Людей на улице нет. Слышатся только меканье коз и блеяние овец. Кое-где лениво лают собаки, кудахчут куры да кричат петухи.
Лишь в нашем доме все давно проснулись. Мы собираемся в путь-дорогу.
Вот наш Реаш, снова груженный скарбом. Он первым выходит из двора вместе с отцом. За ним дядя Деавит ведет свою лошадь, на нее взвалено два мешка кукурузы. Дядя дал нам ее в дорогу.
Перед выходом, как и в Лахири, пришли многочисленные родственники дяди провожать нас. Я иду рядом с матерью, окруженной ими,
Тетя Мэайно простилась с нами у околицы.
— В добрый путь, Коция, Кати, дети мои! Дальше мы не пойдем. Пусть вас боги провожают и охраняют от всяких бед!
— Пусть боги вас берегут! — подхватили другие и наперебой стали обнимать нас.
Старый Гвамал, сосед дяди трижды плюнул через плечо и только после этого поцеловал меня. Его короткая бородка больно впилась в мою щеку. То же самое он проделал с Верочкой. Та залилась слезами.
— Ребенок плачет! Нехорошо, аи-аи, нехорошо! — воскликнула какая-то старуха. — Не будет счастья, не будет!
— Да ей больно. Смотрите, как Гвамал ухитрился поцеловать ее, — отец указал на щеку Веры, где алело пятно.
— Да, да, если Гвамал свинью поцелует, то и та раскричится. Что вы хотите от такой крошки? — дядя поднял Верочку на руки.
Она тут же успокоилась.
— Что ты говоришь! Фу! — обиделся Гвамал. — Я со свиньей целоваться не собираюсь, сквернослов ты, невежа!
— Вот поэтому они и не кричат, а спят себе спокойно, — засмеялся дядя.
Плач ребенка расстроил провожающих. Все стали поспешно прощаться.
Наша семья и дядя Деавит, решивший сопровождать нас до Дали, пошли к дороге, тянувшейся вдоль реки по дну ущелья.
Мать была заметно взволнована. Ей явно хотелось повернуть обратно. Но как ни хорошо было у дяди, как ни весело было с новыми приятелями, мне хотелось поскорее добраться до этого сказочного Дали.
По моим представлениям, в Дали не могло быть плохо. Слишком долгий и нелегкий путь лежал туда.
— Не будет счастливого пути! Не будет! Плохие приметы, очень плохие... — не выдержала мать.
— Какие приметы? Что ты говоришь чепуху? — рассердился отец. .
— Верочка плакала на околице. Птицы поют с левой стороны. Собаки лают с левой стороны. Даже солнце и то взошло, когда мы еще не успели повернуть вправо.
— Кати, ты вспомни, — спокойно и рассудительно начал отец, — когда мы выходили из Лахири, ребенок не плакал, все птицы, и собаки, и даже свиньи были справа. Все говорило за счастливый путь. Но до Дали мы не дошли, пришлось всю зиму сидеть на шее у твоего брата. Пойми, Кати, эти приметы — вздор!
— Нет, Коция, ты не прав, не все приметы вздор, — вмешался в разговор дядя. — Некоторые приметы оправдываются. Вот когда пришел Исма и сообщил, что князья свергнуты, у меня зачесалась левая пятка. Ну, думаю, не к добру это. Так оно и есть: опять одолели князья, Сирбисто бежал...
— Князья одолели только здесь, в наших сванских горах и ущельях, — возразил отец. — Эртоба восторжествует, какая бы ни чесалась пятка. Дойдет свет из Широких стран и до наших гор.
Незаметно мы дошли до села Цицуар, расположенного в нескольких километрах от Ленкхери. Здесь жил Исма Цинделиани. Он встретил нас у калитки , своего дома.
Исма стоял, облокотившись левым локтем о частокол. Нога его была обмотана тряпками. Согнутая в колене, она беспомощно висела на костыле. В правой руке он держал рог с аракой.
— Да будет счастливым ваше путешествие! — приветствовал он нас. — Хорошо делаешь, Коция, очень хорошо, что идешь на новое место. Будет вам счастье сопутствовать на вашем пути! Пью за ваше счастье!
