— Ну почему ж забудем? — Василий Петрович опять снисходительно ухмыльнулся и посмотрел на быстро плывущее мимо облако, показавшееся ему похожим на спешащий по вызову автобус с омоновцами. — Я так всегда помню: человек — это звучит гордо. А раз звучит, так и выглядеть все должно соответствующе, как мой дом, например, то есть добротно, чтобы не стыдно было. Кстати, а что это у вас там звучит? Бом-бом! По какому поводу?
— Сегодня большой православный праздник, — ответил Увин и как-то по чужому, отрешенно посмотрел в сторону, мимо Василия Петровича, — Покров Пресвятой Богородицы. Скоро во всех храмах Руси службы начнутся. Это я по слабости душевной решил до литургии успеть удочку закинуть. Грех мой, прости меня, Господи.
— Какой грех? — не понял Василий Петрович, он уже не сердился на контуженого коллегу. — Ты лечись, тезка, а с «опиумом для народа», ты уж извини, буду бороться. Так воспитан.
— Жалко вас, — Увин собрал рыболовные снасти и повернулся, готовясь уходить, — Не избежите наказания. Ведь всякому вору воровское и будет. Кошмары-то не мучают ночами?
— Мне сны вообще не снятся, а ты главное лечиться не забывай, тезка, — Василий Петрович помахал ему на прощание рукой, — а от тюрьмы и сумы никто не застрахован. Вы, кстати, тоже.
— Конечно, — легко согласился Увин, — да только если Бог не выдаст, свинья не съест. И покров Пресвятой Богородицы над нами. Прощай.
— И тебе того же! — бросил вслед уходящему тезке Василий Петрович. — Земля пухом!
Он решил никуда более не ходить и возвращаться домой. А Василий Петрович Увин, поднимаясь по тропинке к храму, постепенно таял в туманной дымке, и словно, теряя вес, отрывался от земли. Пузынёв некоторое время смотрел ему вслед.
— Да ну вас, — он сплюнул, резко развернулся и быстро зашагал в сторону своего участка.
* * *
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
К концу октября озеро потемнело, словно насупилось. Быть может, нет-нет, прорывающееся в последнее время дыхание зимы пугало его? Или отсутствие улетевших птиц? Иль что-то иное, совсем непонятное и чужое?
Впрочем, Василия Петровича это ничуть не волновало. Он, обдумав слова районного чиновника о том, что с властью надо дружить, решил подвести под это дело соответствующую платформу.
Специалисты из городского отдела культуры подсказали, что приближается ставший очень модным в последние годы праздник. Название его было непривычным, — не то что «День милиции» или «Первое Мая», — какой-то «Хэллоуин». Не поймешь, то ли ругательство, то ли насмешка? «Ну и пусть будет Хэллоуин, — решил Василий Петрович, рассматривая врученный ему культработниками сценарий, — и время муторное, и праздники ему под стать».
Из города прибыл Муслим со своей бригадой, чтобы реализовать материальную часть сценария на местности. Стройматериалы и инвентарь пришлось опять покупать Лорику Дорецкому. Василий Петрович не преминул бы привлечь и гения архитектуры Избитнева, но тот поправлял здоровье на Хиловских грязях. Обошлись без него.
Василий Петрович старался руководить лично.
— Что там твои охломоны халтурят, — ругался он на Муслима, — пусть сцену делают шире. А гирлянды из лампочек кто так вешает? Не на детский утренник гостей ждем. Выше поднимайте!
— Все будет нормально, хозяин, — бригадир носился по участку, словно крыльями размахивая руками. Он и кричал как птица — большая черная птица из леса. Хотя откуда в Кызылкуме лес?
Приехал сын Юрик. Оказывается, добирался на автобусе. Василий Петрович вспылил:
— Ты чего, не мог позвонить, я бы машину дал? Ты ведь ни какой-нибудь там майорский сын.
