Генри.
Теперь мы в новом квартале. Дома красивы, но слишком высоки на мой вкус. Есть люди, которые любят жить в таких вот городских башнях, словно бы улицу поставили на попа. Генри останавливает машину у одного из таких зданий. Мы выходим. «Никогда еще не ездил на такой маленькой машине», – говорит Натан и достает из багажника одну из трех больших сумок. Вторую и третью берут Дана и Генри. «Может, я понесу вместо тебя?» – говорю Дане. Но она отстраняет меня, улыбается со странным удовлетворением. Такой человек, как Дана, способен получать удовольствие даже от голода.
Входим в здание, поднимаемся лифтом на высокий, но не последний этаж. Дана открывает ключом дверь одной из квартир. Она совершенно новая, даже неустроенна и почти не меблирована.
«Добро пожаловать, Меир», – гласит повешенный над столом плакат. Эти же слова торжественно повторяет Натан. «С чем связана такая большая радость? – спрашиваю. – Мы что, уже победили на выборах без моего ведома?» Дана просто ликует от этого моего вопроса. «До чего ты смешон в полночь». Генри приносит из кухни напитки. «Причем тут выборы? – сердится Натан. – Оставь меня с эмоциями Хаггая. Теперь я научился быть с ним осторожным. Не для того отец мой создал инвестиционную фирму, чтобы я рисковал ею во имя политической борьбы. Слишком много людей, слабых, как ты, Меир, и странных, как Хаггай, окружают меня». – «Но теперь мы празднуем, – напоминает Дана. – Мы же согласились, что ты будешь более сдержан». Генри смотрит на нее с изумлением, несомненно, думая, что когда-нибудь удостоится такой жены, как Дана.
«Все в порядке, – говорит Натан. – Партийные дела Хаггай может продолжать. Я еще решу, до каких пор он может этим заниматься. Пока же я обязан занять его и следить за тем, чтобы не было серьезных нарушений с его стороны. А теперь, Меир, идем. Сейчас ты увидишь свою комнату». – «Не одну, а несколько комнат», – поправляет его Дана. «Точнее, даже не несколько комнат, а тут для тебя приготовлена целая квартира», – подытоживает Натан. Меня же сейчас квартира не очень интересует, тем более, что она видна мне целиком. Но они упрямо заставляют меня обойти квартиру, буквально вынюхать ее, поковырять краску, чтобы оценить качество работы. Еще немного, и я выберу себе стену (когда узнаю, где будет моя кровать), которую пробуравлю небольшими отверстиями, чтобы повесить что-нибудь, приемлемое моей душе. Помню до мелочей кусок стены в доме родителей, на которой выстроил все мои размышления, по сути, на всю длящуюся жизнь.
«Все, что тебе необходимо, здесь у тебя под рукой», – успокаивает меня Натан. «Но это же не мой дом», – пытаюсь я внести ясность в ситуацию. «Верно, твой дом остается твоим, здесь же, по сути, мой дом», – говорит Натан. «Наш», – поправляет его Дана. Натан приглаживает свои совсем редкие волосы и говорит: «Да, наш, наш». – «Но если это ваш, что я тут делаю, сторожу его от воров?» – удивляюсь я. «Это тоже идея», – неожиданно встревает в разговор Генри. Натан просит его выйти из комнаты (я тут же вспоминаю тигра, разгуливающего по квартире, но мне становится стыдно от этой мысли).
«Меир, нет в данном случае никакой великой революции. Мы просто нуждаемся в тебе», – говорит Дана. «И что я могу еще сделать, чего не сделал до сих пор?» – «Делай все, что хочешь. Живи своей жизнью. Мы хотим дать тебе возможность жить так, как ты это понимаешь, ничего особенного для нас не делая». – «Но почему здесь?» – неприятно спрашивать, но я все же решаюсь. Быть может, последний отдых дома все же вселил в меня смелость. «Иди сюда, Меир, сядь между нами, – просит Дана, и я ей, естественно, подчиняюсь. – Чувствуешь, как нам приятно быть втроем?» – «Но что будет с моим домом?» – снова спрашиваю я и удивляюсь себе. «Дом твой стоит на своем месте, никто его у тебя не отбирает. Рахель сможет прийти сюда, когда она захочет». – Успокаивает меня Дана. Натан продолжает (и трудно мне определить, кто из них обращается ко мне): «Теперь наконец-то ты можешь успокоиться и заняться тем, что ты любишь. Мы хотим, чтобы ты был только наш. Никаких усилий и траты сил на других. Ты, конечно же, человек свободный, но ты и любимое мое достояние. Ты, Меир, – и пойми это в положительном смысле – представляешь некую форму моего имущества. Я хочу, чтобы у меня было что-то постоянное и приемлемое, и ты избран. Я долгое время колебался и сомневался, ибо в последние годы ты ослабел. Но Дана заупрямилась: “Только наш Меир подходит”, – как она любит говорить мне».
