Прибалтийских губерниях: «До февраля 1906 года действиями военных отрядов были лишены жизни: в Эстляндской губернии при сопротивлении с оружием в руках убито 50 чел. и расстреляно — 68 чел., на острове Эзель расстреляно — 2 чел., в Лифляндской губернии убито при сопротивлении с оружием в руках 14 чел. и при попытке бежать — 1 чел., расстреляно — 120 чел., в южном отряде убито при попытке бежать—2 чел., расстреляно — 39; в Курляндской губернии убито, при сопротивлении с оружием в руках — 36 чел., при попытке бежать —37 чел., расстреляно — 64 чел., в отряде подполковника Принца убито при сопротивлении с оружием в руках — 5 чел., не было совсем расстрелов; в отряде генерал-майора Безобразова расстреляно — 63 чел. Всего убито при сопротивлении с оружием в руках — 105 чел., при попытке к бегству —52 чел., расстреляно — 356 чел… К концу января 1906 года расстрелы войсками захваченных бунтовщиков были прекращены»160.
Много было в те жуткие месяцы наломано дров — революция-то ведь подавлялась впервые. Безобразия, чинимые карательными экспедициями — обычное дело во время подавления народных волнений, — беспокоили правительство все больше и больше по мере того, как страна приближалась к выборам в первое в своей истории Законодательное собрание народных представителей. Этот вопрос обсуждался на заседании Совета министров 20 января 1906 года. По результатам обсуждения граф С. Ю. Витте подготовил императору примечательный всеподданнейший доклад.
В нем выражалась твердая поддержка действий армии по подавлению вооруженных мятежей. На войне как на войне, однако бессудные расстрелы военнопленных по приказанию командиров воинских частей противоречат фундаментальным основам воинской морали. Виновные в мятеже и связанных с мятежом преступлениях должны не расстреливаться, а предаваться суду. «Решение военного суда может воспоследовать в весьма короткий промежуток времени, и те, кто заслуживает смертной казни, конечно ее не избегнут; передача же их вновь в руки военных властей и расстреливание приказанием военного начальства — явление совершенно недопустимое и настолько противоречит всем существующим воззрениям, что должно быть, по убеждению Совета, безусловно устранено». Председатель правительства спрашивал у царя разрешения «…сообщить военному министру для преподания подлежащим командующим войсками указаний, что участники мятежа, не подвергшиеся истреблению со стороны войск на самом месте оказанного ими вооруженного сопротивления или совершенных ими злодейств и переданные ими в распоряжение подлежащих властей, не могут быть изъяты из ведения последних и должны быть судимы по закону». Император наложил резолюцию: «Конечно, я не допускаю и мысли, что могло быть иначе», — и поставил дату — 23.01.06. Царское Село161.
Однако бессудные казни продолжались, и 19 февраля 1906 года правительство предложило привлекать виновных уже к судебной ответственности. Поводом послужил из ряда вон выходящий случай, когда 30 января того же года по распоряжению временного курляндского генерал-губернатора В. А. Бекмана воинским караулом без ведома судебных властей были выведены из тюрьмы 5 заключенных по обвинению в разграблении и поджоге одного из имений и бессудно казнены: трое расстреляны и двое повешены. Резолюция царя гласила: «Расследовать это дело без всякой огласки распоряжением командующего войсками»162.
Борьбу с революцией премьер-министр С. Ю. Витте настойчиво пытался ввести в строгие рамки закона. 10 фёвраля им был представлен всеподданнейший доклад о прекращении порочной практики произвольного объявления исключительного положения. За три с половиной месяца было 70 случаев объявления местностей на исключительном положении! В 47 случаях, подсчитали сотрудники С. Ю. Витте, это было сделано с нарушением предписанной законом процедуры. Ведь указом 29 ноября 1905 года генерал-губернаторы, губернаторы и градоначальники наделялись правом объявлять подвластные им территории на положении усиленной охраны, чрезвычайной охраны или на военном положении лишь в случаях прекращения «железнодорожных, почтовых и телеграфных сообщений» с центральным правительством. В 23 случаях местные власти, без всякого согласования с центром, прямо вводили военное положение. «Между тем, по-видимому, в некоторых случаях не было необходимости прибегать именно к такой исключительной мере. Столь частое и притом совершенно произвольное применение ее привело к весьма ненормальному положению вещей: по инициативе местных властей, без разрешения высшего правительства, образовался целый ряд мелких самостоятельных генерал-губернаторств; появились в различных местах России временные генерал-губернаторы, действующие вполне независимо друг от друга, вне надлежащего контроля центральной власти и пользующиеся в силу закона самыми широкими правами по отношению ко всему местному населению, которое стоит по отношению к ним почти вне закона»163.
