и показал на авторучку! Вот так! А вы говорите – мысли читать невозможно. Еще как возможно, есть такие люди!
Продолжая обсуждать эту животрепещущую тему, сыщики миновали проходной двор и теперь уже шли по широкому тротуару в сторону цирка, мимо пока еще сохранившихся старинных неказистых домов. По мостовой катил плотный поток машин с уже включенными подфарниками и габаритными огнями. Предупреждая подступающую темноту, на мачтах городского освещения, мигая, начинали постепенно разгораться уличные фонари.
– Ты же сыщик, Егор! – укоризненно сказал Колапушин. – Ну что ты как мальчик, честное слово? Сам же говоришь – за руку он его держал.
– Держал. Так мысли через руки лучше передаются. Ничегошеньки ведь никто не говорил! А он нашел!
– Ты помнишь, как тебя на полиграфе проверяли? – засмеялся Колапушин. – На том, который еще детектором лжи называют? Здесь ведь все абсолютно то же самое, пойми! Только твое волнение не прибор улавливает, а живой человек. Ты артиста за руку держишь, и он с тобой по залу ходит. Когда подходит к нужному месту – ты напрягаешься и рука непроизвольно сжимается, понимаешь? И дыхание у тебя меняется, а он это слышит. И пот у тебя от волнения выделяться начинает – рука влажная становится. Все это по чуть-чуть, конечно, – ты и сам не чувствуешь. А артист – человек тренированный, он чувствует! Конечно, нужны определенные природные способности, не все такие мельчайшие признаки могут уловить. Но такие люди всегда были, да и сейчас есть. Вот и весь секрет, Егор. Ни о каком чтении мыслей и речи быть не может!
– А я вот сам видел, когда артистку и за руку не держали, и дыхания она слышать не могла! – упрямо продолжал гнуть свою линию Немигайло. – И все равно все угадывала!
– И где же ты такое видел, интересно?
Немигайло остановился, заставив притормозить и Колапушина, и широким жестом показал на здание цирка, мимо которого они как раз и проходили по тротуару из красивой цветной брусчатки.
– Вот в этом самом цирке и видел. Меня отец сюда еще пацаном водил. Номер был такой – «Чудеса мнемотехники» назывался. Девушка сидела на арене с завязанными глазами, а мужик пожилой по рядам ходил. Ему что-то дадут – ну, у кого что есть с собой, – он ее спросит, что ему в руки дали, а она отвечает – и всегда в точку!
– Да это же еще проще! Ну сколько разных вещей может взять с собой человек в цирк? Подумай сам, что у тебя в карманах лежит, что у меня. Ключи там, бумажник, расческа, платок носовой... Количество таких предметов очень невелико, Егор. И в общем-то у всех людей в карманах встречаются почти одни и те же предметы. У женщин побольше, конечно! Чего у них в сумочках только нет, но все равно количество ограничено. Помада там может быть, тушь для ресниц, пудреница, духи, пилочки для ногтей. Каждый такой предмет кодируется определенным словом. Мнемотехника – это же искусство запоминания. Вот они оба и заучивают специальный код – каким условным словом какой предмет обозначается. Артист, когда спрашивает, произносит в своем вопросе слово, которое и обозначает тот предмет, который ему дали. А партнерша его и называет. Это все тренируется годами – репетируют каждый день, поэтому у них все получается очень быстро, и зрители не успевают этого заметить.
– А Ребриков с Троекуровым такой номер провернуть не могли?
– Нет, никак не могли! Это надо репетировать обязательно вдвоем, каждый день, много лет подряд, чтобы не спутаться. На несколько десятков предметов, заметь, всегда одних и тех же, на сотню самое большее. Вопросов – десятки тысяч, ответов – в шесть раз больше. Да и Троекуров правильные ответы вообще только на площадке узнавал. Так как же он мог Ребрикову хоть что-то передать?
– Ну хорошо. А если этим артистам какой-то предмет попадется неожиданно? Скажем, я оперативное задание в цирке выполняю, и у меня с собой пистолет есть. Я его возьми да покажи! Наверняка ведь на такое слово кода у них нет!
