скоро, предъявив постовому удостоверения, оба сыщика прошли через проходную, около которой не висело никакой таблички с названием учреждения.
Порядок у Елены Викторовны, начальника лаборатории экспертизы видеоматериалов, царил идеальнейший. Оказывается, все видеопленки были уже занесены в память компьютера, что оказалось очень удобным – для просмотра не требовалось постоянно перематывать пленку в магнитофоне. Достаточно было выбрать в меню нужный фрагмент любой из пленок, время его начала, и через долю секунды на одном из двух огромных мониторов специальной экспертной компьютерной системы появлялось нужное изображение. Можно было даже при желании одновременно отсматривать на разных мониторах один и тот же фрагмент, снятый двумя операторами с разных точек.
Посидев с Колапушиным и Немигайло минут двадцать и убедившись, что Колапушин разобрался в премудростях работы с программой, Елена Викторовна ушла, оставив им подробные бумажные распечатки с инструкциями по работе с компьютерной системой и полным содержанием видеоматериалов, занесенных в память компьютера.
Очень скоро Колапушин настолько привык к общению с этой действительно очень удобной программой, что и в распечатки заглядывать практически перестал. Отличное качество изображения на больших экранах, простота обращения с компьютером, легкость перехода с фрагмента на фрагмент, даже удобные кресла в тихой комнате с затемненными плотными шторами окнами – все здесь способствовало работе.
Вот только работа никак не шла! Ни Колапушин, ни Немигайло, сколько бы ни приглядывались к меняющимся кадрам, так и не могли уловить малейшей неестественности в поведении или словах Троекурова. Все выглядело совершенно нормально, какая бы камера ни снимала его, кого-нибудь из игроков или даже зрителей.
– Пустышку тянем, Арсений Петрович! – в очередной раз высказался Немигайло, протяжно зевнув. – Не подсказывал он ему, видно же. Ни словами, ни жестами, ни мимикой – ну никак! Это точно что-нибудь эти компьютерщики в программе нахимичили, только мониторов здесь совсем не видно. Ну чего бы оператору не снять хоть один монитор?
– Так ведь это совершенно никому и не нужно, Егор. На них же ничего интересного для зрителей нет, да и видно все равно было бы плохо. Вся эта информация, сам вопрос и варианты ответов, которые подавались на монитор игрокам, вносятся на пленку потом в электронном виде. А операторам важно было снять игроков и ведущего – вот они их и снимали.
– А чего этот Троекуров все время трепался как заведенный? Ну я понимаю, когда вопрос задан и минута пошла. Он игрокам этим обязан был мешать думать – вот и выкаблучивал изо всех сил. А между вопросами-то зачем он им мозги постоянно компостировал? Надо же столько всего наговорить! У меня уже в ушах от него звенит. Вроде я по телику эту передачу смотрел... Он раньше столько не разорялся. Может, в этом все дело?
– Нет, Егор, – улыбнулся Колапушин. – Я тоже обратил на это внимание еще там, в студии. Гусев, их режиссер, мне все объяснил. Тут вот в чем дело – игра может протекать по-разному и на разном номере вопроса может окончиться. А на экране она должна идти всегда одно и то же время, понимаешь? Вот Троекуров и наговаривал много лишнего. Ты вот не увидел, а он маленькие такие паузы между фразами иногда делал, практически незаметные. Это для того, чтобы потом, при монтаже, можно было вырезать лишнее, если потребуется в хронометраж уложиться. И все ведь без заранее подготовленного текста – работал на сплошной импровизации! Действительно очень талантливый артист был.
– Слишком талантливый! У меня уже от его талантов в мозгу все извилины в косичку заплелись. Что, дальше будем смотреть?
– Конечно, – ответил Колапушин и, подведя курсор, кликнул мышкой на нужную строчку меню.
– Олимп! А почему бы вам не подумать об Олимпе? – спросил экранный Троекуров игрока.
