Витте

поручалось контролировать правительственные органы, то есть следить за тем, насколько их действия целесообразны. Они могли лишь участвовать в надзоре за соответствием этих действий закону. В-третьих, в Манифесте подчеркивалось, что право «постановки» властей по-прежнему принадлежит царю, а не делегируется Государственной думе.

Против Манифеста со столь скромными конституционными обещаниями ополчились как те, кто вообще был против какого бы то ни было движения вперед, так и те, кто предпочитал движение к будущему счастью посредством стремительных скачков.

Либералы приветствовали опубликование конституционного манифеста, но не были удовлетворены его содержанием. На банкете в помещении «Литературного кружка» в Москве на Большой Дмитровке с речью выступил П. Н. Милюков. «Уклончивость выражений самого манифеста в свете прежних высочайших выступлений такого же рода, представлялась совершенно очевидной», — вспоминал он много лет спустя, уже в эмиграции. «Я и занялся разбором того, что было обещано и что было недоговорено в манифесте. Почему манифест говорит о „скорби“ и „обете“ „к скорейшему прекращению смуты“ мерами власти, когда собираются прекратить эту „смуту“ мирным порядком? Почему даются в настоящем одни обещания, а исполнение их предоставляется в будущем „объединенному“ кабинету? Что это будет за кабинет и в чем будет состоять „объединение“? Почему понадобилось подкрепить обещания „незыблемых основ“ словом „действительное“?»¹⁶³

«Ничто не изменилось; война продолжается» — такими словами завершил подогретый шампанским П. Н. Милюков свой «разнос» Манифеста 17 октября¹⁶⁴.

День, когда российскому народу были обещаны гражданские права, а стране — конституционное устройство, Николай II считал самым черным в своей жизни. Причины, побудившие его подписать Манифест, он весьма неполно и крайне неточно объяснил 19 октября в письме своей матери — императрице Марии Федоровне: «…Представлялось избрать один из двух путей: назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться раздавить крамолу; затем была бы передышка, и снова пришлось бы через несколько месяцев действовать силою. Но это стоило бы потоков крови и в конце концов привело бы неминуемо к теперешнему положению, авторитет власти был бы показан, но результат оставался бы тот же самый и реформы не могли бы осуществляться.

Другой путь — предоставление гражданских прав населению: свободы слова, собраний и союзов и неприкосновенность личности; кроме того, обязательство проводить всякий законопроект через Государственную думу — это, в сущности, и есть конституция. Витте горячо отстаивал этот путь, говоря, что хотя он и рискованный, тем не менее единственный в настоящий момент. Почти все, к кому я ни обращался с вопросом, отвечали мне так же, как Витте, что другого выхода, кроме этого, нет. Он прямо объявил, что если я хочу его (выделено в документе. — С. И.) назначить председателем Совета министров, то надо согласиться с его программой и не мешать ему действовать.

Манифест был составлен им и Алексеем Оболенским. Мы обсуждали его два дня, и, наконец, помолившись, я его подписал. Милая моя Мама, сколько я перемучился до этого, ты себе представить не можешь! Я не мог телеграммою объяснить все обстоятельства, приведшие меня к этому страшному решению, которое, тем не менее, я принял совершенно сознательно. Со всей России только об этом и кричали, и писали, и просили. Вокруг меня от многих, очень многих я слышал то же самое, ни на кого я не мог опереться, кроме честного Трепова. Исхода другого не оставалось, кроме как перекреститься и дать то, что все просят»¹⁶⁵.

Глава пятая ПРЕМЬЕР ПЕРЕХОДНОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

Курсом на гражданское общество

Всеподданнейший доклад статс-секретаря С. Ю. Витте с царской резолюцией на нем «принять к руководству» был опубликован в один день с Манифестом 17 октября. По свидетельству графа И. И. Толстого, С. Ю. Витте придавал докладу больше значения, чем самому Манифесту, и неоднократно говорил как ему, так и другим в его присутствии, что «…предпочел бы, чтобы Государь, предварительно подписания Манифеста, позволил издать во всеобщее сведение именно эту записку и, только убедившись в произведенном впечатлении, подписал бы самый Манифест»¹.

В преамбуле доклада говорилось, что революция, переживаемая страной, ни в коей мере не может рассматриваться как результат несовершенства отдельных сторон общественного и государственного устройства. Ее нельзя списать и на действия «крайних» (революционных) партий. Следовательно, опаснейшего положения, в котором оказалась Россия, не исправят ни робкие реформы, ни суровые карательные акции. Причины, породившие и питающие революционный кризис, залегают глубже: «Россия переросла форму существующего строя и стремится к строю правовому на основе гражданской свободы»². Чтобы в стране воцарился прочный социальный мир, внешние формы общественной и государственной жизни следует привести в соответствие с той идеей, которая «одушевляет благоразумное большинство общества».

Правительству следует, не дожидаясь созыва Государственной думы, безотлагательно привести в действие основные принципы правового строя. Порядок их перечисления в докладе был слегка изменен по сравнению с Манифестом. На первом месте оказалась свобода печати; далее шли: свобода совести, собраний, союзов и неприкосновенность личности.

«Государство есть живой организм, а потому нужно быть очень осторожным в резких операциях», — писал С. Ю. Витте³. Переход к правовому строю необходимо совершать постепенно, ни в коем случае не посредством «революционных выступов» (выражение С. Ю. Витте). Единственное положение, выделенное в тексте доклада курсивом, гласило: все гражданские свободы должны вводиться не иначе как путем «нормальной законодательной разработки». Точно так же следовало уравнять перед законом всех подданных русского царя.

Внедрение принципов правового строя составляло первую задачу правительства. Второй задачей С. Ю. Витте назвал «устроение правового порядка»⁴. Это означало, что отныне всякое действие либо постановление административных и судебных властей должно находить основание в законе. Соответственно тому экономическая политика, будучи направленная на благо «широких народных масс», не должна была вступать в противоречие с теми имущественными и гражданскими правами, которые признавались всеми цивилизованными странами. Это первая и самая важная сторона дела.

Из подданных никем и ничем не ограниченного владыки — абсолютного монарха — россиян требовалось превратить в сознательных граждан великой страны, действующих свободно в рамках ими самими выработанных и принятых законов. Эта задача грандиозна, и в одночасье ее не решить. «Чтобы водворить в стране порядок, нужны труд и неослабевающая последовательность». В сложившихся обстоятельствах правительство уже не может быть простым орудием исполнения царской воли. Для успешности своих действий оно должно быть политически однородным и преследовать единые цели.

Правительство должно знать свое точное место и ни в коем случае не вмешиваться в думский избирательный процесс (тем самым было подтверждено положение «Записки» 9 октября), поскольку именно Государственной думе отводилась центральная роль в устроении правового порядка. Ей предстояло стать гарантом неотъемлемости дарованных благ гражданской свободы.

Объединенному правительству следует неуклонно стремиться к реализации положений царского указа от 12 декабря 1904 года, большая часть из которых, как уже говорилось выше, так и осталась мертвой буквой. «Стимулы гражданской свободы» в результате правительственной деятельности должны получить практическое воплощение.

Правительство, действующее на точном основании законов, должно заботиться о том, чтобы не подрывать, а поддерживать и укреплять престиж законодательных институтов, и прежде всего