Ужинал он один, просматривая видеозапись заявления Паншинеа. Сказано было только о том, что представители императора встретились с представителями данбинцев и что был выдвинут ультиматум сроком на сорок восемь часов. Палатон выключил экран, размышляя над этим ультиматумом.
Неужели город Малаки настолько непредсказуем, что сорока восьми часов будет достаточно, чтобы избавиться от всех улик до Переселения? Или же они решатся на общее уничтожение? Что они скрывают и что стремятся завершить? Дети, которые больше не являются на тестирование, чтобы проверить свои способности и узнать, смогут ли они войти в Дом — это могло изменить все общество Чо. Простолюдины, которых нельзя назвать Заблудшими, но которые совершенно не знают принципов использования своих бахдаров… Палатон предвидел настоящий хаос. Он даже представить себе не мог, что ждет планету в будущем.
А что видел Малаки, пытаясь заглянуть в будущее?
Палатон беспокойно вышагивал по комнате. Он подошел к окну и увидел, что столица замерла, пораженная первым по-настоящему холодным дыханием зимы — мимо окна пролетали снежные хлопья, они ложились на землю, заглушая звуки и цвета. Уличные фонари высвечивали вихри хлопьев, наполняющих город. Снег пошел совсем недавно — под ним еще кое-где виднелись черные мокрые плешины тротуаров. Палатон наблюдал за снегопадом. Должно быть, ночью он усилится. Затем он озяб и нырнул в пушистый свитер.
Он чувствовал, что его совершенно не клонит в сон. Связавшись со справочной службой дворца, Палатон обнаружил, что его нигде не ждут. Выйдя из комнаты, он направился по длинному изогнутому коридору. Палатон заметил, что его мысли странным образом возвращаются к детям — тем, которые приветствовали его в Данби, тем, о помощи которым просили его люди, тем, которых хотела иметь от него Йорана.
Дети были будущим. Дети без роду и племени, без знания своих возможностей, которым никто не поможет достичь этих возможностей… Он сам не знал свою судьбу и не мог иметь детей от Йораны, не открыв своего досадного прошлого. Сексуальные связи считались очень важными, предназначенными для продолжения рода, и Палатон не отрицал этого. Раньше отказываться от них было нетрудно, но теперь он находился в расцвете сил, и предложения стали делать ему самому. Этим он был обязан своему Дому и званию тезара, ибо в его роду способности устойчиво передавались по наследству, а новые чоя в его профессии были всегда необходимы. Всегда.
Но даже теперь, когда Йорана заговорила о ребенке, Палатон не считал, что сможет помочь ей. Он не чувствовал к ней любви и доверия, необходимых для того, чтобы открыться полностью. Ее красота не скрывала тщеславия. Совет «никому не доверяй», как опасался Палатон, относился и к самой Йоране.
Теперь, когда между ними стояла смерть Дарба, Палатон не знал, сколько времени сможет отказывать ей. Чем больше загадок оставляла смерть Дарба, тем больше сомнений они вызывали. Он совершил что-то такое, что нужно было утаивать, но это делало неясным его будущее. Вероятно, сегодня еще не слишком поздно все изменить, но как знать!
Палатон вынырнул из потока мыслей, поднял голову и обнаружил себя около частного выставочного зала Чаролона, цели его путешествия. Находясь внутри защитной системы дворца, зал оставался незапертым, хотя двери его были прикрыты. Мониторы не следили за его приближением.
Попросив позволения войти, он тут же получил его.
Внутри зал оказался завораживающим. Палатон застыл на пороге, внезапно пораженный зрелищем, открывшимся его взгляду. Спустя долгую минуту он прошел мимо неподвижных и движущихся скульптур, мимо картин и диаграмм, пока не достиг гобеленов и настенных панно. Его неудержимо влек к себе гобелен, вышитый его матерью.
Его изумляли все детали этого полотна, созданного переплетением нитей и вышивкой. Панорама заворожила его, пока Палатон не почувствовал, что стоит в оцепенении — и тут он понял, чего искал.
Перед ним вновь возник его давний сон. Рубиновая капля крови поблескивала на тонком пальце. Позволит ли ей Треза запятнать работу в знак мук и страданий мастерицы или нет? Она поднесла палец к губам… а сейчас, подойдя поближе и всмотревшись, Палатон увидел, что буроватое пятнышко, выцветшее, почти прозрачное, как слеза, коснулось немногих нитей.
Несколько лет после ее смерти он считал свой сон только ожившим воспоминанием, которое воскресило горе. Теперь же он не мог оторваться от этого пятнышка, забыв, где находится. В том сне- воспоминании мастерица передумала и не стала портить работу. Второй шанс. Палатон в удивлении прикоснулся пальцем к пятну.
Эта часть гобелена изображала Великий Круг Хаоса над Чо, а на его нитях балансировали символические изображения Звездного, Небесного и Земного домов. Круг завис над Чо, готовясь повернуться. А может, его готовится пожрать пламя, поднимающееся над Чо, размышлял Палатон, разглядывая гобелен.
Он долго простоял перед гобеленом. Что общего имеют эти языки пламени с Домами его народа? Это не было классическим представлением рождения Домов, Палатон не мог понять художественную интерпретацию матери. Но крошечное пятнышко крови на Круге вновь и вновь привлекало его внимание. Неужели это весточка, оставленная здесь только для него, чтобы он увидел и понял? Неужели она еще сможет что-то поведать, открыть ему?
— Я чувствую свою неполноценность, мама, — прошептал он, обращаясь к гобелену. — Ты оставила меня, и теперь я не слышу, что ты пытаешься мне сказать, — он устало опустил руки.
Стаккато тяжелых каблуков по полу галереи привлекло его внимание. Палатон бросился к открытой двери и скользнул в нее, слегка прикрыв, не желая быть замеченным. Его роговой гребень мерцал от предчувствия.
Свет в галерее стал приглушенным. Палатон смотрел в узкую щель двери, как в его сторону направляются двое посетителей — один стремительно и резко, другой — вяло, лениво и неохотно. Они оказались в поле его зрения, и Палатон затаил дыхание.
Это были Йорана и молодой чоя, совсем мальчик, блестящими глазами наблюдающий за своей спутницей. Палатон осторожно потянул носом, но не почувствовал исходящего от юноши запаха алкоголя или наркотика. По грубости его рогового гребня Палатон узнал в юноше представителя низшего класса.
Чоя оступился, судорожно схватившись за рукав спутницы, и упал, увлекая ее за собой. Его голова с отчетливым стуком ударилась об пол, и чоя завозился, стараясь подняться с гладких плиток. Йорана выругалась, встала на колени и взялась за плечо юноши, пытаясь помочь ему. Но он оказался слишком тяжелым. Палатон шагнул в зал.
— Можно я помогу вам?
От удивления глаза Йораны сначала расширились, а потом сузились, как щелки.
— Из всех неподходящих мест ты оказался в самом неподходящем. Уходи отсюда, Палатон.
Он нагнулся, чтобы поставить юношу на ноги. Чоя казался ошеломленным. Его губы безобразно растянулись, казалось, он представления не имеет где, с кем и зачем находится.
— Что случилось?
— Никаких вопросов! Ничего, — Йорана одернула мундир. — Прошу тебя, уходи.
Но Палатон уже все понял, ибо внезапно уловил мерцание ауры. Этот юноша совершенно не принадлежал себе, он был высосан, как пустая кожура плода, но его ауру покрывал маслянистый слой, и Палатон понял, чья это работа.
Паншинеа.
У императора другие развлечения, сказала ему Йорана. Например, кража бахдара у невинных и беспомощных? Издевательство над ребенком, не способным защититься? Йорана подняла голову и ахнула:
— Вездесущий Боже! Ты знаешь! Но как ты догадался?
— Как же я мог не догадаться? Куда мы идем?
— Я — уведу его отсюда, а ты — к себе в комнату. Подумай о собственной жизни. Уходи отсюда, пока можешь.
Он медлил еще минуту, отведя растрепанные пряди с ее лица, чтобы она видела лучше. Ее кожа казалась мягкой и нежной под его пальцами.