— О-о-о, добрый день, Исма! — хором ответили отец, мать и дядя, — Твои беды нам, да будет счастье в твоем доме!
— Что с ногой? — не удержался я от вопроса. Детям не разрешалось вмешиваться в дела взрослых, но вид забинтованной ноги заставил меня отойти от приличий.
— Эх! Мой мальчик! — с горечью ответил Исма. — Мою ногу угробила Маниай, проклятая колдунья! Ты, мальчик, никогда не доверяйся этим колдунам. Лучше нигде не лечиться, чем у них.
— Какая колдунья? Мы ничего не знали о твоей болезни.
— Никакой болезни и не было. Простой чирей вскочил. Таких чирьев у меня было больше, чем грехов у Дадешкелиани. Я их и за болезнь не считал.
А тут, как назло, посоветовали обратиться к этой колдунье Маниай. Я, дурак, поверил. Моя голова, Коция, никогда не была туго набита умом, ты знаешь...
— Мы всегда считали тебя, — начал отец.
— ...глупым человеком, — не дал ему договорить Исма. — Если бы вы меня считали умным, то это плохо: значит, вы глупы. Но это не так. Глуп только я.
Он махнул рукой в знак того, что его утешать не нужно, он сам знает, какой он, и пригласил войти в дом.
Жена и дочь Исмы роздали всем по куску чурека с сыром. А Исма наполнил рог и передал отцу.
— Как можно считать меня умным? — не унимался Исма. — Я охотник, друг Деал и святого духа лесов, поверил беззубой Маниай. Она начала меня лечить заговорами. Долго прыгала, танцевала вокруг меня, бормотала что-то под нос. На третий день укусила меня за ногу около больного места. С тех пор и страдаю.
Отец произнес здравицу в честь Исмы, пожелал ему скорейшего выздоровления, отпил глоток и передал рог дяде. Тот проделал то же. Пить до дна не было принято. Идущие в дорогу ограничивались символическим изображением выпивки.
— Ну, нам пора, — заключил отец, когда обряд проводов был окончен. — Ты, Исма, ложись, выздоравливай.
— Счастливого вам пути! Дадут вам боги счастье! — попрощался охотник и, не выдержав напоследок, заговорил о том, что особенно волновало всех. — Коция, власть опять в руках князей. Но теперь они другие. Тенгиз заигрывает со сванами. Он — змея, сатана. Смотри, если его люди встретят тебя, будь осторожен. Говорят, он вербует сванов к себе против Сирбисто. И некоторые дураки поддаются на его удочку. Смерть им собачья в помойной яме!
— Нет, Исма, — решительно ответил отец, — на уговоры я не поддамся. Как ты мог подумать такое? Мои братья — товарищи Сирбисто. Да и сам я тоже кое-что понимаю...
Миновав село Цицуар, мы вошли в лес. Дорога и снова шла над обрывом. Внизу, как и раньше, бесновался Ингур. Сквозь редкие прогалины в густой листве он казался огромной массой мыльной пены, заполнявшей все Ленкхерское ущелье.
Дорога здесь была довольно широкой, и мне вместе с Верочкой поручили идти вперед. За нами плелся Реаш.
Из-за высокого, поросшего мхом, камня вышли два человека. Я вздрогнул от неожиданности.
— Остановитесь, — громко приказал незнакомец и подошел к нам. В руке он держал пистолет.
Третий раз нападали на нас. Я уже не ощущал страха. Была только злоба против этих людей, которые мешали нам идти в Дали, не давали нам начать новую жизнь, мечту о которой внушил нам всем отец.
Отец, дядя и мать остановились, растерянно глядя на человека с пистолетом.
Бандит прошел мимо меня. Я пристально посмотрел в его почему-то красные глаза, которые он не отрывал от взрослых. Верочка зачем-то дотронулась рукой до его чохи. Он ткнул ее свободной от пистолета рукой. Вера отскочила в сторону, прижалась ко мне и залилась слезами.
Бандит взял из рук дяди уздечку, ловким движением разрезал веревки, связывающие на спине
