Затем совершенно отчетливо она услышала голос Милтона.
— Как ты можешь быть так небрежна со своими вещами? Ты знаешь, что этот ребенок — копалка; всегда рыщет вокруг и во все вмешивается. — Его голос звучал раздраженно.
— Знаю, знаю. Но это серьезно?
— Конечно, — запоздало добавил Милтон, — этот ребенок превращается в воровку.
— Жаль, что она некорыстолюбива, — сказала Лола задумчиво. — И потом — мы бы потеряли Люка, если бы это попробовали.
— Я был прав с самого начала. Вы, женщины, всегда увлекаетесь красивым лицом.
— Мы не можем потерять Люка! — сказала Лола.
— Ну, посмотрим. В любом случае расскажи мне, что случилось сегодня. Все прошло нормально?
— Прекрасно. Никаких проблем…
Голоса удалились. Дэйдр поняла, что больше ничего не услышит. Поскольку больше нечего было делать, она легла в постель, надеясь, что быстро заснет и ничто ее не разбудит. Намного позже она услышала эту ходьбу взад и вперед. Это была одна из причин, по которым она ненавидела ложиться спать.
Это было так непонятно и пугающе. Раз, два, три, четыре, пять, шесть шагов туда, пауза, и затем шесть обратно. Размеренно, как тиканье больших часов.
Она почему-то думала, что это тот мужчина с лодки приходил в дом. Она никому никогда не говорила, что слышит эти шаги или что они ее пугают. Она хотела как-нибудь набраться храбрости, на цыпочках подойти к лестничной площадке и посмотреть вниз, чтобы увидеть, кто это. Но у нее было чувство, что, если ее заметят, случится что-то ужасное, но она не решилась.
Дэйдр знала, что это мужские шаги, потому что и Лола, и Мэри ходили быстро на высоких каблуках, бабушка шлепала в тапочках, а Милтон совсем не мог ходить. Значит, если это не тот ужасный человек с лодки, то кто же? Иногда она думала, может, это ее отец…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Эбби увидела, как выключили свет в комнате миссис Моффат на верхнем этаже рядом с комнатой Дэйдр. Гораздо позже свет погас в большой спальне Мэри и Милтона на первом этаже. Но в гостиной он горел допоздна. Она заснула и проснулась уже глубокой ночью, а свет все еще горел.
Эбби ненавидела круглосуточное ощущение близости этих людей.
Но если она и Люк не хотели задохнуться в духоте и темноте, она должна была отдергивать шторы и открывать окна после того, как они гасили свет у себя. Так что первое, что она видела, открывая по утрам глаза, это большой каменный дом, возвышающийся над ними.
Он вызывал у нее то же смутное чувство, что и гигантский мост над гаванью. Подавляющее ощущение тяжелой тени, висящей над нею. Когда она пересекала гавань на пароме, бодрое пыхтящее суденышко легко рассекало сверкающую синюю воду, пока не достигало моста. Затем масса стальных балок зависала над ним с пугающей неизбежностью, и в одно мгновение исчезал солнечный свет.
Этот мост нависал в конце каждой улицы в Сиднее. Стоило повернуть за любой угол, — и вот он, аркой через небо, непропорционально огромный, заставлявший все остальное казаться крохотным.
Так же и дом Моффатов, построенный в расточительные дни конца девятнадцатого столетия, распластался над их современным домиком.
Но теперь шла последняя половина двадцатого столетия, мир был слишком населен, и приходилось привыкать к тому, что на тебя смотрят.
Было три часа ночи. Время искаженного воображения и болезненных фантазий. Эбби осторожно повернулась, пытаясь не потревожить Люка, и посмотрела на спокойные черты его лица. Вместо того чтобы удалиться от нее во сне, он казался ближе. Ничто больше не мучило его, и он спокойно лежал рядом, принадлежа только ей.
Утром Лола появилась у их двери, когда они еще не закончили завтрак.
Несмотря на усталый голос, она выглядела оживленной, энергичной и привлекательной в костюме цвета загара и белых перчатках.
