прошлому, стало маловажным и постепенно просто-напросто умирало. Он жил теперь в маленькой однокомнатной квартирке, устроился на работу дворником и подметал дорожки в детском парке, где, собственно, все для него и началось…
Он выбрал себе духовника. Помня наставление отца Илария, он отнесся к этому очень серьезно. Побывал на исповеди у разных священников, но как только оказался под епитрахилью у этого — понял, что больше никуда не уйдет. Нашел! Он выполнял наложенные епитимии, но совесть нет-нет давала о себе знать и требовала какого-то сугубого наказания за прошлые грехи. “Господи, да будет воля Твоя, — думал он в такие моменты, — если надо, дай мне пострадать, что бы не подпасть более суровому суду”. И дал таки Господь…
* * *
На второй седмице Великого поста, аккурат на сорока мучеников, он, побывав прежде на литургии, отправился на работу. Мел, как водится, в парке дорожки и вдруг увидел, как группа подвыпивших подростков, человек из пяти, пристает к какой-то юной парочке. Слово за слово, началась драка, вернее избиение, потому как силы были совершенно неравны. Сергей бросился разнимать. Просил по-хорошему, пытаясь оттеснить нападавших от растерявшегося и вконец испуганного кавалера. Подростки же в пьяном кураже наседали, впрочем, больше в пустую махая руками: драться никто из них толком не умел. Сергей, без сомнения, разметал бы всю их пьяную компанию в считанные мгновения, — сил и умения для этого было предостаточно… Раньше… Теперь, вместо этого, лишь уговаривал прекратить, больше подставляясь под удары и закрывая собой незнакомого парнишку. Эта его пассивность была расценена малолетками как слабость.
— Вали отсюда, мужик, пока жив … — перекосившись от злобы, орал тощий угреватый юнец и махал пустой пивной бутылкой.
— Выброси, — крикнул ему Сергей, в тоже время отталкивая от себя другого подростка, без толку молотящего куда ни попадя кулаками.
— Да я тебя… — юнец метнул бутылку, целясь в лицо.
Сергей уклонился и ответил встречным слева — вполсилы, но подростка словно сдуло на асфальт. Сергей огляделся. Чуть поодаль двое вполне серьезно молотили ухажера, а девица, сидя на газоне, в голос ревела: видно и ее кто-то в суматохе приложил. “Пора, сколько можно цацкаться!” — это решение созрело мгновенно и Сергей тут же отправил в нокаут еще одного из нападавших. И все равно, он сдерживал силы, не позволяя себе развернуться во всю мощь. Где-то на краю сознания звучало такое знакомое “Господи, помилуй” (словно рядом храм с открытыми настежь дверями, а в нем служба) — это-то именно и сдерживало… Сергей отшвырнул еще двоих, пытающихся добить стоящего на четвереньках ухажера и помог тому подняться. Паренек, всхлипывая, размазывал по щекам смешанную с грязью кровь.
— Цел? — спросил Сергей, участливо поглаживая его по спине.
Паренек качал головой и пытался что-то сказать, но сквозь разбитые губы прорывалось лишь шипение, да вздувались кровавые пузыри.
— Идите, вам надо к врачу, — Сергей легко подтолкнул его к девице, — я тут сам разберусь…
Но пацаны, неожиданно, оказались упорными, или алкоголь все еще продолжал будоражить кровь? Сергей, почувствовав вдруг опасность, обернулся и едва успел увернуться от удара палкой. Косым свингом, отработанным до автоматизма, он издали достал пацана, и его поднятая в очередном замахе палка улетела далеко в сторону, а сам он, на мгновение зависнув в воздухе, тяжело рухнул на асфальт. “Готов”, — успел подумать Сергей, и в головне его тут же взорвался огненный шар… и тысячи искр брызнули из глаз…
— Ну, что, получил? — дико орал угреватый юнец примериваясь кинуть еще один кирпич.
Сергей, пошатываясь, чувствуя, как кровь заливает лицо, продолжал держать стойку, и угреватый пятился, не решаясь напасть. Но кто-то напрыгнул сзади. Нет, не один — двое: обхватили и пытались повалить. Сергей двинул плечами, стараясь их сбросить, и тут ударил кирпичом угреватый…
Его долго пинали ногами, пока не послышался, наконец, звук милицейской сирены…
Потом он то проваливался в забытье, то всплывал в реальность и слышал голоса, хотя вовсе не понимал значения слов… И опять звучало в голове “Господи помилуй” — это пел хор, огромный многоголосый хор, такого не соберешь ни на одну службу. Слова прошения растекались далеко-далеко в сознании, и Сергей дивился: “Откуда так много места? Что это за ширь?” Огромные пространства, заполненные волшебными голосами, все развертывались и развертывались куда-то в самую бесконечность… “Господи, помилуй…”
* * *
Через месяц, опираясь на старый, ссуженный ему на время сестрой-хозяйкой, костылик, Сергей вышел за ворота городской больницы. Отсюда, в перспективе улицы Коммунальной, открывался удивительный вид на Свято-Троицкий Собор, и Сергей прежде всего трижды, с поясным поклоном, перекрестился: “Слава Богу за все!” Его переполняла радость: