Кто-то шел через лес, хрустя сухими сучьями и распевая нечто начисто лишенное мелодии. Недостаток слуха, судя по всему, должен был восполняться громкостью исполнения.
— Финрой, — безошибочно определила Тресса.
— Деликатный, — отметил Йорик. — Может, он и не бог вовсе?
— Бог, — шефанго достала из кисета свою прокуренную трубку, — я знакома с тремя богами, и двое из них очень приятные люди. А третья… она и не богиня вовсе. Ты прав был, когда говорил, что Сорхе демон.
— Еще не хватало ей быть богиней.
— Угу. А Финрой, он… В нем самодовольства нет. Может, это и есть божественность?
— Скромность как признак божественности? Вернусь домой, напишу монографию.
— Которую по счету?
Йорик почесал нос:
— Ты и об этом знаешь?
— Пфе! Кумир моей молодости! — Тресса затянулась. — Я о тебе знаю больше, чем иная служба безопасности. И о званиях научных, и о карьере военной, и о приключениях на свою задницу, и даже о том, как тебя под трибунал отдавали.
— Это было давно. И меня оправдали. Великая Тьма, я чувствую себя глубоким старцем.
— Что, все так плохо? — сочувственно поинтересовался Финрой, выходя на полянку. — Ничего, сотник, такое бывает после воскрешения. Если через недельку не наладится, напомни мне, я подскажу рецептик. Разом помолодеешь.
Тресса закашлялась, подавившись дымом.
