вести, чего остерегаться и от кого получать помощь. Давно не видел свою жену такой взволнованной и даже радостной. Потому неудивительно, что она предлагает нанести визит Натану и Дане. «Они будут рады видеть тебя, Меир. Вы же не виделись с их свадьбы. Все же Натан тебя знает с тех пор. как ты родился. Нет причины, чтобы немного не побыли вместе». Я соглашаюсь с Рахель, быть может, почувствую себя комфортно снова с Даной и Натаном.
Дана встречает нас, красивая и радостная. Живот у нее велик, но легок ей, она похудела и окрепла. Генри прислуживает в их доме, подает питье. Дана спрашивает, можем ли мы подождать Натана, или сами с ней пройдемся по комнатам. «Погляди, Меир, как я изменила здесь. Ты ведь неплохо знаком с этим домом… Интересно, узнаешь ли что-либо в нем. Тигра, естественно, ты не увидишь, ибо мы выпустили его в Галилее. Остался у нас только Генри. Он наш телохранитель и вообще симпатичный человек». То, что она с юмором упоминает Генри, как бы замещающего тигра, сердит меня.
В комнатах много света, на стенах развешаны отличные картины и разрисованные зеркала. Впервые вижу зеркало, на котором рисунок профессионального художника, который должен быть написан на холсте. По комнатам разбросана соломенная мебель и книжные полки разного стиля. Многие из дорогих картин Натана сняты. Быть может, перенесены в офис фирмы для специальной выставки. Мебель тоже, в основном, изменилась. Дана ведет нас во все комнаты, будь это спальня, ванная, кухня или столовая. «От вас у меня нет никаких секретов. Видите, как я изменила облик старого дома. Я хочу, чтобы видели все, что у меня есть».
Я-то более сосредоточен на животе Даны, чем на вещах в доме. Слова ее до меня доходят, но тело ее побеждает их. Ведь это ребенок Натана, – это мне ясно, и сбивает с толку одновременно. Итак, Натан – человек талантливый, сильный и жесткий, который сумел взять себе в жены женщину, которая могла любить меня. Неожиданно Дана повышает голос: «Меир, мы на кухне. Погляди, мы специально в углу поставили систему для приготовления кошерной пищи для наших добрых друзей. Отдельная посуда, отдельная раковина. Натан сказал мне не скупиться на сооружение этого уголка. так что отныне вы сможете трапезничать с нами, и даже пожить здесь, если захотите».
В этот момент появляется Натан, как обычно, в темных брюках и белой рубахе с короткими рукавами. Дана медленно гладит его по спине, кладет его руку себе на живот, «близко-близко к твоему ребенку», дает ему попить из стакана, который держит в руке, предлагает ему пойти переодеться в более легкую одежду, спрашивает, нужно ли ему что-либо, говорит, что действительно радуется, что все мы вместе здесь, на кухне.
Натан жмет мне руку, дважды здоровается с Рахелью, спрашивает, что нового у Ярона: «И его следует послать учиться в другую страну. Быть может, когда-нибудь он сможет работать с моими сыновьями». Предлагает мне чуть позже рассказать, как я продвигаюсь в своей работе. «Объясни мне хотя бы, за что я тебе плачу зарплату», – смеется Натан, и Дана выражает удовольствие. Кажется, и мне следует это сделать. Теперь он крепко обнимает Дану и даже чуть отрывает ее от пола. Не помню, чтоб он когда-либо так обнимал Рину. Натан говорит, что в последнее время значительно окреп и даже немного похудел. «Приятно держать в руках двух моих девочек, малую и большую». Дана счастлива и просит лишь поменять порядок в словах «большую и малую».
Натан спрашивает, нравится ли нам новая мебель. «Я полагаю, что на вас произвели впечатление художественные зеркала, но и книжные полки единственные в своем роде». Он просит нас вернуться к входу и обратить внимание на систему, изменяющую положение стекол в окнах, и на другие новшества. «Пойду немного отдохну. Надоело мне каждый раз засыпать в присутствии других, я должен быть отдохнувшим и внимательным». Я удивлен и даже радуюсь его словам. Натан уходит, и Дана извлекает какие-то записи, которые они изучают вместе с Рахель. Речь, кажется, идет о днях беременности и том, что следует делать в оставшиеся до родов дни. Достаю с полки книгу о художнике начала века и с удовольствием ее рассматриваю. «Только чтобы Натан не видел, – пошучивает Дана, – он еще захочет купить все картины, отмеченные в этой книге, и снова запутается в долгах».