– В этом случае они другим приемом пользуются, Егор. Тот артист, что по рядам ходит, произносит условную фразу, обозначающую, что предмет незнакомый, и начинает передавать его название по буквам. Придумывает на ходу такое предложение, чтобы первая буква в каждом слове соответствовала очередной букве в названии этого предмета. Ну, для пистолета что-нибудь вроде: Подумай... И... Скажи... Теперь... – Колапушин неожиданно замолчал и глубоко задумался. – Слушай, Егор... Ну и идиоты же мы с тобой!
– Почему это мы идиоты? – даже обиделся Немигайло.
– Да потому что видели и слышали все это уже много раз и ни черта не поняли! Все было сделано просто, очень просто, значительно проще, чем в цирке! И репетиций никаких не нужно было!
– Думаете, он ему ответ по буквам передавал?
– Нет! Троекуров, возможно, и смог бы это сделать, но Ребриков не сообразил бы! Да и фразы звучали бы не слишком естественно, и кто-нибудь вполне мог заметить, что Троекуров сегодня говорит как-то не так. Все проще было сделано, Егор, намного проще! Пошли!
Колапушин повернулся так резко, что едва не столкнулся с бронзовым Юрием Никулиным, стоящим перед входом в свой любимый старый цирк на Цветном бульваре.
– Куда, Арсений Петрович? – не сообразил Немигайло.
– Пленки снова смотреть! Если я прав, то через пару часов мы с тобой все совершенно точно знать будем!
Страстно мечтающий о бокале пива, Егор попробовал спасти безнадежное положение:
– Так эксперты уже домой ушли!
– А они нам с тобой теперь и не нужны. Все это и на наших пленках есть! И на качество изображения теперь вполне можно наплевать – не в нем суть.
– А как же пиво? – понимая, что поход в пивной ресторан откладывается на неопределенное время, разочарованно протянул Немигайло.
Колапушин, посмотрев на его разочарованную физиономию, сжалился:
– Ну хорошо, хорошо. Мы его с собой прихватим. В бутылках или банках. Купим в ларьке по пути. Ну и чипсов каких-нибудь заодно.
Глава 30
– Арти-ист! – восхищенно протянул Немигайло, не отрывая взгляда от экрана и отхлебывая пиво из банки. – Правду они там все говорят – соображает он моментально. Надо же так уметь, а? Прямо на ходу ведь все придумывал! Бестолковка у него на плечах здорово работала, ничего не скажешь!
За окнами кабинета было уже совершенно темно, но Колапушин и Немигайло об этом даже и не вспоминали. Усталость куда-то подевалась, настроение у обоих было приподнятым. И пиво с креветочными чипсами пришлось как раз впору. Работа шла!
– Ну, теперь веришь? – задорно поинтересовался Колапушин.
– Да ладно подкалывать меня, Арсений Петрович. Правы вы оказались на все сто! Вот теперь все точно сходится! Давайте еще посмотрим, а? Для контроля! На какой-нибудь другой номер ответа.
– Давай! На какой ты хочешь?
– А на шестой! – бесшабашно отреагировал на вопрос Немигайло, размашисто махнув рукой с зажатой в ней банкой пива.
– Ты поаккуратнее с банкой-то, Егор! – укоризненно заметил Колапушин. – Пиво же плещешь во все стороны – не отмоешь потом. На шестой, говоришь? Так, сейчас посмотрю...
Колапушин сверился с листом бумаги, на который он в ходе просмотра записывал различные данные.
– Шестой, шестой... Ага! Значит, Троекуров должен был начинать свою реплику со слова, начинающегося на букву «эс». – Колапушин нажал на кнопку перемотки на пульте. – Давай-ка мы с тобой посмотрим, как все это происходило в шестом туре – в нем и вопросы самые сложные, и как раз был шестой ответ на первый вопрос этого тура.
После нескольких пробных включений начало шестого тура было найдено. На экране опять возникла знакомая обстановка телестудии. На площадке оставался один игрок – Ребриков, и Троекуров вел диалог только с ним.
– Смелее, Николай, смелее, – с подначкой произнес Троекуров на экране. – Совершенно ведь детский вопрос. Подумаешь, всего-то надо ответить, какой продукции больше производит все
