характер. С другой стороны, административный произвол в этом щекотливом вопросе только лил воду на мельницу революции. В правительстве был разработан законопроект, по силе которого все покушения на жизнь и здоровье государственных служащих должны были автоматически попадать не в гражданские, а в военные суды. Туда же следовало направлять и все дела, связанные с нелегальным изготовлением и применением взрывчатых веществ. Приговоры военных судов не требовали санкции генерал-губернаторов. Таким образом, с одной стороны, судебной власти, пусть даже и военной, придавался независимый от администрации характер, а с другой — сфера применения исключительной меры наказания сужалась.
В мемории Совета министров по этому вопросу говорилось, что «…теперь не идет дело об установлении смертной казни за какое-либо преступление, до сего этому наказанию не подлежавшее, а об устранении совершенно недопустимого положения, при котором лишение виновного жизни происходит не в силу категорического веления закона, а в зависимости от воззрений… того или другого лица, от которого зависит передача дела на рассмотрение военного суда».
С другой стороны, говорилось в мемории, военные суды, руководствуясь статьей 279 Воинского устава о наказаниях, обязаны были выносить смертные приговоры, не принимая во внимание утвержденные в 1903 году Правила уголовного уложения. Этими правилами разрешалось, в случае смягчающих вину обстоятельств, заменять смертную казнь каторгой и определять наказание за политические убийства в виде каторги без срока для женщин или несовершеннолетних151.
Совет министров предложил: «Дела об убийстве или покушении на убийство по политическим побуждениям чинов войск, полиции и других должностных лиц при исполнении ими обязанностей службы или же вследствие исполнения сих обязанностей, подчиняются ведению военного суда для рассмотрения и решения по правилам, установленным в разделе IV Военно-судебного устава, с применением к виновным наказания, предусмотренного в статье 279 Воинского устава о наказаниях, причем суду предоставляется ходатайствовать в случаях особо уважительных о смягчении назначенного виновному наказания переходом от смертной казни к каторге без срока»152.
Монарх не может являться источником зла. Во всеподданнейшей записке, приложенной к указанной мемории, С. Ю. Витте предупредил Николая II: законодательная санкция путем высочайшей резолюции, наложенной на меморию, недопустима. «Подобные меры, — писал С. Ю. Витте, — должны исходить от правительства в установленном для того порядке и не могут быть связываемы с именем Вашего императорского величества. Соображение это заставило меня ходатайствовать перед Вашим величеством о передаче дела в Государственный совет для того, чтобы в случае признания нового порядка необходимым, издание его последовало в виде мнения Государственного совета, а не в форме именного высочайшего указа Сенату»153.
Подавляющим большинством голосов Совет министров одобрил законопроект о применении смертной казни за покушения на государственных служащих. При прохождении через Государственный совет он также получил поддержку большинства его членов. В меньшинстве оказались те, которые считали, что разумнее остаться при старых порядках, то есть казнить и миловать по усмотрению администрации. Император Николай II утвердил мнение не большинства, а меньшинства членов Госсовета. Рулетка смерти продолжала вертеться.
Особенного размаха бессудные карательные акции приобрели в Прибалтике. Ситуация в мятежном крае осложнялась тем, что к волнениям на аграрной почве примешивались националистические мотивы: помещики были немцами, а их безземельные батраки — эстонцами и латышами. Во многих местах царская администрация была разогнана и власть взяли в свои руки созданные революционерами органы местного самоуправления, имевшие свои вооруженные отрады. Не обходилось и без жестокостей с их стороны — в Курляндии, в местечке Газенпот, революционерами были заживо сожжены солдаты драгунского разъезда154.
В Прибалтийские губернии для очистки их от революционеров без ведома премьер-министра было послано целых 7 карательных экспедиций с разных направлений. Генерал Вальтер Вальтерович Мейнард, начальник Южного отряда, командовал 2-й бригадой 4-й кавалерийской дивизии. Самое крупное карательное соединение возглавил генерал-майор свиты его величества Александр Афиногенович Орлов: 4 полка регулярной кавалерии (2 уланских и 2 кирасирских), 4 стрелковые роты с пулеметами, одна саперная рота и 6 орудий. Эти части составили Северный отряд. Командующий столичным военным округом, председатель Совета государственной обороны великий князь Николай Николаевич лично напутствовал Орлова словами: «Валяй вовсю и знай, что за строгость излишнюю тебя не осудят свыше, а скорее за недостаток ее»155.
