верхом, оперся локтями о его спинку.
– Как ты вообще живешь, Якоб?
– Не те сейчас времена, чтобы жаловаться.
– А что ты думаешь о положении дел, Якоб?
– Гм, что ж, видно, скоро этой сволочи крышка.
– Это с одной стороны, – возразил Красный Карл. – Но с другой стороны, именно сейчас мы должны развернуться. – Он вскочил со стула и заходил взад и вперед по комнате. – Я совсем потерял покой, – сказал он.
Не отрывая взгляда от собеседника, Якоб раскурил трубку. Красный Карл остановился у окна, глядя в светлое весеннее небо. Со двора доносились крики мальчишек, играющих в футбол.
– Да, скоро немцам крышка, – повторил Красный Карл. – Но я сейчас прямо как одержимый. Пожалуй, так я волновался только накануне моего первого публичного выступления. Не терпится мне сойтись с немцами в открытом бою! Я просто мечтаю об этом. Но порой я прихожу в отчаяние. У них пушки и танки и четыре тысячи хорошо обученных солдат. А мы можем выставить против них от силы полторы тысячи человек, вооруженных автоматами и пулеметами.
– Н-да, не густо, – согласился Якоб.
– У всех наших – жены и дети, и я несу ответственность за жизнь каждого. Я сражался в Испании и, право, знаю, что такое война, но сейчас, когда от меня зависит судьба стольких людей, я не знаю покоя. А если я неверно расставлю наши силы и по моей вине погибнет кто-нибудь из бойцов?
– Война есть война, – сказал Якоб и снова зажег потухшую трубку.
– Может быть, ты лучше поймешь меня, если я расскажу тебе кое-что. Недавно я говорил с одним из наших – уполномоченным Совета Свободы, он просил передать Фойгту привет от жены. Ее привезли в Швецию из концентрационного лагеря с эшелоном Красного Креста. Она лежит сейчас в шведском санатории тяжело больная – у нее туберкулез обоих легких. Уполномоченный говорил, что она ужасно изнурена и измучена, но радуется как дитя, предвкушая встречу с мужем.
Якоб молча поглядел на Красного Карла.
– Я не сказал тому человеку, что Фойгта нет в живых. Но, как только смогу, я сам поеду к ней и все ей расскажу. Но это еще не все. Умер в концлагере Хольгер Йенсен – помнишь, полиция арестовала его двадцать второго июня сорок первого года. Его жену и детей я тоже должен оповестить.
– Я хорошо знал Йенсена, – откликнулся Якоб. – Он возглавлял компартию в нашем городе, прекрасный был человек.
– Гляди, – сказал Красный Карл. Вытащив из внутреннего кармана какой-то лист бумаги, он разложил его на обеденном столе. Это была карта города и его окрестностей. Якоб склонился над ней. Мартин лишь слегка покосился на бумажный лист, не решаясь проявить неуместное любопытство.
– Гляди, – повторил Красный Карл, – вот позиции немцев. А вот позиции, которые займем мы сами в решающий момент. Но выступим мы только тогда, когда получим приказ из штаба союзников. Немцы были бы рады спровоцировать нас на преждевременное выступление, с тем чтобы окончательно уничтожить нас, а затем бросить все наличные силы против англичан. Как видно, в Ютландию вступят именно англичане.
Якоб молча кивнул и выбил трубку в цветочный горшок на подоконнике.
– И все же может случиться, что нам придется выступить до установления связи с войсками союзников. Возможно, надо будет помешать военным операциям немцев. Мы должны вывести из строя все мосты через реку, железнодорожные пути и шоссе и одновременно сами перейти в наступление, чтобы сковать силы противника. Необходимо также занять электростанцию, газовый завод и важнейшие предприятия города и удерживать все эти объекты во что бы то ни стало. На случай такого выступления мы разбили наши силы на две группы – северную и южную, – пояснил Красный Карл и показал расположение обеих групп на карте.
