крупного бизнеса по рекомендации зам-главы администрации президента Владислава Суркова), трудно предположить, что он начал войну, не заручившись поддержкой Кремля.
Не стоит идеализировать и Геннадия Андреевича. Наши источники именно в его, а не в семигинском, окружении утверждают, что в мае - июне он особо активно консультировался в кремлевской администрации. Похоже, его там заверили: серьезного раскола не будет. И, привыкший к неписаным политическим правилам российской жизни, Зюганов попался в ловушку.
В отличие от своей предшественницы, КПСС, которая имела в своей истории не только страшные и позорные, но также трагические и героические страницы, КПРФ прожила одиннадцать лет своей политической биографии, не свершив ничего выдающегося. Но ее крах парадоксальным (?) образом совпал со временем, когда «красные» идеи вновь стали у нас в стране входить в моду.
Особенно стоит отметить, что идеологических разногласий у Зюганова и Семигина нет - это не раскол на большевиков и меньшевиков. Семигина не устраивает именно персона Зюганова.
Вслед за разделом КПРФ стоит ожидать и раздела фракции. Две группы депутатов-коммунистов в Думе просуществуют недолго. По нашей информации, осенью планируются слушания по законопроекту об императивном мандате, то есть праве партии и/или избирателей отзывать депутата, если он чем не угодил.
Если закон пройдет через Думу, трудно сомневаться в том, что те, за кем останется бренд КПРФ, отзовут депутатов противной группировки, и далеко не факт, что на довыборах фракция коммунистов восстановит свою численность.
На думских выборах в 2003 году фракция коммунистов «похудела» в два раза. Половина досталась блоку «Родина». Пессимисты прогнозировали, что на следующих выборах, 2007 года, перед КПРФ встанет вопрос о преодолении семипроцентной избирательной планки. Ход событий показывает, что для выведения коммунистов за парламентские скобки не надо ждать четыре года. Существуют схемы, значительно ускоряющие этот процесс.
НАЛЕВО, МИМО ГОСДУМЫ
Левые в России есть, просто у них нет денег. Даже - левых
Быть левым с некоторых пор в России стало модно. Не столько потому, что образованное общество глубоко прониклось социалистическими идеями, сколько оттого, что для интеллигента быть правым (хоть державником-националистом, хоть либералом-рыночником) стало уж вовсе неприлично.
Отечественные правые в обеих ипостасях слишком хорошо себя показали за прошедшие полтора десятилетия. Либеральная доктрина обернулась сплошной приватизацией, закономерно приведшей к массовому разорению. А национальные мечтания обернулись войной в Чечне, черносотенной травлей «инородцев» и безудержной демагогией, за которой скрывается глубокое презрение к повседневным нуждам большинства сограждан, озабоченных не «величием державы», а элементарным выживанием (без которого, впрочем, никакой державы не будет - ни великой, ни даже самой маленькой).
Вдобавок последние три-четыре года выявили, что особой разницы между «западническими» и «почвенническими» доктринами, к полемике между коими свелась вся «духовная жизнь» ельцинской эпохи, не имеется. И те и другие принципиально антидемократичны. Первые оттого, что считают отечественное население быдлом, к свободной жизни неспособным и ее недостойным, а другие потому, что убеждены, что великому русскому народу никакая свобода в принципе не нужна.
«У меня с советской властью разногласия эстетические», - говорил Синявский. С некоторых пор отечественные интеллектуалы обнаружили, что с капиталистическим порядком у них эстетических разногласий наметилось не меньше, нежели с коммунистическим. Другое дело, что у массы людей есть к сложившемуся порядку целая гора вполне материальных претензий. И капитализм является для них далеко не абстрактным понятием. Точно так же, как и «осторожная» ностальгия по советским временам предопределена очень простым обстоятельством: при всех очевидных пороках советской системы образца 1980-х годов две трети народа в нашей стране при той системе жили лучше. Не потому, что та система была хороша, а потому, что пришедшая ей на смену в социальном отношении еще менее справедлива.