Никакой правовой основы для действий карательных отрядов не имелось, и начальники их действовали кто во что горазд. В одних отрядах создавались импровизированные военно-полевые суды; в других расстрелы и порки производились приказами полевых командиров.
Мичман Н. Л. Максимов за участие в обороне Порт-Артура был награжден орденом Святого Георгия. Распоряжением командира гвардейского корпуса В. А. Безобразова он стал военным начальником всего района Валкского уезда Лифляндской губернии. Прибыв к месту назначения, лихой моряк немедленно открыл боевые действия против мятежников: «Никаких пленных! Никаких раненых! Кто не убит сразу, того добивать!» На станции Мариенбург им было расстреляно 17 человек. Когда оказалось, что жители одной из деревень при приближении отряда ушли в лес, оставив дома награбленное в помещичьих усадьбах имущество, Н. Л. Максимов отдал подчиненным приказ: «Всех домохозяев разыскать и вернуть по избам. Приказать им под вашим наблюдением все взятые из помещичьих усадеб вещи и предметы возвратить владельцам. Весь без остатка зерновой запас, который найдется в доме у крестьянина, он должен сам передать владельцам той экономии, откуда он его забрал, весь без остатка, до последнего зерна, а после сего точного исполнения каждого домохозяина повесить на воротах его усадьбы». 135 «домохозяев- грабителей» во исполнение приказа начальника карательного отряда георгиевского кавалера мичмана Н. Л. Максимова были повешены. За свои «молодецкие действия» он был награжден орденом Станислава 2-й степени и произведен в лейтенанты156.
Отряд А. А. Орлова, вспоминал С. Ю. Витте, «…довольно безобразничал, и с ним не было никакого слада. Генерал-губернатор в Риге Соллогуб употреблял все усилия, чтобы отряд этот не вошел в г. Ригу. Как он мне объяснял после, потому, что он был уверен, что Орлов провокацирует какой-либо беспорядок, а потом разгромит город»157.
Император был в курсе всех подробностей карательных акций в Прибалтике. А. А. Орлов доносил ему: «Высылаемые с 13 декабря экспедиции восстанавливали законные власти в волостях, захватывая все большие районы… С 8 января движение медленное… По сегодня убито 22, расстреляно 78, много подвергнуто экзекуции; сожжено строений 70; пироксилином взорвано здание, где было в октябре нападение на войска». 22 января 1906 года генерал А. А. Орлов подошел к Риге, где дал отдых своим эскадронам, проделавшим путь длиной 4600 верст. «После сего кавалерия идет тремя колоннами на восток, оставляя в известных местах, для действия порайонно, эскадроны»158.
Подавлением революции в Эстонии занимался батальон, сформированный из моряков Балтийского флота под командованием капитана 2-го ранга Отгона Оттоновича Рихтера (сына генерал-адъютанта О. Б. Рихтера). Он не только расстреливал, но и вешал главных агитаторов. Николай II одобрил эти его действия, написав на том месте доклада, где сообщалось о повешенных и расстрелянных: «Ай да молодец!» Чтобы не компрометировать монарха, доклад со столь одиозной царской резолюцией С. Ю. Витте утаил, положив себе в стол.
Есаул граф M. H. Граббе, адъютант великого князя Владимира Александровича, с 20 декабря 1905 года по 10 января 1906-го наводил порядок в Эстонии. Хотя ни малейшего сопротивления отряду оказано не было, действовали без церемоний — расстрелы и порки «революционеров-агитаторов», уничтожение их жилищ производились без излишних проволочек. Петр Озол был расстрелян по личному приказу графа M. H. Граббе только за то, что несколько ранее с револьвером в руке он сопровождал арестованного офицера к месту заключения159. По итогам карательной работы граф был поощрен званием полковника. Его продвижение по служебной лестнице ускорилось. Спустя некоторое время он получил воинское звание генерал-лейтенанта и стал наказным атаманом Войска Донского.
При П. А. Столыпине в канцелярии Совета министров подвели общий итог карательным акциям в