Натан возвращается, просит Генри принести спиртные напитки «в честь будущего ребенка». Я улыбаюсь, и Дана обращается ко мне: «Слушай, Меир, через два месяца у нас с Натаном родится Маор. Естественно, если все будет в порядке». – «О чем ты говоришь, Дана, чего ты пугаешь меня?» – сердится Натан. «Ты же знаешь, что всегда проявляю осторожность, и не перебивай меня сейчас. Меир еще не знает, что мы собираемся от него просить». Все замолкают, пока не вмешивается Рахель: «Я поняла, что у вас уже есть имя для ребенка». – «Да, да, – говорит Дана, – ты поняла верно. Мы собираемся назвать девочку – Маор». Я продолжаю молчать, тем более, услышав это неожиданное имя, явно того же корня, что и мое – Меир, что означает – источник света, светящаяся. Нет сомнения, что имя это предложила Дана.
«Короче, – прерывает мои мысли Натан, – у меня новая жена и новая дочь, которую назовут Маор. Теперь нам осталось лишь побеспокоиться, чтобы была умненькой и развитой, как ее мать. И тут, Меир, мы приходим к тебе. Ты знаешь, что нет почти людей, которых я ценю так, как тебя. Ты порядочен и мудр. Иногда даже добиваешься приличного успеха. И кто, кроме тебя, из моих друзей, был всегда верен одной женщине. Могу сказать сейчас, здесь, в моем доме, что ты единственный знакомый мне мужчина, простите меня, который спал с одной женщиной». Рахель в смятении, но не уходит. В прошлом давала мне нагоняй за менее вольные выражения. Я же не реагирую, даже в мыслях, чувствую себя молчуном, который еще и про себя уменьшает количество используемых слов. Было у меня целое сочинение, которое я старался сократить, особенно повторяющиеся слова, и что теперь у меня осталось? Пока промолчу. Нет у меня никаких мыслей, ничего, что следовало бы сказать вслух.
Дана заставляет его замолчать, целует в губы, словно стараясь задержать исходящие оттуда слова. «Ты знаешь, насколько Натан ценит тебя, – обращается она ко мне, – он просто не знает столь особенных людей, как ты и Рахель, и мы вам сейчас это докажем» Приятно мне слышать ее голос, но сейчас я бы предпочел вернуться с Рахель домой. Дана не успокаивается: «Поэтому наша просьба, наше, думаю, для вас интересное предложение: мы бы хотели, чтобы ты и Рахель помогли нам растить Маор. Не просто как друзья, а как близкие и дорогие нам люди. Чтобы были как можно больше здесь, в нашем доме, иногда даже оставались ночевать. Чтобы занимались Маор и днем и, если надо, ночью, помогли нам, учили нас».
Я гляжу на Рахель, жду ее реакции. Не знаю, к чему я ближе, к желанию кричать или радоваться. В конце концов, не буду ходить на работу в офис, а обеспечивать семью воспитанием дочери Натана, что в этом плохого? Но, все же, это не мой ребенок. Не от меня он и не для меня Дана родит его. Натан добавляет, что условия моей работы не изменятся, а даже улучшатся, что главная тяжесть ляжет на меня, ибо Рахель должна посвятить много времени нашему дому и Ярону. «Трудно мне предположить, – завершает он, – что ты не будешь получать удовольствие в нашем доме, следя за ребенком, имя которого того же корня, что и твое».
– 46 —
Беременность Даны протекает нормально. Рахель звонит ей каждое утро, как только та встает с постели, еще до того, как предлагает Ярону и мне горячий завтрак. Между ними установились какие-то особые постоянные отношения, даже смех у них похож, только что смеясь Рахель как-то смущается. Лицо же Даны как бы расширяется смехом. Личная секретарша Натана обращается ко мне и предлагает «любую помощь, какая необходима». Она объясняет мне новый распорядок моей деятельности: «Ты, естественно, продолжаешь быть ответственным за ремонт здания, но в офис можешь приходить, когда тебе удобно. Натан хочет, чтобы ты, главным образом, занимался его домом, нуждами Даны и подготовкой к появлению ребенка. Он просил, чтобы ты все это услышал также и от меня».
Непонятно мне, почему секретарша тоже должна вдаваться во все эти детали. Быть может, потому что он видит всю мою деятельность, проистекающей из моей работы в офисе. Рахель как-то не высказала мне своего мнения о новом положении дел, но ее помощь Дане, по-моему, и без слов определяет ее отношение к происходящему. Таким образом, каждое утро я прихожу в дом Натана и Даны. Обычно Натан еще в своем кабинете или в спальне, то ли дремлет, то ли занимается своими записями или исследованиями. Чуть раньше полудня приезжает его новый водитель-женщина, чтобы отвезти его в офис. Дана разгуливает по дому, бодрая и радостная. «Ты уже пришел, чтобы отнести анализы в лабораторию, милый Меир? – спрашивает меня. – Ты уверен, что есть у тебя силы на всю эту беготню? Может, Генри приготовит тебе немного фруктов?» Обычно я возражаю, но иногда беру пару яблок и выпиваю стакан чая. В маленькой коробке, на кухне, хранятся анализы Даны. Я должен отнести их в лабораторию, поскорее получить
