убыток казне, ничтожный по сравнению с громадными убытками, причиненными ранее революционерами, зато впечатление было бы огромное и революция надолго бы стихла», — телеграфировал он генералу Ф. Ф. Палицыну. Ту же самую глубокую мысль он повторил и в отчете об итогах экспедиции, поданном на высочайшее имя. Тот факт, что Чита не была разгромлена в пух и прах, барон называл крупной ошибкой, подобной той, «…которую сделали при подавлении революции в Красноярске, и я, — докладывал генерал императору, — совершенно разделяю мнение генерала Сухотина, сожалевшего, что Красноярск сдался без боя. Если генерал Сухотин и не расправился сурово с мятежниками, то это объясняется отсутствием у него достаточной вооруженной силы, чего никак нельзя сказать про генерала Ренненкампфа, подошедшего к Чите с целой стрелковой дивизией, 2 гаубицами, 2 горными орудиями и сотней казаков. Я нахожу, что для пользы дела необходимо было разгромить Читу, а не вступать со всякими союзами и комитетами в дипломатические переговоры. Разгром Читы послужил бы прекрасным уроком всем этим революционным обществам и надолго отнял бы у них охоту устраивать революции. Бескровное же покорение взбунтовавшихся городов не производит никакого впечатления»143. Нетрудно представить, что сталось бы с Москвой, если бы ее усмирением руководил не вице-адмирал Ф. В. Дубасов, а генерал- лейтенант барон А. Н. Меллер-Закомельский!
Свое мнение по поводу несостоявшегося разгрома Читы император Николай выразил краткой резолюцией: «Ренненкампф разговаривает, а Меллер-Закомельский действует».
А. Н. Меллер-Закомельский предлагал распространить внесудебные репрессии на высший командный состав армии, виновный, по его мнению, в преступном попустительстве революционному движению: «Остаюсь при твердом убеждении, что генералы, подобные Линевичу, Казбеку, Холщевникову, Путяте, Румшевичу[4] и пр., могут погубить армию и государство; надо их расстреливать»144.
Познакомившись с бароном поближе, С. Ю. Витте пришел к выводу: он «…человек довольно темный, хотя и с большим темпераментом. Вообще, если бы Меллер-Закомельский не был генералом, то по своему характеру он был бы очень хорошим тюремщиком, особливо в тех тюрьмах, в которых практикуются телесные наказания; он был бы также очень недурным полицейским и хорошим обер-полицмейстером, в смысле поддержания внешнего порядка»145. Тем не менее С. Ю. Витте признал, что порученную ему работу генерал проделал очень хорошо. Генерала Холщевникова, виновного за «беспорядки» в Забайкалье, председатель Совета министров также предлагал сурово наказать, но не расстрелом, а преданием военному суду.
По возвращении генерала А. Н. Меллера-Закомельского в Петербург он был принят военным министром. А. Ф. Редигеру барон не понравился — среднего роста, лицо красное, «бурбонистое», собеседнику в глаза не смотрит, говорит не гладко, а тянет. Генерал имел славу пройдохи: после подавления Севастопольского восстания моряков он направил императору личный отчет, полный красочных подробностей того, как яростно сопротивлялись мятежники, как жарко кипел бой и т. п. На его беду, вскоре было получено донесение о потерях: 5 человек убитых и несколько десятков раненых с обеих сторон146.
Военный министр, так же как и председатель правительства, высоко оценил проделанную генералом работу: «Заслуга Меллер-Закомельского была громадна: он восстановил связь с армиями, восстановил порядок на протяжении нескольких тысяч верст железнодорожного пути! Задача, казавшаяся столь трудной и опасной, была разрешена гладко и просто, с ничтожными силами. Главная заслуга в этом деле принадлежит лично ему, так как только при его характере палача можно было столь систематически бить и сечь вдоль всей дороги, наводя спасительный ужас на все бунтующие и бастующие элементы. Выбор его для этого предприятия оказался замечательно удачным»147.
