— Да ладно, — Юра махнул рукой, — мама просила сказать, что плохо себя чувствует и на твой праздник не приедет.
Василий Петрович нахмурился. Что-то у них с женой разладилось в последнее время. Ангелина Ивановна отказывалась возвращаться в дом на озере, ссылаясь то на свои болезни, то на недомогание сына, то на плохую погоду. Пришлось даже за ненадобностью уволить домработницу Фросю. Он понимал, все «обстоятельства» жены — это просто отговорки, но применять власть главы семейства не торопился, подспудно понимая, что тут у него и так не обошлось без перегибов. И все-таки, приятного в таком семейном полураспаде было мало.
— А ты сам-то приедешь? — спросил он сына.
— А можно? — тот с плохо скрываемой радостью заглянул ему в глаза.
Василий Петрович, удерживая взгляд сына, долго на него смотрел. Нет, не случайно многие говорили, что они на одно лицо. Сын действительно был его копией: и серо-голубые глаза, и нос с легкой горбинкой, и тяжелый, словно рубленый топором подбородок — все одно к одному. И по росту сын почти догнал отца. Разве что в комплекции раза в полтора уступал. Но какие его годы? «Вот она, родная кровь! Ему после меня всем владеть!», — подумал Василий Петрович и почувствовал, как набухает в уголке глаза слеза. Чтобы не выдать себя, притянул Юрку к груди:
— Конечно можно, приезжай. Будешь главным гостем.
— Спасибо, пап, жалко мамы не будет. А можно я и сегодня останусь?
— Давай, завтра я тебя сам в школу доставлю. Только матери позвони.
Все-таки чувствовалось в Юрке этакая мягкотелость — материнская жилка, да еще и плоды ее деликатного интеллигентского воспитания. «Ничего, — дал себе слово Василий Петрович, — исправим. Нам мужика надо растить, а не слюнтяя».
К вечеру пятницы 31 октября все было готово к открытию праздника. Погода установилась на удивление теплая, словно заблудившийся сентябрьский денек забрел в их усадьбу, да и загостился. «Вот ведь удача», — думал Василий Петрович, встречая гостей. А те и подъезжали, не заставляя себя ждать. Кто-то из районных чиновников пошутил, что, дескать, столько электричества Окуневское озеро не видело с момента окончания ледникового периода. Это вполне походило на правду: все что можно и нельзя светилось, переливалось, горело. За праздничную иллюминацию отвечал начальник местной подстанции Лаврентий Ливеров, специалист своего дела. Он чувствовал себя важной персоной и, чтобы его ни с кем не спутали, специально нарядился в ярко-оранжевый прорезиненный плащ. Так что отчасти мог соперничать с подконтрольными ему лампочками. Но только не с водруженной на специальную эстакаду огромной святящейся тыквой — та просто поражала воображение! Светился даже забор: по его внутренней стороне большими, подсвеченными лампочками, буквами было выложено: «Хэллоуин 1997»
Среди прибывших гостей, в масках оборотней и вурдалаков, по дорожкам прогуливались районный прокурор, главы нескольких волостей, начальник пожарной охраны, зам главы администрации района, коллеги по горотделу, несколько депутатов разных уровней и прочие важные персоны.
Сын Юрка ограничился лишь черной маской Зорро. Он и держался как-то отстраненно, словно избегая разгорающегося веселья. Василий Петрович взял это на заметку, собираясь как-нибудь расширить для сына границы праздника. Пусть повеселится, наконец!
Но сейчас было не до него. На черном джипе «Чероки» подъехал директор городского овощеконсервного завода Семен Моисеевич Чесноков. Толстый, как бочонок с огурцами, он не только плохо выглядел, но и отвратительно себя вел. Его хамство и гадости стали притчами во языцех. А после первых пол-литра выпитых его и на танке невозможно было остановить. Он распахнул свои потные объятья, но Василий Петрович ловко уклонился и, изобразив боксерскую стойку, обозначил удар левой по животу.
— Все худеешь, Сема? — дурашливо проблеял он. — Скоро в тебя пальцем будет не попасть.
— А ты никак подался в богомольцы? — оскаблился в ответ Семен Моисеевич. — Гляжу у тебя монастырек свой под боком. По святым местам, значит, строишься?
— Это они под меня построились, — обиделся Василий Петрович, — тихой сапой свою церковь подняли, я и не заметил. Если б вовремя углядел, разве б позволил?
— Так в чем дело? Прикажи, пусть сворачивают свои пожитки и переезжают куда подальше, откуда их никому не будет видно, — Семен Моисеевич расхохотался, довольный своей шуткой.
— Да пробовал я и так и этак, — в сердцах сплюнул Василий Петрович, — и через колено хотел и через начальство — не выходит. В районе говорят, у них все по закону. Я узнал, почему
