— Мистер Мун, — кто–то тронул его плечо, — проснитесь!
Мун ошалело вскочил. Перед ним стоял командир.
— Сейчас мы взлетаем… Я только жду, пока водолаз поднимется. Начинается шторм.
Мун заметил, что пол качается чуть сильнее, чем обычно.
— Ну и что? — упрямо спросил он.
— Если останемся, не сумеем взлететь. Знаете, что с нами тогда будет? Я уже не говорю о водолазе… Инструкция предусматривает, что даже при волнении в один балл подводные работы должны быть прекращены.
— К черту инструкцию!.. Дайте мне хотя бы еще полчаса!
— Это бесполезно. Если за два дня ничего не нашли, то за полчаса тем более.
— Бесполезно! Бесполезно! Вы повторяете это не в первый раз. Но вопреки всему я тогда все же нашел то, что искал. Еще полчаса! Слышите?!
— Если вы настаиваете, мы можем вернуться после шторма.
— Вы знаете, какой силы он будет?
— Синоптики предсказывают десять баллов.
— А как долго он будет бушевать, даже они не скажут. За это время волны могут окончательно разрушить самолет и унести обломки бог весть куда!.. За это время может черт знает что случиться… Может начаться новое подводное извержение… Мы обязаны сделать еще одну попытку.
— Не могу, — отвечал командир. — Я отвечаю за безопасность.
— А я отвечаю за всю операцию… Слушайте! В случае удачи Брэдок платит мне десять тысяч. Вы получите четверть, если останемся еще полчаса… Почти сто долларов за каждую минуту!
— Принимаю! — улыбнулся командир.
— Мое предложение?
— Да. Для сатирического приложения к информационному бюллетеню бизнесменов «Время — деньги!» — Он громко засмеялся. — Ладно! Поговорите с водолазом. Если он согласен рисковать…
Тридцать минут. Никогда раньше Мун не предполагал, что в пустячные тридцать минут может уместиться целая вечность. Он исступленно глядел на медленно ползущую по циферблату минутную стрелку. Его не покидало чувство, будто ему сделали операцию и, вынув сердце из груди, пересадили в эти мерно пульсирующие часы. Двадцать семь минут… двадцать восемь, девять…
— Пора подниматься, — сказал командир. — Барометр резко падает.
— Еще пять минут! — умоляюще попросил Мун, но, взглянув на все усиливающуюся белую рябь, на закрывшую горизонт черную стену, отрывисто скомандовал: — Быстрее! Поднимайте быстрее!
Барабан ускоренно завертелся. Внезапно движение замедлилось. Помощник водолаза с видимым усилием вертел лебедку.
— Что случилось? — спросил Дейли в телефон.
— Какая–то чертовщина зацепилась… Сейчас… — голос водолаза оборвался. Почти одновременно ускорились обороты лебедки.
— Что? Что там такое? — крикнул Дейли. Молчание.
— Говорите! Почему молчите? Водолаз не отвечал.
Когда над водой показался оборванный телефонный кабель, они поняли причину. Какой–то груз запутался в кабеле и, оборвав его своей тяжестью, повис на нем. Едва водолаз вынырнул на поверхность, как к нему потянулась дюжина рук. Рывком его вытащили из воды. Еще не был отвинчен шлем, а люк уже закрылся. «Молния» пробежала по пенной дорожке и, взревев моторами, круто взлетела в небо.
А внизу с ревом надвигалась штормовая волна. Еще минута — и водная гладь, с которой только что стартовал самолет, превратилась в кипящий котел.
Самолет швырнуло. Пойманный кабелем груз с грохотом покатился по металлическому полу. Мун наклонился. Еще ниже. Опустился на колени. Виток за витком принялся раскручивать толстый провод. По мере того как груз освобождался от кабеля, побледневшее до землистой серости лицо Муна принимало нормальную окраску.
— Посмотрите, — шепотом пригласил он Дейли. — Знаете, что это за штука?
