переговоры, когда на улице ревут моторы?.. Кончились переговоры — скоро заговорят пушки!.. Но сдаваться на милость победителя он тоже не собирался, потому не оставлял надежды выйти сухим из этого болота. Если не удалось избежать штурма, остается использовать его в своих целях, чтобы устранить единственного опасного для него свидетеля. Устранить Иванова.
Если Иванов откажется сдаться — его убьют. И правильно сделают, что убьют, потому что мертвый он никому ничего не расскажет. И следователи будут вынуждены строить версии произошедшего исходя из показаний заложников, которые в один голос станут утверждать, что главарь — Иванов, потому что видели, как он командовал своим подручным, угрожая ему оружием. А полицейские видели, как он выталкивал из окна заложницу, а потом его...
Все видели! И все подтвердят! Если им не подскажут другой сценарий. Иванов не подскажет.
Вот и выходит, что Иванова надо убирать. Но убирать не своими, убирать чужими руками. Руками полицейских. Чтобы у следствия не возникало ненужных вопросов. Гангстер, взявший заложников и силой подчинивший себе русского соучастника, окажет вооруженное сопротивление полицейским и будет убит... И никому никогда ничего другого в голову не придет!
Французский суд, приняв во внимание показания свидетелей, даст ему года два, не больше, отсидев которые в не самой суровой французской тюрьме, он по-тихому слиняет домой. А может, даже и двух не даст, если удастся сойти за жертву насилия.
Такой план...
Товарищ Максим еще раз осмотрел место будущей баталии. Кое-что поправил, кое-что изменил.
Вот теперь нормально. Осталась экипировка.
Товарищ Максим отправился в спальню, где основательно перерыл гардероб в поисках подходящей ткани, которую, разорвав на полосы, сложил в несколько слоев и, привязав завязки, приложил к лицу, прикрыв нос и рот.
Широковато.
Отрезал десять сантиметров, снова приложил, надвинул сверху солнцезащитные очки, поверх которых натянул толстые шерстяные колготки.
Сильно потянул носом воздух.
Дышать было трудно, но можно.
Прорезал в колготках два отверстия против очков. Принес из кухни плошку с водой.
Удивленный Иванов смотрел на товарища Максима, не понимая, что он делает.
— Ну, чего пялишься? Делай так же.
Иванов сделал так же.
Товарищ Максим смочил повязку водой и снова часто и сильно задышал.
Прекрасно! Вот теперь пусть бросают свои гранаты...
Снял импровизированный противогаз и сказал Иванову, что приведет сюда заложников. И станет предлагать сдаться, а Иванов должен не соглашаться и должен его ударить.
— Зачем? — не понял Иванов.
— Затем, что если ты не ударишь, ударю я, если вообще не убью! — доступно объяснил товарищ Максим. И пнул Иванова ногой по лодыжке. — Теперь сообразил, зачем?
Иванов часто-часто закивал.
— Ты пойми, я ведь не для себя, я для тебя, дурака, стараюсь! — миролюбиво сказал товарищ Максим.
И выключил магнитофон. Чтобы не заглушать свои и Иванова реплики.
— Ну! — посмотрел на Иванова и показал пальцем в сторону прихожей.
— Приведи заложников! — сказал Иванов.
— А может, не надо? — плаксиво сказал товарищ Максим. — Жалко их.
И показал Иванову кулак. И сделал навстречу ему шаг.
— Надо! — испуганно гаркнул Иванов. — Иди!
— Ага, я сейчас.
По-одному, опасливо косясь на Иванова, товарищ Максим перетащил заложников в комнату и рассадил перед баррикадой, скрутив их по рукам и ногам и привязав к мебели. А когда те “расселись” рядком, как в партере, начал бунтовать.
— Давай лучше сдадимся, — робко предложил он. И многозначительно посмотрел на Иванова. И снова показал кулак.
— Заткнись! — сказал Иванов.
Товарищ Максим удовлетворенно кивнул.
— А если пострадают заложники? — показал товарищ Максим на заложников, потому что слова они не понимали, а жест и просительные интонации должны были.
— Заткнись! — повторил Иванов заученную фразу.
— Давай их лучше отпустим.
— Заткнись! — в третий раз, как попка, сказал Иванов.
— А если я откажусь выполнять твои приказы, ты меня, конечно, убьешь? — спросил товарищ Максим, налегая на слово “убьешь”.
— Убью! — согласился Иванов.
И сделал осторожный шаг в сторону товарища Максима, который глазами требовал к нему приблизиться.
— Не пугай, я все равно не буду! — бесстрашно крикнул товарищ Максим, перекрывая своим телом Иванова и корча страшную рожу.
— Руку, руку, дурак!
Подчиняясь, Иванов поднял правую руку.
— На, бей, сволочь! — потребовал товарищ Максим.
Иванов, соглашаясь, тряс головой, но никак не мог решиться нанести удар. Мозгляк!
— Бей, падла, бей! — призывал товарищ Максим.
И, так и не дождавшись, подался чуть вперед, дотронулся лицом до кулака Иванова и вдруг, громко вскрикнув и всплеснув руками, отлетел метра на два назад, грохнувшись навзничь на пол и свалив на себя что-то из мебели. На лице, в том месте, куда его ткнул Иванов, выступила кровь.
Товарищ Максим вскочил на ноги и бросился на Иванова. Который инстинктивно выставил вперед руки. Товарищ Максим наткнулся на них и кубарем покатился назад.
Заложники с ужасом наблюдали за тем, как один гангстер избивает другого гангстера.
Товарищ Максим схватился рукой за табуретку.
— Ну-у! — свирепо взглянул он на Иванова. — Ну, говори, сволочь!
— Положи табуретку! — совершенно искренне завопил Иванов и направил на товарища Максима пистолет, в котором не было патронов.
Заложники зажмурились.
Но гангстер в другого гангстера стрелять не стал, потому что тот вдруг бухнулся на колени и стал его о чем-то умолять и стал плакать, пытаясь цепляться за ноги. Наверное, просил пощады.
— Ладно, — сказал Иванов, — живи, падла! Заложники облегченно вздохнули. И оператор прослушки вздохнул. И набившиеся в спецмашину и разобравшие наушники полицейские тоже вздохнули.
— ...“Падла” — это такое непереводимое русское оскорбление, — дал объяснение по последнему прозвучавшему слову переводчик.
Теперь все стало очевидным. Стало очевидным, что второй гангстер не был гангстером, а был фактически заложником. Пятым заложником.
— Он что, действительно мог его убить? — спросил какой-то полицейский.
— Мог! — печально ответил Пьер Эжени. — Этот — мог. Он уже столько раз мог... Этот кого угодно может!..
Глава 48
Брифинг проходил в накаленной, недружественной обстановке.
— Но ваши милиционеры, особенно инспектора ГИБДД, берут взятки и грубят! — возмущенно кричали с мест журналисты.