– Северной группой будет командовать наш бывший полицмейстер, – продолжал он. – Но меня сейчас больше всего волнует судьба южной группы, потому что руководить ею и отвечать за нее буду я. Все это я рассказал тебе не просто так, а с умыслом. Я хочу спросить тебя кое о чем. Если случится, что меня убьют, согласен ли ты, Якоб Карлсен, взять на себя руководство южной группой?
Задав свой вопрос, Красный Карл поглядел Якобу прямо в глаза. На какой-то момент суровое лицо Якоба утратило привычное выражение невозмутимого спокойствия.
– У меня же нет никакой военной подготовки! – сказал он.
– Это нам известно, Якоб, но командиры четырех рот южной группы все равно настаивают, чтобы моим преемником был именно ты – если меня убьют. Вполне естественно, что мои люди учитывают и такой поворот: война есть война!..
– Ладно, я согласен, – ответил Якоб. Склонившись над картой, они продолжали вполголоса обсуждать что-то, а пальцы их скользили по карте от одного пункта к другому. Мартину пришлось открыть чердачное окно, чтобы густые клубы табачного дыма выползли наружу.
Небо было ясное, синее, испещренное прозрачными, точно вуаль, облачками. Под ними, словно черные стрелы, скользили ласточки.
Когда на часах пробило полдевятого, Мартин спросил:
– Включить Лондон?
– Включай, включай, – сказал Якоб. Он по-прежнему стоял над картой, запустив руку в седые волосы и прислушиваясь к словам Красного Карла, который посвящал его в план операции.
– Нам необходимо создать вербовочные пункты, чтобы набрать достаточное число бойцов, – все так же тихо говорил Красный Карл.
Повертев ручку приемника, Мартин вскоре нащупал знакомые позывные – отрывистый барабанный бой. Затем раздались звуки горна и труб, после чего привычный голос произнес:
– Говорит Лондон, Би-би-си. Начинаем передачу для Дании.
Диктор охарактеризовал сдвиги на фронтах, происшедшие за последние часы, и отметил, что число военнопленных непрерывно растет. Затем неожиданно наступила пауза.
– Минуточку, – объявил диктор, – только что мы получили важное сообщение. – Резкий шум глушителей наполнил комнату. Красный Карл и Якоб оторвались от карты, подняли головы и повернулись к приемнику. Когда диктор снова заговорил, ясно было, что он чем-то взволнован. Более того, в его голосе явно звучало торжество. – Нам сообщают из штаба генерала Монтгомери, что все немецкие войска в Голландии, северо- западной Германии и Дании полностью капитулировали.
С трудом переводя дыхание, они встали со стульев и подошли к радиоприемнику. От волнения они не могли произнести ни слова.
И тут снова раздался голос диктора:
– Мы повторяем: как сообщают из штаба генерала Монтгомери, все немецкие войска в Голландии, северо-западной Германии и Дании полностью капитулировали.
Они смотрели друг на друга и радостно смеялись. Первым пришел в себя Мартин.
– Мы свободны! Свободны! – воскликнул он и замахал руками.
– По этому случаю разопьем по чашке настоящего кофе, – сказала Карей.
Мартин рывком распахнул дверь и, перескакивая через несколько ступенек, помчался вниз по лестнице.
Люди выходили из домов, оглядывались по сторонам, радостно приветствовали друг друга.
– Наконец-то победа!
– А часовые у школы все еще топают?
– Топают.
– Эти свиньи, наверно, еще ничего не подозревают.
– Погодите! Завтра от них и следа не останется!
– Пожалуй, ночью здесь уже будут англичане!
– Мы свободны! Свободны!
– Господи, неужели это не сон?
Казалось, только сейчас люди услышали птичье пение, ощутили всю прелесть теплого майского вечера. Им казалось, что будущее расстилается перед ними, как большой прекрасный сад, за которым раскинулись