Дейли, помогавший водолазу снять скафандр, обернулся. На полу лежал кусок металла. Неправильной овальной формы, с отверстиями посередине и оплавленными краями. Намертво приварившиеся к ним расплавленные куски инородного металла и авиационного латекса доказывали, что Мун ошибался — очагом пожара был не передний багажник, а углубление шасси.
Но в главном он не ошибся. Вещественное доказательство, что взрыв произошел от бомбы с часовым механизмом, было налицо.
— 9-
Центр Сингапура поражал белизной. Белые пробковые шлемы полицейских, белые костюмы прохожих, белые кителя военных и моряков, белые высотные здания торговых фирм и банков на обсаженной пальмами Виктория–роуд… Гортанные выкрики уличных торговцев сотрясали воздух. Мостовая была запружена. Велосипедисты, большей частью с полными поклажи корзинами на спине или на багажной раме. Одиночные и парные велорикши. Автомашины всех марок и конструкций. Лимузины с кондиционерами, кабриолеты, допотопные и выпуска этого года, американские, европейские, больше всего — дешевые японские.
Над этим шумным столпотворением стояло ослепительное, пронизанное тончайшей пылью марево. Листья пальм из–за покрывавшей их пыли казались не зелеными, а белесыми. Кое–где чистильщики улиц смывали пыль брандспойтами. Прохожие не обходили их, наоборот, старались попасть под тугую струю. Непривычному к экваториальному климату человеку Сингапур мог показаться огромной парной баней. Лишь продаваемая на каждом шагу вода со льдом да еще уличные душевые кабинки давали кратковременное спасение от влажной и потому вдвойне невыносимой тропической жары.
У Муна и Дейли не было легких тропических костюмов. Не меньше их страдал от жары Свен, облаченный в одолженный бортинженером комбинезон. Но для него это было ничто по сравнению с профессиональными страданиями репортера, вынужденного до поры до времени скрывать от мира потрясающий и притом монопольный газетный материал. Каждый раз, когда они проезжали мимо вывески «Телеграф», Свен норовил соскочить. Мун и Дейли силой затаскивали его обратно на сиденье. От этой периодически возобновляющейся борьбы Мун взмок еще больше. Он старался не думать о жаре. Чтобы отвлечься, принялся разглядывать уличную толпу. Немногочисленные европейцы и американцы терялись среди китайцев, малайцев, индусов, сиамцев.
— Хватит! — внезапно завопил Дейли. — Еще пять минут, и я превращусь в пережаренный бифштекс. Одно из двух: или мы немедленно покупаем тропические костюмы, или… или придется показаться сингапурским дамам совсем без костюма.
— И тут же уплатить штраф за нарушение общественных приличий, — заметил Свен.
— Не страшно! Все расходы несет мистер Брэдок! — возразил Дейли.
Мун приказал подъехать к ближайшему магазину готового платья. Ловко маневрируя между напиравшими со всех сторон автобусами, автомобилями и велосипедистами, водитель свернул в боковую улицу. Белое великолепие Виктория–роуд сразу же сменилось одноэтажными домишками, почти черными от многолетнего слоя пыли и грязи. Вся улица представляла собой сплошной торговый ряд. Магазин готовой одежды принадлежал толстому китайцу. Костюмы висели прямо на улице. Кабинки для примерки отсутствовали. Постоянные покупатели не испытывали в них никакой нужды. Не в меру стеснительный посетитель мог переодеться в самой лавчонке, куда владелец на ночь запирал товар. Выбрав костюм с японской фирменной маркой, Мун, не торгуясь, заплатил запрошенную цену, чем немало удивил владельца. Беспрерывно раскланиваясь и расплываясь в улыбках, тот аккуратно завернул сброшенную покупателями потную одежду. Упаковочная бумага была покрыта надписями на английском, малайском, китайском и хинди: «Покупайте у Мин Лао–тсе!» Тот же призыв красовался на зубочистках, преподнесенных покупателям в качестве даровых сувениров.
— Видите, что значит реклама, — с философским видом произнес Дейли. — Каждый раз, когда у вас в зубах застрянет зернышко риса, вы сразу броситесь за покупками к Мин Лао–тсе! Напрасно отказываетесь рекламировать нашу фирму.