На игровой площадке пока оставалось еще четыре игрока, но трех из них практически не было видно в этом кадре. Крупный план хорошо показывал только ехидную усмешку ведущего, настырно пристающего к высокому лысому мужчине с бородой, стоящему за игровым пультом. Лицо у игрока было заметно напряженным, он старался сдержать свои эмоции, чтобы не вступать в спор, но Троекуров не унимался:
– Может быть, вовсе не случайно древние греки поселили на нем своих богов, а? Конечно, древние греки многого не знали из того, что знаем мы сейчас, но, уверяю вас, они были отнюдь не глупее нас! Философию-то, между прочим, они придумали! И геометрию тоже! А что, если Олимп и есть самая высокая из всех гор на планетах Солнечной системы? Как, по-вашему?
– Не надо пытаться меня сбить с толку! – раздраженно ответил не выдержавший натиска Троекурова игрок. – Олимп в Греции, и не такой уж он и высокий. Просто греки других высоких гор не знали! А Джомолунгма намного выше!
– Даже на Земле Джомолунгма не самая высокая гора! – парировал Троекуров. – А вы, оказывается, даже и этого не знаете!
– Ну, это вы совсем уже чушь несете, просто чтобы меня сбить!
– Чушь, полагаете? Джомолунгма самая высокая гора, если считать от уровня моря! Но мы же говорим не только про Землю, но и про остальные планеты Солнечной системы! А на них воды нет! Считать высоту горы приходится от ее подножия! А вот если от подножия... Вулкан Мауна-Кеа, входящий в Гавайский архипелаг, выше Джомолунгмы чуть ли не на пятьсот метров, если считать от дна океана в районе Гавайских островов. Но половина этой горы под водой. А есть еще горы на Марсе, Луне и Венере...
Троекуров замолчал, прислушиваясь к голосу в наушнике.
– Итак, пришло время правильного ответа! И это ответ номер два – Олимп! Только не земной Олимп, а тот, что находится на Марсе. Да-да, на Марсе тоже есть гора, которая называется Олимп! Ее высота двадцать семь километров – в три с лишним раза выше Джомолунгмы! Вы ответили так?
– Не так! – зло рявкнул в ответ игрок. – Вы совсем сбили меня с толку! Вы со своей болтовней совершенно думать не даете!
– А сбить вас с толку и являлось моей задачей. Человека, действительно что-то знающего, сбить с толку невозможно! Оказалось, что у вас не такие уж глубокие знания для участия в нашей игре! Вы ошиблись, и по нашим правилам вся выигранная вами до этого момента сумма сгорела и вы должны немедленно покинуть игровую площадку!
Бородатый игрок на экране зло отвернулся от Троекурова.
Колапушин щелкнул мышкой, останавливая показ.
– Ну как, Егор, заметил что-нибудь?
– Не-а. – Немигайло в очередной раз широко зевнул и потряс головой. – Он к Ребрикову тут вообще не поворачивался ни разу. Вот к бородатому приставал все время. И куча денег этих липовых его от Ребрикова перекрывала полностью.
– А на декорациях ничего не мигало? Или, может быть, шевелилось? Я не заметил, а ты?
– Да их тут вообще почти не видно – одни морды на экране были!
– Тогда давай посмотрим то же самое, снятое другим оператором. Любые кадры, но такие, чтобы декорацию обязательно было видно.
Немигайло скорчил такую недовольную физиономию, так запыхтел и заерзал в кресле, что Колапушин посмотрел на него с некоторым удивлением. Никогда раньше не замечалось за Егором привычки отлынивать от работы, а сегодня работать ему явно не хотелось. Почему? Вот этого Колапушин понять никак не мог, а прямо спрашивать не хотел.
Да если бы и спросил, то правдивого ответа не получил бы. Все на самом деле было не так уж и сложно. Вчера вечером Егор заехал по некоему адресу для «снятия показаний». Видимо, «показаний» оказалось слишком много, и процесс их «снятия» весьма органично продолжился до самого утра. Егор устал, ему хотелось спать. Но он знал про неодобрительное отношение Колапушина к подобным историям, поэтому ни во что посвящать его не стал бы. Он просто мечтал, чтобы рабочий день закончился как можно быстрее, поэтому не переставал ныть.
– И не надоело вам, Арсений Петрович? Да в конце игры, в шестом туре, Ребриков вообще спиной к декорациям стоял – мы же видели! Ничего он на них высмотреть не мог! Какого черта мы вообще с этими пленками ковыряемся? Есть же эксперты – вот пусть они и разбираются! Это их работа, в конце-то концов!
