Между тем письмена прирастали новыми строчками:
“Страшны муки вечные, — без конца они; нет, уж лучше здесь накажи, Господи! Ведь как бы ни было тяжко здесь наказание, оно все же — милость Божия в сравнении с мукою вечною! Здесь наказует нас Господь как Отец милосердый, а там осудит как Бог правосудный. Здесь в самом наказании мы видим милующую нас десницу Божию, а там будем пить вечно только одну горькую чашу гнева Божия. Здесь, как бы ни был тяжел крест скорби, от Бога возлагаемый, — мы все же можем иметь отраду и утешение, можем иметь надежду, что накажет Господь, да смилуется, что не до конца Он, милосердый Отец наш, прогневается, что не вечно Он негодует на грешников. Но там — нет надежды, нет отрады, нет утешения! И будут мучимы в огне и сере… и дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью… Так говорит непреложное слово Божие...”
“Неужели и меня кто-то будет так судить? — явилась вдруг ужасная мысль Сергею, — Нет! Да нет же! Я не позволю этого. Я сам прежде вынесу всем приговор...”
А огненные строчки опускались все ниже к поверхности, и вода, словно под давлением необоримой силы, отступала и прогибалась, образуя гигантскую воронку...
“Но есть великая к нам милость Божия, великий дар — это покаяние, и через то — прощение грехов! И какая бывает, братие и сестры, радость на небе и об одном грешнике покаявшемся! Радуются о нем ангелы Божии, радуются и все святые человеки. Неужели не хотим мы пребывать в любви Отчей и сожительстве святых? Молитесь же, кающиеся грешники, и просите разрешения грехов своих у Господа Бога. Молитесь так: Милосердый Господи, приими мя, кающегося, и удиви на мне, грешнем, милость Свою, яко Благ и Человеколюбец. Аминь”.
“Ложь, нету никакого прощения, нет никакой милости, и правды нет — все ложь”, — думал, выйдя на улицу, Сергей и тут же обрушивал своды небес на потемневший от времени церковный купол...
В один из дней Сергей познакомился с Семой. Семену было всего шестнадцать (против его двадцати). Наружность он имел весьма миловидную. Был высок ростом, совсем не слабак и с хорошо подвешенным языком — в общем, во всем Сергею антипод, но почему-то они сразу сошлись. Семен часто встречал Сергея у ворот машинного двора, где тот устроился работать, и они вместе шли куда-нибудь по дороге. Сергей больше молчал, а Сема иногда говорил что-нибудь про девчонок, иногда про охоту и рыбалку. Выпивали редко; бывало, конечно, но по сравнению с теми безпробудными деньками у него дома — здесь были просто цветочки... А у самого Сергея с девчонками никак не складывалось: и не только из-за внешней его непривлекательности, но больше по причине угрюмой замкнутости. Там, в окружении темных вод, он позволял себе многое, а в реальной жизни сторонился женского пола.
Как-то однажды они с Семой отправились порыбачить.
Местная речка Красуша была относительно неширока и нетороплива, но таились в ней глубокие омуты с ледяной водой, смертельно опасные для неопытных купальщиков. А рыбки водилось полно, и всякий мало-мальски искушенный рыбак не уходил пустым. Хотя, как говорится, рыбка в реке — еще не в руке...
Сергей уселся на высоком берегу, а Сема побежал куда-то копать червей. В это время и подъехал тракторист Никифор на “Беларусе”. Принесла его нелегкая: захотелось по жаре окунуться. Был он отчаянно пьян и от этого, видно, не рассчитал своих сил, бултыхнулся с разбега (в этом месте как раз было глубоко), хлебнул воды и тут же начал тонуть. Его голова, с хрипом и бульканьем, то появлялась над поверхностью, то исчезала... Сергей было привстал, плавать-то он умел неплохо, но сразу сел обратно. Он просто смотрел в одну точку на поверхности воды, где вскоре поднялись последние несколько пузырей, и все улеглось. Сему он перехватил на полпути к берегу. “Сегодня не будем рыбачить”, — сказал коротко. “А что так?” — “Не будем, и все. Потом объясню”.
Никифора нашли только через неделю версты за три вниз по реке. Сергей молчал, но Сема все-таки догадался. “Так ты все видел? — спросил со смесью ужаса и восхищения. — И не помог?”. Ответа он не получил...
Вот так он стал причастным к “подлинному суду”. Будто бы темные воды из его внутренних глубин изверглись в одночасье в настоящую живую реку, слились в полноводный поток и поглотили приговоренного (им?) грешника на вечные времена. “Он был достоин того”, — выносил Сергей свой вердикт. Только все равно не было полной уверенности в своей правоте; чего-то не хватало. Сергей искал: ему необходимы были победы. Но где? Как? Прежние, замкнутые во внутреннюю сферу его мироздания, уже не устраивали...
* * *
Наступил 198... год, в который Семена должны были призвать в армию. Как-то он рассказал Сергею об увиденном давеча по телевизору:
— А по старым нашим церквушкам, Псковским, Новгородским, оказывается, скрыты такие ценности, что многие музеи позавидуют. Где-то обнаружили Феофана Грека — представляешь? — а ему цены нет! И что интересно? Ведь никакой охраны. Все на честном слове — приходи любой и бери.