Теперь Дана вдохновенно объясняет мне, насколько мое положение чудесно. «Ты еще не увидел все, но эту квартиру мы выбрали как одну из самых новых, современных и удобных. Здесь ты можешь жить, вообще не выходя наружу, и получить все, что тебе необходимо. Абсолютно все». – «Сможешь заказывать кошерные обеды и даже красивых девиц», – смеется Натан. Дана, несомненно, сильно щипает его за ногу, боясь, что он меня оскорбил. «Но не думай, что всегда у тебя здесь будет тишина и покой, – говорит Натан. – Дана и я хотим совершить поездку по разным странам в течение нескольких месяцев, и эта квартира будет постоянным местом, куда наши сыновья смогут приходить, чтобы отдохнуть. И мы, конечно же, вместе с Маор будем приходить сюда время от времени. Это наше место, и ты будешь его хранителем». – «Даже растить его, как ребенка», – перебивает его Дана. Но Натан, не обращая на нее внимания, продолжает: «Мы должны знать, что хотя бы одно наше место в мире остается неизменным. На это место мы всегда можем вернуться, видеть лишь твое лицо и слушать лишь то, что ты можешь нам сообщить».
Натан находит нужным ввести меня в другие дела. Говорит, что колеблется в вопросе, кого назначить директором фирмы. Шломо слишком эмоционален и потому не подходит: «У него чересчур много посторонних мыслей, как это было у его матери». Быть может, через несколько лет он назначит Шахара, который имеет более сильный характер и острый ум. Он продолжает мне рассказывать (и я удивляюсь тому, что он в деталях раскрывает мне дела его бизнеса) о финансовом положении фирмы. «Большинство коллекций мебели я продал. Использовал конъюнктуру рынков. Я также продал несколько расписанных художником зеркал, которые ты видел у меня в доме, и оставил самое дорогое зеркало. Я оставляю ограниченную сумму для продолжения политической авантюры Хаггая для того, чтобы он был чем-то занят и нам не мешал. Главное же я храню для британского проекта, о котором ты еще услышишь».
«Натан, любимый мой, – неожиданно говорит Дана, да так, что задевает и во мне чувствительные струны. – Ты достаточно сказал и даже нечто лишнее насчет Шломо и Рины. Теперь я сажусь тебе на колени, и буду следить за твоим ртом до того, как ты произнесешь слово. Если ты приблизишься к глупому слову, я успею развеять его по комнате до того, как ты его произнесешь. Натан недостаточно подчеркнул тот факт, что Рахель может находиться здесь с тобой. Натану важно, чтоб в этой квартире жила почтенная и нормальная семья без всяческих переворотов и революций». Натан просит меня приблизиться к ним, кладет руки мне на плечи и говорит: «Ты теперь действительно знаешь все и понимаешь, насколько ты важен Дане и мне». Я слушаю, удивляюсь про себя. Все это сбивает меня с толку.
«Ребята, пора что-то выпить», – Дана соскакивает с колен мужа, и что-то наливает в стаканы. Ночь уже на исходе. Я надеюсь, что утром явится Рахель и будет весьма довольна. Я буду лежать на этом диване, на котором сидим, и никто ни в чем не будет меня упрекать. Дана шепчет что-то Натану, он подходит ко мне и снимает у меня туфли. То ли заботится обо мне, то ли о диване. Я начинаю дремать, иногда поглядывая на Дану, иногда вспоминаю молодого и худого Натана, небольшое и бледное его тело, смутно мелькающее в заглазном пространстве, на грани бодрствования и сна. Тяжело мне по-настоящему уснуть в их присутствии, и очень хотелось бы, чтобы Ярон и Рахель уже пришли и высказали обо всем свое мнение.
– 54 —
Ярон приходит рано. Целует меня и обнимает. Так-то, я удостоился сына, который, никого не стесняясь, обнимает отца. Интересно, где же Рахель. Ярон хочет знать все до малейшей подробности: как я сюда попал и не похоже ли это на похищение. Вероятно, хочет меня рассмешить. Спрашивает, надо ли что-то купить мне, и, вообще, что означает эта новая квартира. Записана ли на нас, является ли временной. Мне же хочется посидеть с ним молча, а потом почитать новую книгу. Можно вместе, можно отдельно. Не интересуют меня юридические детали, касающиеся этой квартиры. Можно считать создавшееся положение странным, но можно отнестись ко мне, как человеку, который работал все годы на Натана и его жен, и теперь получил за это некое вознаграждение. Спрашиваю, где Рахель. Ярон говорит, что скоро она придет. «Хочет выглядеть красивой и принести тебе вещи, которые ты любишь».
Натан и Дана покинули квартиру несколько часов назад. Я понял, что сегодня или завтра они улетают на несколько месяцев. Ярон собирается узнать, что с Шломо и Шахаром. Кажется мне, что сейчас все будет намного проще. «Скованность в них начинает ослабевать», – говорит Ярон, и я искренне удивляюсь этой его формулировке. Тем временем женщина-посыльный приносит письмо, говорит, что срочное, просит меня
