— Любой не пойдет, побоится.
— А ты пошел бы?
Сергей не ответил, но в упор посмотрел Семе в лицо, и тот на мгновение увидел в глазах друга рябь от движения темной воды...
Вскоре созрел некий план. Предложил его вроде бы Сема, но на самом деле за каждым шагом этой “операции” стоял Сергей. Теперь он совершеннейшим образом понял: ему нужна именно эта победа — тогда он, по праву сильного, не нуждался бы ни в чьей милости и мог бы судить, оставаясь повелителем темной воды.
План же был такой. Воровать в своей церкви сочли неразумным, — и волки не охотятся рядом с своим логовом, — поэтому Сема предложил подломить (придумал же слово!) храм в соседнем районе. Там у него жил двоюродный брат, работающий механизатором — это тоже решили использовать.
— Напоим твоего брата, — загибал пальцы Сергей, — возьмем его “Беларусь”, благо на нем только что в сортир не ездят; подъедем прямо к церкви, а подъезд, по твоим словам, хороший; выдернем тросом решетку и возьмем то, что надо. Единственно, надо бы заранее приметить, что брать. Сумеешь? Я пока там не буду светиться.
— А чего там уметь? Завтра и поеду...
Сема съездил “навестить” брата и, вернувшись, доложил обстановку:
— Решетки хлипкие, поблизости никто не живет, и ночью там совсем безлюдно, а охраны сроду не было; братан пьет по черному — так что все тип-топ.
Накануне “операции” Сергей опять увидел во сне женщину в светлом платочке. Сначала он оказался рядом с каким-то шествием: безконечной лентой тянулась мимо длинная вереница людей с хоругвями и иконами. Многие из проходящих, казавшихся почему-то знакомыми, грустно смотрели на него. Тут перед ним и оказалась женщина. “Тебе надо туда”, — промолвила она и указала рукой на Крестный ход. Но он не мог двинуться с места; ноги почему-то совершенно не повиновались. Он посмотрел вниз и с ужасом обнаружил, что ног нет, вместо них из коротко оборванных штанин торчат деревянные палки, концами воткнутые в землю. Он закричал и проснулся. Было уже утро. “Тебе надо туда”, — он помнил эти слова женщины! Впервые он не забыл! Что бы это значило? Сергей встал с постели и подошел к окну, но церковь была не видна — выпал туман, и кроме белой дымки да плясавших в ней теней ничего было не разглядеть... “Да, я пойду туда, но чтобы победить. Все равно я сильнее! Сильнее!”, — шептал он одержимо, до боли сжимая подоконную доску.
Все получилось именно так, как и планировал Сергей, точно по плану, — им словно помогала какая-то неведомая сила, — по крайней мере, до того момента, как они, через выломанное окно, проникли в храм. Сема стал указывать на те иконы, которые заранее отметил, но на Сергея вдруг напала оторопь. Ему показалось, что освещенные фонарями стены ожили, и с них на него смотрят десятки внимательных глаз. Он попытался привести в движение грозную силу своих темных вод, но тщетно — он словно больше не был их повелителем. Его сковал страх. Так, значит, он не победитель? Но ведь он здесь, он пришел, а значит, и победа за ним?..
— Серега, помогай! — суетился Сема.
Он вытаскивал из киотов или просто снимал со стен иконы и складывал в большой туристический рюкзак. Но Сергей какое-то время оставался безучастным, потом вдруг резко дернулся телом, быстро пересек храм и через северные двери вошел в алтарь. Луч его фонаря рыскал там из стороны в сторону, рождая блики на сводах алтарной апсиды. Он чем-то зазвенел, потом вышел, держа в руках потир — чашу для причащения.
— Зачем, — удивился Сема, — она же латунная, просто позолочена и не стоит ничего?
— Надо, — коротко ответил Сергей.
Он еще не совсем понял, для чего; не успел еще прочитать эту мысль на темной поверхности воды, но чувствовал вселяемую в него “уверенность”, что это будет самый болезненный удар Ему, Тому, над Которым он и хотел одержать здесь верх... Если бы он нашел в себе силы подойти, к большой иконе справа от Царских врат, если бы внимательно посмотрел на ясный лик Спасителя, то возможно увидел бы в Его вмещающих вселенную пречистых очах любовь, сострадание и великое желание помочь... Может быть тогда опустилась бы его совершающая святотатство рука? Может быть открылся бы перед ним великий обман темной воды, и он осознал бы старую истину, что Бог поругаем не бывает; что плюнуть в небо и попасть в цель можно лишь в воображении — на деле же плевок всегда возвратится к своему автору. Может быть... Но он не подошел. Его трясущиеся руки укладывали в рюкзак священный сосуд, во время Евхаристии вмещающий в себя Невместимое — то, пред чем преклонял колена весь мир — Тело и Кровь Христовы...
Больше он ничего в свой рюкзак и не клал. Лишь Сема переложил туда что-то от своего