Если раньше такое самоуправство и находило некоторое оправдание в «чрезвычайных обстоятельствах смуты», то теперь, полагал С. Ю. Витте, эти времена прошли — наступило частичное успокоение. К сожалению, подчеркивал докладчик, все еще не представляется возможным «…сократить область применения исключительных законов, действующих в настоящее время в 55 губерниях и областях империи; но при этом Совет министров все же находит своевременным обсудить вопрос о снятии военного положения хотя бы в губерниях центральной России, не входящих в состав постоянных генерал- губернаторств»164.
В начале 1906 года придворные круги и сам император утвердились во мнении, что поражение революции нанесено главным образом рукой опытного полицейского П. Н. Дурново; что всякие конституционные затеи графа С. Ю. Витте есть не что иное, как опасная блажь. На П. Н. Дурново как из рога изобилия посыпались монаршие милости: из управляющего министерством он был сделан министром, пожалован в статс-секретари, произведен в действительные тайные советники, назначен членом Государственного совета, получил денежную награду в 200 тыс. руб., наконец, его дочь была взята ко двору в качестве фрейлины императрицы.
После всех этих милостей П. Н. Дурново стал вести себя, как заметил И. И. Толстой, более независимо по отношению к премьер-министру. «Хотя Витте и продолжал иногда кричать на Дурново, но последний перестал „ежиться“, а отвечал иногда довольно резко, энергично настаивая на своей точке зрения; иногда, чего он раньше никогда не посмел бы сделать, он после сцены с председателем прекращал на неделю и больше свое хождение в заседание Совета, причем не считал нужным извиняться за свое отсутствие. Провозглашаемая им панацея против революции, выражавшаяся в девизе: „к стене — и расстрелять“, в той или иной форме преподносилась им довольно часто и смело, хотя и бездоказательно, в заседаниях, причем на все возражения он пожимал плечами и иронически улыбался»165.
Премьер-министр не переоценивал собственной популярности ни в стране, ни при дворе. Как-то раз, выпив за завтраком обычную порцию шампанского, С. Ю. Витте с горя расшутился. Он принялся уверять присутствующих, что ни золотая валюта, ни Портсмут, ни конституция не дали и не дадут ему славы. Одна есть прочная слава на земле — кулинария, поэтому надо привязать свое имя к какому-нибудь блюду. Есть же, например, гурьевская каша, а ведь А. Н. Гурьев был министром финансов не бог весть каким. Надо изобрести «виттевские пирожки» — они-то и останутся навсегда, остальное все эфемерно. «Он в этот день рассчитывал, — вспоминал чиновник канцелярии премьера И. И. Тхоржевский, — в видах бессмертия на свои крошечные горячие ватрушки с ледяной зернистой икрой внутри к водке». Это было конечно же шуткой, но в ней — весь С. Ю. Витте166.
И. И. Толстой, единственный из членов кабинета С. Ю. Витте, оставивший о своей работе в нем воспоминания, с некоторой долей истины считал, что все свои действия председатель правительства стремился подчинить одной цели — подготовить почву для выборов в Государственную думу. Поэтому С. Ю. Витте искренне думал, что хотя строгость временами бывает совершенно необходима, но на одной ней выезжать нельзя. И в декабре 1905-го, и в январе 1906 года он не один раз в присутствии других членов правительства просил П. Н. Дурново не увлекаться репрессивными действиями: нельзя озлоблять население накануне выборов, иначе в Государственную думу выберут одних революционеров.
Случилось то, чего так опасался премьер-министр. Состав свободно избранного народного представительства оказался таким, что у правительства С. Ю. Витте не было никаких надежд на конструктивное с ним сотрудничество. Во всеподданнейшем докладе с просьбой об отставке от 14 апреля вина за это была возложена на П. Н. Дурново — он действовал, особенно последние два месяца, «несоответственно» текущей обстановке. Император Николай II собственноручно написал ответ, где выразил несогласие с точкой зрения своего первого министра: «Мне кажется, что Дума получилась такая
