итальянскому фашизму.
– Его все ненавидят, – подтвердил Рауф, – все как один!
– А поэтому, если мы сумеем объединить все наши силы, клика Зогу не продержится и суток.
– Как же мы их объединим? – спросил Рауф.
– Вот об этом и надо думать!..
На западе солнце уже погружалось в море, как большая красная софра. Облака причудливой формы окрасились багрецом.
– Как красиво!
– Что?
– Закат солнца.
Рауф со Скэндером понимающе переглянулись, будто говоря: «Мы ему о том, что наболело, а он нам о закате!»
– Как подумаешь, что мир так велик, так прекрасен, а жизнь так коротка! – продолжал Йовани.
– Ты послезавтра едешь в Италию, опять сможешь наслаждаться этим большим миром, – сказал Скэндер.
– Да. Хоть на какое-то время вырвусь из этой мрачной тюрьмы.
– А я даже не представляю, какая там жизнь за морем, – сказал Рауф.
– Счастливец!
– Почему это?
– Довольствуешься малым. Чем меньше человек знает, тем он счастливее.
– Что за дикость, – сердито сказал Скэндер. – Ахмет Зогу позакрывал школы и плачется, что у нас излишек интеллигенции, а восемьдесят процентов населения неграмотно.
– Ахмет Зогу тут ни при чем.
– Они как раз и говорят: чем народ неграмотнее, тем счастливее.
– Сами-то они уж больно грамотные. Не видишь разве, как они управляют? На каждом шагу ошибки.
– Ошибка ошибке рознь. Они прекрасно знают, где им надо ошибиться, а где нет.
– Что-то я не понимаю.
– Пошли, – недовольным тоном сказал Рауф. Ему не по душе был весь этот разговор. Не впервые они спорили, но сегодня Скэндер был особенно запальчив, и дело могло дойти до ссоры.
– Пошли.
Когда они вошли в город, уже стемнело, кое-где зажглись тусклые огни.
– Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, Йовани!
Рауф взял Скэндера за локоть.
– Ну что ты кипятишься?
– Просто удивительно, Рауф, откуда у него такие взгляды? Поговорить он мастер, ничего не скажешь. Все тебе растолкует: и первобытный коммунизм, и стоимость, и прибавочную стоимость, а как дойдет до дела, так ничего, кроме рассуждений, от него не дождешься.
– Он такой образованный – целыми днями сидит над книгами. Да и чего от него ждать? Он ведь из богатых, сын Танаса Лимы, самого крупного торговца в городе.
– Погуляем немного?
– Как хочешь.
VI
Как обычно, Скэндер застал своих домашних на веранде. Отец сидел за столом, перед ним – рюмка раки и блюдце с маслинами, мать шила, Шпреса склонилась над книгой, Агим чинил воздушного змея.
– Добрый вечер!
– Добрый вечер!
– Пришло письмо от тети, – сообщил Агим.
– Да? Ну и что она пишет?
– Господину Зетиру не удалось выхлопотать тебе стипендию, – ответила мать.
Скэндер опустился на стул.
– Я так и знал, что не дадут мне стипендию, – хмуро произнес он. – Агим, принеси попить.
– Господин Зетир устроил тебя на курсы.
– Какие курсы?
– Открываются курсы офицеров жандармерии.
– Вот как! – Он взял у Агима стакан. – Значит, господин Зетир советует идти в офицеры.
– Что ты на это скажешь? – спросила мать.
Все смотрели на Скэндера выжидающе, особенно отец.
– Не пойду! – решительно ответил он.
Отец поднял рюмку, отпил глоток и повернулся к Шпресе:
– Принеси рюмочку и Скэндеру!
– Но почему же, сынок? Чем плохо быть офицером? – уговаривала мать. – Поедешь в Италию, получишь мундир. И жалованье хорошее. Тетя пишет, что ты не пожалеешь.
– Нет, мама, я не пойду. Не хочу быть жандармом.
– Ладно, жена, оставь, – сказал учитель.
– О господи, оба вы одинаковые, что один, что другой. Твой отец говорит: «Не хочу, чтобы мой сын был жандармом», а кем же ты будешь? Стипендию не дают, офицером быть не хочешь. Что будем делать?
– Подумаем, – коротко ответил учитель.
За ужином все молчали. Слышался лишь стук ложек и вилок. Неожиданно Агим произнес:
– А как пошел бы Скэндеру мундир! Отрастил бы себе длинные усы, как у жандарма Камбери!
Все рассмеялись.
– Да замолчи ты! – сквозь смех сказала Шпреса. Сравнение с жандармом Камбери, известным грубияном и хамом, еще больше убедило ее в правоте брата.
После ужина учитель позвал Скэндера:
– Пойдем поговорим. Шпреса, принеси нам кофе в гостиную.
Демир сел за свой стол, где обычно проверял школьные тетради. Скэндер остался стоять.
– Давай спокойно все обсудим, – сказал учитель. – Это письмо и меня расстроило. Вот уж не ожидал, что господин Зетир может додуматься до такого. Ждали одного, а вышло другое. Не думаю, чтобы он сам до этого дошел: они хотят меня сломить, сделать соучастником своих подлостей и преступлений. Но ничего у них не выйдет! Я только одного боялся, Скэндер, что ты согласишься.
– Как ты мог подумать, отец!
– Ты молод, думал я, прельстишься карьерой, мундиром, Италией, мало ли?
– Ни за что!
– Я очень рад, что ты против, но надо подумать, что нам теперь делать.
Скэндер нахмурился.
– Надежды на стипендию больше нет, – продолжал отец. – На курсы ты не идешь. Но без работы тоже нельзя. Может, похлопотать насчет места в каком-нибудь учреждении? Пойдешь в чиновники?
– И служить не хочу, – сказал Скэндер. – Чиновник то же самое, что жандарм.
– Знаю, Скэндер. Чтобы сделать служебную карьеру, надо уметь пресмыкаться перед начальством и притеснять народ, надо подличать, лавировать, брать взятки. Ты на это не способен, я знаю, в меня пошел.
В его голосе послышалась гордость за сына, и Скэндер смущенно опустил голову. Сам он всегда гордился отцом, его мужественным характером, всей его жизнью.
– А может, ты пойдешь учительствовать, в деревню, например? – спросил отец, скручивая цигарку. – Учитель – неплохая профессия, Скэндер.
– Это благородная профессия, отец.
– Учитель служит не правительству, а родине. Он воспитывает новое поколение. Так ведь?