Император Николай II лично следил за подавлением смуты. Оба бравых генерала, отправленные С. Ю. Витте на Сибирскую магистраль, направляли донесения на царское имя. 19 января 1906 года в 2 часа 40 минут пополудни генерал Меллер-Закомельский отправил императору телеграмму такого содержания: «Сибирской и Забайкальской дороги все служащие, телеграфисты, рабочие почти сплошь революционеры. Более надежные кондуктора и чернорабочие. Необходимы строгие меры. На станции Мысовой расстрелял трех телеграфистов, двух членов комитета и двух пропагандировавших революцию среди эшелонов запасных. По просьбе генерала Ренненкампфа еду на Читу». Через три дня император получил донесение: «Чита сдалась без боя. Еду обратно». Порядок восстановлен повсеместно, дорога охраняется надежными частями; «паровозы отогреваются и исправляются, уголь подвозится. Революционные элементы дороги устраняются, арестуются, увольняются, часть бежала». Генерал испрашивал награду за верную службу: «Вверенный мне отряд просит всеподданнейше ходатайствовать иметь счастье представиться Вашему величеству в Царском Селе. Осчастливьте разрешением проехать из Москвы в Варшаву через Петербург». Просьба получила удовлетворение — карательный отряд представился императору Николаю II. 6 февраля 1906 года офицеры удостоились чести отобедать в его обществе148.
Другой каратель, генерал Ренненкампф, оставался на хозяйстве. Преисполненный служебного рвения, он доносил: «Законный порядок между железнодорожными и телеграфными служащими на Забайкальской дороге и телеграфистами Забайкальской области водворен… К половине февраля окончится следствие и виновные понесут вполне заслуженную кару. Работа Забайкальской дороги уже значительно улучшилась. Есть надежда в половине февраля довести пропускную ее способность до десяти пар воинских. Выполнив волю Вашего императорского величества относительно Забайкальской дороги со Сретенской веткой, отправляюсь в Иркутск, откуда немедленно вернусь в Читу для суждения виновных в мятеже. Испрашиваю дальнейших повелений Вашего императорского величества»149.
Поставленную задачу С. Ю. Витте решил — огромная, хотя и ненадежная вполне армия была доставлена к новым местам постоянной дислокации посуху и морем. Местные сатрапы получили возможность перевести дух. 21 апреля 1906 года одесский генерал-губернатор А. В. Каульбарс направил царю радостную телеграмму: «Всеподданнейше доношу Вашему императорскому величеству, что все части 15 пехотной дивизии прибыли с Дальнего Востока во вверенный мне округ. Все прибывшие эшелоны торжественно встречаются; настроение людей было радостное и приподнятое, и, при высадке на родной земле, восторженное „ура“ прибывающих и встречающих покрывало тосты о здравии и благоденствии Вашего императорского величества и дорогой родины»150. В течение первых месяцев 1906 года через Одессу вернулось из Маньчжурии на родину около 100 тысяч человек запасных. Их встречал лично А. В. Каульбарс с почетным караулом и оркестром, угощал обедом. Оркестр играл государственный гимн, произносились торжественные речи. Почетному караулу на всякий случай были розданы боевые патроны.
Хотя революция — это война, правительство, полагал С. Ю. Витте, должно вести ее, руководствуясь прежде всего точными законами. Еще в середине декабря Совет министров инициировал закон о применении смертной казни за убийства должностных лиц государства по политическим мотивам. Существовавшие до того правила о предании суду за политические убийства были весьма разнообразны и допускали возможность чисто бюрократического произвола.
В гражданском судопроизводстве Российской империи смертная казнь даже за серьезные преступления применялась исключительно редко. Фактически самым тяжким наказанием были бессрочные каторжные работы, обрекавшие человека на медленное и мучительное умирание. В этом проявилось лицемерие российского абсолютизма, так возмущавшее писателя Льва Николаевича Толстого. Зато военные суды, наоборот, чаще всего приговаривали преступников к лишению жизни. Можно быть сторонником смертной казни, рассуждал С. Ю. Витте, можно быть ее противником, суть не в этом, а в том, что нельзя превращать наказание смертной казнью в «государственное убийство». А между тем так оно чаще всего и бывало — за одни и те же преступления наказания могли быть совершенно различными. Все зависело от того, какому суду будет предан виновный, как то или иное высокое начальствующее лицо заблагорассудит. Этими начальствующими лицами являлись генерал-губернаторы, число которых сильно увеличилось по мере объявления тех или иных местностей на исключительном положении. Приговоры военных судов о смертных казнях также подлежали утверждению этих генерал-губернаторов. В одних случаях смертные приговоры утверждались, а в других — нет.
Без смертной казни в тех чрезвычайных обстоятельствах обойтись было довольно трудно, поскольку террористические акты революционеров против должностных лиц государства приняли уже массовый
