газу и вскоре увидел выстланные на земле посадочные сигналы, много людей и эллинг. Это было в нескольких километрах от нашего аэродрома.
Дирижабль шел на посадку к эллингу.
Плавный полет дирижабля, кружившего над стартовой площадкой, заинтересовал меня.
«А что, если прыгнуть с него?» — раздумывал я в воздухе.
На другой день рано утром я пешком отправился в деревню С., за которой стоял эллинг. Войдя внутрь, я был поражен: чудовище, точно исполинский шелковый кокон, спокойно дремало под крышей эллинга. В воздухе дирижабль казался меньше. Здесь он был высотой не ниже пятиэтажного дома.
Познакомившись с командиром дирижабля, я рассказал ему о своих намерениях.
В Советском Союзе еще никто не прыгал с дирижабля. Если эксперимент оправдает себя, почему бы не обучить прыгать с парашютами и команду дирижабля?
Командир дирижабля согласился.
Я помчался в часть за своими парашютами и возвращался оттуда в сопровождении укладчика и двух наших летчиков. Мы подъезжали к деревне С., когда меня окликнул прохожий охотник.
Я оглянулся и рассмеялся. Передо мной был мой старый командир звена истребителей Георгий Голицын, приехавший сюда проводить отпуск. Он неоднократно прыгал с парашютом и теперь, увлеченный моим рассказом о предстоящем прыжке, решил отправиться со мной. Бросив ружье в повозку, Голицын отправился вместе с нами.
Первый прыжок из гондолы
В эллинге было еще темно. Сквозь редкие окна крыши осеннее солнце бросало желтые вялые снопы света на огромную спину дирижабля.
Сборы к полету были длинные, утомительные.
Меня как летчика, привыкшего к моментальным взлетам с площадки, нервировала процедура подготовки дирижабля к полету. Стартовая команда (более 60 человек), держа свисающие с боков стропы, с криками и уханьем медленно выводила дирижабль из эллинга. Когда наконец дирижабль был уже на площадке, началась процедура уравновешивания, то есть подгонка веса экипажа и груза дирижабля к его подъемной силе.
Наконец дирижабль рванулся ввысь.
Я привык быстро набирать высоту до 1 000 метров. Дирижабль уходил медленно, набирая высоту большими кругами, и это тоже страшно нервировало меня. Однако лететь было приятнее, чем на самолете: здесь не было толчков, бросков, а было ощущение плавной езды в автомашине.
Мягко урча, моторы работали на малых оборотах. Дирижабль шел со скоростью 25–30 километров в час.
Я строго рассчитываю место приземления. Командир из своей кабины открывает дверь и придерживает ее, чтобы она не закрылась.
Поставив левую ногу на борт кабины, отодвигаю нагрудный парашют вправо и, мягко согнувшись, вываливаюсь за дверь.
Падаю, метров 60 пролетаю и затем дергаю вытяжное кольцо. Парашют раскрывается. Раскрытие парашюта происходит медленнее, чем при прыжке с самолета. Тело мое не получило еще нужной скорости — дирижабль шел медленно, несущая скорость мала. Когда прыгаешь с самолета, то к скорости собственного падения прибавляется несущая скорость самолета, обычно равная 100 километрам в час. Поэтому, чтобы нагнать скорость, необходимую для раскрытия парашюта, я должен был пролететь какое-то расстояние затяжным прыжком.
Приземлившись, я сложил парашют и увидел, как дирижабль вторично зашел на курс и из гофрированной кабины бросился вниз Голицын.
С секундомером в руке я все время наблюдал за его падением, желая узнать, через сколько времени произойдет полное раскрытие парашюта. Прыжок вышел хорошим.
Я пришел к убеждению, что дирижабль вполне пригоден для выпуска начинающих парашютистов. В момент прыжков в положении дирижабля не было никаких изменений. По расчетам казалось, что едва он потеряет какой-либо груз, сила газа увеличится — дирижабль прыгнет вверх. На деле этот рывок оказался незначительным.
Чтобы проверить свои наблюдения, я решил повторить прыжки с дирижабля.
Сорвало с крыла
Скоро такой случай представился. Сев в самолет, я попросил летчика подвезти меня до деревни, к эллингу, чтобы прыгнуть на стартовую площадку и поспеть к предстоящему полету дирижабля.
Взлетев с аэродрома, мы пошли низко, на высоте не более 300 метров: мне хотелось приземлиться поближе к эллингу.
Готовясь к прыжку, я вылез на крыло самолета, и вдруг сильная струя воздуха оторвала меня от фюзеляжа. Видимо, летчик держал слишком большой газ. Ничего не поделаешь — пришлось падать. Тем не менее я благополучно и, главное, своевременно опустился рядом с эллингом.
В это время под бодрые уханья команды дирижабль лениво выплывал из своего логова.
Уже смеркалось.
Я вспомнил Евдокимова, желавшего прыгнуть с дирижабля, и позвонил ему в часть по телефону. Он не заставил себя ждать. Вскоре к эллингу подкатила грузовая машина — в ней сидели Евдокимов и несколько красноармейцев с парашютами. Парашюты мы надели студентам, стажирующим на дирижабле, — им очень хотелось прыгнуть.
Повис на соснах
Тщательно проинструктировав группу, я предложил Евдокимову подняться вместо меня, выпустить новичков и вслед за ними прыгнуть самому. Евдокимов охотно согласился. Все расселись по местам, и вскоре дирижабль ушел в воздух.
На высоте 600 метров дирижабль описал три круга. Каждый круг сопровождался прыжком одного из парашютистов, плавно спускавшегося на середину стартовой площадки. Четвертым должен был прыгать Евдокимов.
С интересом ожидая его прыжка, я наблюдал с земли, как дирижабль, описав четвертый круг, миновал расчетные точки и, не выпустив парашютиста, поплыл дальше, не собираясь идти на посадку. Удивление сменилось беспокойством, когда дирижабль, сделав несколько кругов, полетел в неожиданном направлении.
Раздумывая, что же могло случиться, я стоял на площадке и наблюдал за дирижаблем, уходившим к горизонту. Вскоре я вовсе потерял его из виду.
Впоследствии выяснилось, что Евдокимов торопился домой. Чтобы сократить путь и не возвращаться на санях и поездом, он решил прыгнуть на свой аэродром — как раз недалеко от дома. Дирижабль изменил курс, и Евдокимов выбросился, как задумал. Расчеты его, однако, не оправдались.
Прыгнув над аэродромом, Евдокимов плохо рассчитал приземление — его снесло в лес. Он запутался парашютом в высоких соснах и повис на ветвях, в одиночестве созерцая лес и ожидая помощи.
Ему, однако, повезло: командир дирижабля, наблюдавший с высоты невеселое положение парашютиста, подлетел к комендантскому зданию на аэродроме и бросил вымпел с запиской о случившемся.