С тех пор, как интеллигенция полевела, у нее возникла проблема: как совместить свои нынешние антибуржуазные настроения с антикоммунистическими идеями недавнего прошлого? Партийные чиновники могли в один день перекраситься, делая вид, будто ничего не произошло. У интеллектуала же есть своего рода «кредитная история», в духовной жизни значимая на самом деле даже более, нежели в коммерческой.
И тут на выручку отечественному интеллигенту приходит идеология западных левых. Все великолепно сходится. Можно, не отказываясь от неприязни к советскому прошлому, заявить о непримиримой вражде к буржуазии. Все сходится! Или не все?
Начнем с того, что западные левые свои идеи выстрадали и отстояли в политической борьбе. Их антисталинизм есть результат критического не просто отношения к советскому опыту, но и систематической самокритики. И на каждом данном этапе они выступали сразу против ВСЕХ форм угнетения, а не выборочно и поочередно (в отличие от изрядной части нашей интеллигенции, которая сначала ругала коммунистов, восхищаясь Западом, а потом начала злиться на буржуев, ностальгируя по советской державе).
Смысл левой идеологии в том и состоит, чтобы отождествлять себя с огромным большинством народа, которое подвергается ежедневному угнетению.
Дело ведь не в джинсах и рок-н-ролле, хотя и то и другое в определенный момент действительно было порождением левой культуры. Но и то и другое давно освоено и переварено рынком, и в этом смысле на наследие западных 1960-х всевозможные чубайсы и блэры могут претендовать не с меньшим, чем ваш покорный слуга, основанием.
А то, что Троицкий называет чертами современного левого движения, скорее можно определить как перечень симптомов кризиса, который левые переживали в середине 1990-х годов. Именно тогда, после череды поражений модно было рассуждать об исчезновении рабочего класса и о том, что государство - это «зло вообще», но зато теперь оно ничего не решает.
К счастью, преодоление кризиса среди западных левых выражается прежде всего в том, что отбрасываются к чертям всевозможные постмодернистские изыски. Эффективность антиглобалистского движения объясняется тем, что протест радикального среднего класса соединился с оживлением рабочих организаций. Социальная структура общества изменилась, но противоречия и принципы системы остались те же. Возврат к капитализму свободного рынка отбросил общество на много лет назад: отсюда и необходимость многое начинать сначала, оттого и возрождение различных форм фашизма, снова, как и в 1920-е годы, пытающегося конкурировать с левыми за влияние на низы общества.
Духовный и идейный кризис, характерный для западных левых 1990-х годов, почти миновал Россию стороной, но лишь потому, что на протяжении прошедшего десятилетия массового левого движения у нас в стране не было (тут невозможно не согласиться с Троицким), ни одна из партий, заседавших в Государственной Думе, к левому спектру отнесена быть не может, даже коммунистическая.
Проблема вовсе не в том, что в России будто бы не усвоены какие-то новые левые идеи, популярные на Западе. Все обстоит как раз наоборот. По части постмодернистских изысков газета «Завтра» ничуть не уступит самым изощренным иностранным изданиям.
Нет, беда отнюдь не в отсутствии новаций. Как раз наоборот, несчастье россиийских коммунистов в том, что они демонстративно выкинули за борт самые простые, традиционные ценности - классовую борьбу, противостояние частной собственности, интернационализм. И сделали вид, будто не знают, что «государственности вообще» не бывает: у любой власти есть определенная социальная природа, а укреплять «государственность», служащую интересам воров, значит соучаствовать в преступлении.
Левым нужна не более изящная эстетика в стиле Артемия Троицкого, а вполне привычные и четкие ориентиры в духе Карла Маркса. Нужны не эстетские разглагольствования о том, что Джордж Сорос и папа римский, в сущности, являются левыми, а вполне конкретная работа, направленная против неолиберального правительственного курса, отнимающего у населения последние остатки социальных