— Разве не жестоко вставать на заре! Привет, Эбби. Какая ты счастливая, у тебя весь день в развлечениях. Не могу понять, зачем ты встаешь так рано.
— Это нравится моему мужу, — сказала Эбби. — Выпей кофе. Люк еще не готов.
Люк вскочил, вытирая рот салфеткой.
— Готов. До свидания, дорогая. Будь умницей. Не скучай.
Под взглядом Лолы его поцелуй был каким-то автоматическим. Не пора ли сказать Люку, что ей не нравится вся эта возня с Лолой? Но ведь они соседи, и он был по-соседски предупредителен.
Но он мог хотя бы спросить, что она собиралась делать сегодня.
А что же она собиралась делать? Домашняя работа, магазины, прогулка в библиотеку, может быть, визит в парикмахерскую, если удастся записаться.
Неожиданно Эбби охватила паника; она увидела, какая бесцельная жизнь маячит впереди. Люк, занятый своей работой днем, своими мыслями вечером. Люк, спящий рядом с нею до рассвета. А потом бесконечные пустые дни…
В Лондоне она была занята ведением хозяйства в маленькой квартирке и работой полную неделю заместителем редактора косметического журнала. В результате она знала о косметике, возможно, гораздо больше Лолы.
Жаль терять все эти знания. А зачем терять? В одиночестве нового, слишком тихого дома Эбби неожиданно пришла к решению. Она начнет серию статей по косметологии и продаст их в один из местных журналов или газет. Она не скажет ничего Люку, пока не найдет спрос на свою работу. И раз уж на то пошло, почему бы не начать немедленно. Она может поехать в город днем, продумав с утра возможные темы. Необходимо будет дать несколько полезных советов, а также сделать небольшое сообщение о влиянии на кожу свежего воздуха и ультрафиолетовых лучей, поскольку каждый австралиец девять месяцев в году проводит на солнце и большую часть этого времени па пляжах.
Она могла бы переработать ту статью о моде и макияже на итальянской Ривьере. И потом написать кое-что о лосьонах и духах. Духи… Это напомнило ей интригующий вкус помады Лолы. Этот трюк можно использовать: вкус помады и его влияние на воспоминания.
С точки зрения мужчины, как напоминание о потерянной любви. Надо будет написать весело, легко, изысканно, без сентиментальности. Давайте посмотрим на это так, как в ее собственном маленьком эпизоде прошлым вечером.
Один из зимородков торчал у окна, пяля на нее требовательные глазки-бусины. Двое других сидели на бельевой веревке, сердито хлопая крыльями.
— Сейчас, сейчас, — оживленно сказала Эбби. — Завтрак готов. Только не поднимайте такой пронзительный крик.
Когда она во внутреннем дворике кормила птиц, раздался стук в заднюю дверь. Зимородки взлетели, испуганные неожиданным вторжением. Эбби пригладила волосы и пошла через дом открыть дверь.
Костлявый человек в выцветших штанах и мятой рубашке стоял перед ней. У него были редкие, темные волосы и масса морщин на загорелом лице. Его глаза были бледно-голубыми и заискивающими.
Только через мгновение Эбби сообразила, что это, должно быть, мужчина с лодки, которого Люк прозвал Джок за неимением лучшего имени.
— Доброе утро, миссис, — сказал он унылым гнусавым голосом. — Я только хотел узнать, не нужно ли чего сделать в саду. Или еще где. Я живу там, на реке, довольно удобно.
Эбби не могла объяснить, почему ей так внезапно не понравился этот человек. Должно быть, накопилось раздражение от постоянного визга его проигрывателя.
— Извините. Боюсь, сейчас ничего нет. Мы ждем, когда наш сад распланируют, — она почувствовала, что объяснение необходимо. — До тех пор делать практически нечего.
— Ладно, леди. Просто думал, спрошу, — мужчина был раздражающе оживлен. — Я прямо там внизу. Вы можете крикнуть мне, если я вам понадоблюсь. Ваш муж часто отсутствует, не так ли?
— Нет, — холодно сказала Эбби.
— А я думаю, да. Я вижу, как уезжает его машина. — Неужели ничто не ускользало от этих наблюдательных глаз?
