тебе! Мы бы тебя тысячу лет благодарили, но, похоже, придется поторапливаться, а то неровен час охранитель твой вернется? Впрочем, поверь, времени нам еще достанет. Более чем…
Тут ночь прорезал жуткий хохот, похожий больше на завывание голодной волчьей стаи.
Фока уже не почувствовал, как вырвался, наконец, на волю ручеек и побежал себе через коленки на заледеневшие шпалы. В это время его грубо втаскивали на дрезину, и в нем от жутких предчувствий все обмерло и оборвалось.
— Мы тебя любим, — с хохотом выкрикивал все тот же ужасный голос, — очень-преочень.
Дрезина сорвалась с места и мгновенно набрала скорость. Обрушившийся шквальный ветер уносил прочь и жуткий хохот, и крики, развеивая их в ночи, но отдельные слова были хорошо слышны, и Фока мечтал сейчас стать слепым и глухим.
— Доставим тебя до самых врат… по высшему разряду… а времени потом хватит…
Впереди из темноты вдруг вырос сноп яркого света, раздался гудок тепловоза, который неотвратимо несся прямо на них... все ближе и ближе… со страшным шумом, под безумный хохот папы-Влады и его, Фоки, дикие предсмертные крики. Когда до столкновения оставались считанные мгновения, дрезина, и его мучители вдруг разом исчезли, а Фока беспомощным мячиком повис в воздухе. В следующую секунду в него ударила тысячетонная стальная бита… Его безжизненное, изломанное тело пролетело не менее пятидесяти метров, и на излете уже врезалось в верхушку старого клена, откуда, спружиненное, упало на крыльцо будки стрелочника, проломив подгнившие доски и до смерти напугав задремавшую было с флажками в руках ночную дежурную…
* * *
Рано утром майор Борский узнал о случившемся из сводки ночных происшествий. У Фоки были с собой документы, и с опознанием трупа проблем не возникло. Причиной смерти предположительно значилось падение со скорого поезда… “Какого рожна он там делал? — ругнулся Борский и тут же задумался: — Как вообще он мог там оказаться, ведь перезванивались часов в восемь, перед моим визитом к Прямкову?”
Он тут же выехал к месту происшествия. Не доезжая переезда, заметил знакомый джип. Двери оказались не заперты, но все, на удивление, цело. Если кто и подходил, то, видно, не решился вломиться в явную машину бандюгана. Теперь все становилось еще более запутанным и странным. “Если машина здесь, — раскладывал факты по полочкам Борский, — то как он мог в это же время быть в поезде? Чепуха”.
Он отпустил служебную девятку и вернулся в город на джипе. С Фокиной машиной решил раскумекать потом, до времени упрятав ее в укромное местечко. А пока надо было разбираться с таинственной смертью самого Фоки, да и Прямкова следовало дожимать. О всем этом Борский размышлял, сидя в своем кабинете, и казалось ему уже, что нет худа без добра. “Вот и джипарем нежданно обзавелся, — удовлетворенно думал он, — и деньгами Прямкова ни с кем не надо теперь делиться. Славно!”.
Только ничему этому не суждено было сбыться. После обеда его арестовала служба собственной безопасности. Он был взят, что называется, с поличным в момент получения взятки, состоящей из двадцати предварительно помеченных стодолларовых купюр: зашел подследственный и вручил, а он, лопухнувшись, принял лично в руки. Вот так! Что ж, и на старуху бывает проруха, а жадность, как известно, фраера сгубила… Зачурали копача!
* * *
Сергея не покидало чувство тревоги. В любую минуту он ждал недобрых вестей от Борского. Навестив отца, уточнил про долг. Как и предполагал — все полуправда. Долг был, но весьма пустяковый — в три тысячи долларов.
— Срочно надо было, — оправдывался отец, — я у Сулеймана и взял, да все не получается вернуть: дела неважнецки идут. Но я ему Фольксваген свой отдал, он вроде как не в обиде. А с прокуратурой — было дело, да быльем поросло. Это с тогдашним областным руководством было связано, все и замяли. Так что едва ли теперь серьезный повод можно найти…
Минул день, другой, третий — никто не беспокоил. “Сам не пойду больше, — решил Сергей, — хватит, исполнил свой долг, явился, донес на себя — пускай теперь поступают, как знают”.
За это время он побывал во всех городских храмах. И в том, — Успения с Полонища, — в который однажды чуть было не вошел. Встретил и того самого парнишку, своего тезку Сергея, который его так любезно приглашал тогда внутрь, и даже познакомился с ним. Постепенно все неприятные ожидания, связанные с майором Борским и Фокой, поблекли и переместились на дальний план. Он получил деньги за квартиру и отвез их в святую Снетогорскую обитель. Причем сделал это так, что никто не узнал его имени. “Господь знает”, — радостно думал он, спускаясь с крутой монастырской кручи на автобусную остановку. Ни Борский, ни Фока так больше и не появились. А он, собственно, не очень-то и удивился. У Бога ведь все возможно…
Эта жизнь, которую он только что медленно для себя открывал, была настолько необъятна, настолько полна светлых благодатных моментов и встреч, что все прочее, относящееся к
